– Гарри Хопкинс. Уберите оружие, Чип.

– Правильно. Гарри Хопкинс. Известный советский агент влияния. Фактически живет в Белом доме. Большинство советников Рузвельта явные члены коммунистической партии. Только и знают, что подлизываются к дядюшке Джо. «Пусть все знают, что дядюшка Джо хороший парень», – говорят эти товарищи. Какой была первая вещь, которую Рузвельт сделал, получив власть? Признал Советский Союз – узаконил головорезов, преступно подчинивших себе Россию, большевиков, которые прямо говорят, что хотят распространить коммунизм на весь этот проклятый мир. Рузвельт и его друзья – любители красного цвета – хотят отдать весь мир советской рабовладельческой империи. Создать единое мировое правительство, которое будет находиться в Москве. Вы что, не знаете об этом, Меткалф?

– Я знаю только то, что вы проклятый фашист, – спокойно произнес Меткалф.

– Это всего лишь слова, – парировал Чип. – Национал-социалисты, нацисты, фашисты – называйте, как хотите, мне все равно. Только подумайте и признайте, что за ними будущее. Соглашаетесь вы или не соглашаетесь с Гитлером – это неважно, но нужно быть дураком, чтобы не видеть, что он получил гнилую распадающуюся страну, наводненную евреями и коммунистами, и очистил ее, превратил ее, черт возьми, в средоточие силы, самую мощную нацию в Европе.

– Тирания – вот что это такое.

– Нет, приятель. Тирания – то, что славянские орды творят в России, с их геноцидом против белой расы. Скажите мне еще кое-что, Меткалф: это ваши богатенькие папа с мамой из «Социального регистра» воспитали вас розовым или вы перекрасились, когда учились в Йельском университете?

Меткалф улыбнулся.

– Так вот в чем дело! Вы думаете, что я коммунист.

– Нет, вы не коммунист, Меткалф. Знаете, кто вы такой? Вы из тех, кого Ленин называл «полезными идиотами». Так он говорил обо всех безмозглых просоветских апологетах и подхалимах в западных демократических государствах, которые, кажется, всегда защищают Коммунистический Интернационал, невзирая на его зверскую сущность. А теперь все вы, полезные идиоты, пытаетесь ввергнуть нас в войну против нации, которая не представляет для нас никакой угрозы. Чтобы миллионы американских мальчишек умерли за рубежом ради Европы под властью дядюшки Джо.

– Вы говорите: «Нация, которая не представляет для нас никакой угрозы»? И это о Третьем рейхе? А чьи танки уже прокатились по Франции и Польше, Норвегии и Дании, Голландии и…

– Lebensraum. Жизненное пространство. Я полагаю, что вы и не заметили, как ваш любимый дядюшка Джо хапал земли направо и налево, пока мы уговаривали Гитлера этого не делать, а? Он уже вторгся в Финляндию и Литву, Латвию и Эстонию, оттяпал куски от Румынии и Польши… И никто не говорит о начале войны. Рузвельт и его хозяева-большевики недовольны тем, как Гитлер разделался с коммунизмом в Германии. Нацистская Германия – это единственный тормоз для большевизма, какой только существует в мире. Неудивительно, что Рузвельт хочет втравить нас в войну. Это колоссальный глобальный конфликт, приятель, и Америка встала совсем не на ту сторону, куда следовало. Белый дом и мальчики в полосатых штанах из Государственного департамента, все они стелятся под дядюшку Джо, а Рузвельт еще и велел своему долбаному приятелю, Альфреду Коркорану, разослать агентов по всему свету, чтобы бороться с Гитлером, единственным настоящим другом, какой у нас есть. Агенты вроде вас, Меткалф, кое-что делают. Вы работаете в поле, проводите акции и потому представляете собой реальную угрозу. Поскольку, если таких людей, как вы, не остановить вовремя, ваши друзья из Москвы скоро пройдут по всей Европе, как дерьмо проходит сквозь гуся.

Меткалф только кивнул.

– Теперь я получил полную картину. Вот почему вы так расспрашивали меня о Кундрове. Вы не были уверены, знает ли о вас советская разведка, и боялись, что он, возможно, раскрыл вашу «крышу».

Нолан пожал плечами.

– Был только один способ убедиться в этом. Я должен был встретиться с вами лично и посмотреть в ваши щенячьи глаза.

– А это означает, что мы должны быть здесь одни, – продолжал Меткалф, не столько обращаясь к предателю, сколько размышляя вслух. – Вы никогда не решились бы показаться кому-то из рядовых. Только не вы. Поскольку вы, наверно, самый высокопоставленный агент рейха в разведывательных службах Соединенных Штатов. Поэтому вы не можете идти на действия, грозящие провалом.

– Вы правы, что я никогда не позволил бы, чтобы меня кто-нибудь таким вот образом заметил. Нет, если бы я имел помощника, это был бы кто-то, полностью достойный доверия. Человек, с которым я работал бы лично. Естественно, доверяя и проверяя. Но вы же знаете нас, парней из ФБР. Мы очень ценим систему дружеских связей. Не то что ваше надутое ничтожество Коркоран с его затраханным «разделением». Господи, до чего же фальшивый тип был! Чертовски фальшивый и опасный.

– Был? – против воли, одними губами произнес Меткалф.

– А, вы о прошедшем времени. Именно так. Боюсь, что мои друзья несколько часов назад нанесли ему визит. Увы, его больше нет с нами. Я слышал, что старик обмочил штаны. Жаль, конечно, его домохозяйку, фрау Шибли, но она попалась на дороге.

– Ты, проклятый выродок! – проревел Меткалф.

Нолан перехватил пистолет одной рукой, а левой сделал небольшой жест.

Меткалф почувствовал движение у себя за спиной, услышал звук, подобный негромкому шороху ползущей змеи, и внезапно что-то обхватило его шею. Он не мог дышать! Что-то вроде тонкой проволоки врезалось ему в горло.

– Благодарю вас, герр Клейст, – церемонно произнес Нолан. Он снова взмахнул рукой, и удавка немного ослабла.

Меткалф закашлялся. Боль там, где удавка врезалась в его горло, была острой, похожей на ожог.

– У моих немецких друзей имеется еще несколько вопросов к вам, – сказал Нолан. – Сейчас самое время вам с ними побеседовать. Впрочем, еще минуточку: что вы делали в Берлине?

– Чтоб ты сдох, поганый ублюдок! – Голос Меткалфа звучал хрипло, удавка уже успела помять ему гортань.

– После тебя, малыш, – отозвался Нолан и опять издевательски подмигнул. – После тебя. – Если во время разговора с глазу на глаз он еще пытался соблюдать какое-то подобие вежливости, то теперь напрочь забыл о ней. – Послушай, наплюнь на все эти игры. Благородный протест? Видели и оценили должным образом. Но здесь не та аудитории, перед которой стоит играть. Ты когда-нибудь видел теленка, который застрял головой в заборе и постепенно подыхает? Нет, навряд ли, не так воспитан. Но поверь – ужасное зрелище. Впрочем… придумал, да, вот на что это похоже. Представь, ты тонешь, очень медленно, и впадаешь в панику, а это еще хуже. Кошмарная смерть.

Нолан снова взмахнул, вернее, пошевелил кистью руки, и проволока, опоясывающая шею Меткалфа, снова натянулась. Меткалф почувствовал, что его лицо покраснело, как будто кровь прилила к голове и никак не могла отхлынуть. Ему показалось, что в черепе одна за другой взрываются крошечные болевые бомбы.

Я только указываю СД нужное направление, называю им имена и местоположение – когда хорошенько изучу материал. Они имеют своих людей, которые занимаются уборкой.

Это был он, убийца из Парижа, из Москвы! Тот, кто убил Роджера Мартина, Амоса Хиллиарда, парней с парижской радиостанции…

Голос Нолана, звучавший где-то далеко-далеко, был полон непоколебимого спокойствия.

– Ну что, Стивен, покончим со всем этим? – сказал он, и в его голосе слышалась чуть ли не нежность. – Со всем, что ты когда-либо делал, и всем, чего тебе никогда уже не сделать? Со всеми женщинами, которых ты перетрахал, и с теми, которые никогда уже тебе не дадут? Будущее зависит только от тебя.

Еще один сигнал рукой – удавка ослабла, и мучительная боль немного утихла.

– Ну что, до тебя начинает доходить? Пойми, мне очень неприятно делать это. Но, увы, приходится. Но не могу не сказать тебе: ты должен был выбрать, на какую сторону встать, и ты сделал неверный выбор. Так как, расскажешь мне правду? Нет? – Взгляд Нолана исполнился печали. – Герр Клейст, будьте любезны, продолжайте.