Но эксперты по обману из наземных служб люфтваффе создали с обеих сторон от звуковой сцены целый ряд псевдокирпичных зданий, превратив весь участок в поразительно точную копию комплекса по производству оружия. Даже искусственно создаваемый дым, струившийся из труб и выпускаемый для того, чтобы привлекать вражеские самолеты, выглядел очень правдоподобно. Оптическая иллюзия была прямо-таки несравненной.

Эта территория, лежащая точно на западе от Берлина, очень хорошо подходила для того, чтобы дурачить британских пилотов, так как в этом районе находилось много важнейших военно-промышленных предприятий Германии: совсем рядом раскинулись корпуса «Сименс крафтверк вест», тоже неподалеку – заводы «АЕГ», фабрики по производству средств связи «Телефункен», танковый завод «Алькетт» и машиностроительный завод «Майбах». Берлин был замкнут в кольцо промышленных предприятий, которые лихорадочно производили в невероятных количествах детали для нацистской военной машины.

Район, конечно, был безлюден, как и все нацистские постройки-мишени, благодаря чему являлся одним из самых безопасных мест в окрестностях Берлина, где Меткалф мог бы встретиться с Ланой и Кундровым. И, что еще важнее, здесь имелось открытое, ровное как стол, заснеженное поле в несколько сот ярдов длиной – в прошлом площадка для съемок на открытом воздухе. Оно отлично годилось для посадки и взлета «Лайзандера»: маленькому самолетику требовалось не более двухсот ярдов пробега.

В небе ярко светила луна в третьей четверти, что было очень удачно, так как пилоту будет хорошо видно землю, подумал Меткалф. Воздушная фотографическая разведка КВФ уже давно сделала детальную карту Берлина, и этот участок – приманка был хорошо известен британским спецслужбам. В конце концов, с августа КВФ произвел более сорока бомбардировочных налетов на Берлин и с каждым разом повышал точность ударов.

Однако следовало соблюсти все процедуры, разработанные для того, чтобы вывоз прошел без помех. Корки дал Чипу Нолану команду помочь Меткалфу с организацией приема самолета. Сотрудник ФБР должен был доставить целый набор необходимого оборудования, в том числе яркий фонарь, который использовался для передачи пилоту условленного опознавательного сигнала азбукой Морзе. Если пилот «Лайзандера» не увидит подаваемых с земли сигналов, означающих возможность безопасного приземления, он просто развернется и, не приземляясь, возвратится в Англию. У Нолана также должны иметься фальшфейеры, возможно, из одного из тайников, созданных в Берлине антинацистским подпольем. Три фальшфейера, сказал Корки, нужно разместить на посадочной площадке в форме большого L, чтобы обозначить дорожку для посадки. Пилот посадит самолет возле первого огня в вершине буквы и выполнит пробежку между двумя другими, расположенными на расстоянии ярдов в сто пятьдесят. Пилот не должен выключать мотор – слишком велик риск того, что двигатель остынет и потом его будет трудно запустить. Если все пойдет так, как надо, самолет пробудет на земле от силы три минуты.

Но надежд на то, что все пройдет легко и просто, оставалось все меньше и меньше. Слишком уж многое могло в любой момент сорваться, слишком много имелось переменных, зависящих от человека.

Псевдозавод был окружен невысоким заборчиком – не ради охраны, а исключительно для создания ее видимости сверху. Меткалф проехал через одни из открытых ворот и остановил «Даймлер» на засыпанной щебенкой площадке перед входом в бетонное здание звукового павильона.

Оглядевшись вокруг и убедившись, что в темноте не прячутся никакие незваные посетители, он вышел из машины и направился к зданию, в котором должен был встретиться с Чипом. Миновав одно из поддельных кирпичных зданий, он поразился тому, насколько натуральными казались нарисованные кирпичи даже с расстояния в несколько десятков шагов. Для усиления иллюзии на фанерном фасаде были нарисованы ряды окон. Декорации имели крыши и стены с прорезанными дверными проемами и несколькими окнами, что создавало замечательно реалистичный эффект.

Он поглядел на часы. Чип уже должен был прибыть сюда.

Он обошел павильон и оказался перед главным входом, глядевшим на заснеженное поле. Изнутри его окликнули – он сразу узнал голос Нолана.

Агент ФБР, державший в руке деревянную корзину, стоял перед удивительно точной копией берлинской улицы: длинный ряд фасадов постройки девятнадцатого столетия, между ними лента имитации булыжника, уличные фонари, почтовый ящик, столики уличного кафе. Меткалф с первого взгляда узнал декорацию к классическому фильму Марлен Дитрих.

– А, вот и вы! – откликнулся Меткалф. – Вовремя. Я рад, что вы уже здесь. Похоже, все будет не так уж просто.

Он окинул взором помещение и, несмотря на владевшую им тревогу, не смог не восхититься увиденным. Оно не уступало размером самым большим европейским железнодорожным вокзалам, но было буквально забито длинными рядами декораций; некоторые из них повалились, но большая часть стояла неколебимо, как будто здесь шла съемка дюжины кинофильмов, которая почему-то ненадолго прервана. Он заметил ряд гротескно искаженных в экспрессионистской манере немецких домов, на фасадах которых вкривь и вкось намалеваны разнокалиберные окна, и решил, что эта декорация могла использоваться в знаменитом немом фильме «Кабинет доктора Калигари». Интерьер роскошной манхэттенской квартиры. Миниатюрное швейцарское шале на фоне нарисованных Альп. Фронтон булочной, на зеркальном стекле золотыми готическими буквами написано «Кондитерская», а за стеклом – вазы с очень аппетитным печеньем из папье-маше. Лондонские крыши, изготовленные в почти натуральный размер.

Чип скромно улыбнулся.

– Ну, вы же знаете, как говорят у нас в Бюро. Ни снег, ни дождь, ни жара, ни мрак ночной… Нет, постойте, это не про нас, а про почту. – Нолан поставил корзину на пол; его глаза смотрели тепло, но не теряли настороженности.

– Как бы там ни было, я рад, что вы здесь.

– Неужели? – улыбнулся Нолан. – Никуда не денешься, приходится уважать принцип разделения всего на свете и всю подобную туфту. Но может случиться и такое, что играть втемную от корешей оказывается опаснее всего.

Меткалф пожал плечами.

– Возможно.

– Знаете, о том, что у нас здесь свидание, мне свистнули из министерства иностранных дел всего час назад. И вся штука в том, что у меня имеются серьезные опасения по поводу оперативной безопасности. А она, кажется, провалена, причем на высоком уровне.

– Вы хотите сказать, что только сейчас поняли это? После того как Корки уже потерял… – Меткалф поспешно прикусил язык. Престарелый разведчик всегда требовал строжайшего разделения информации, не делая исключений ни для кого и ни в коем случае. – Знаете, если вам поручено что-то мне сказать, то говорите сейчас. – Он поглядел на часы и попытался прикинуть, в какой части страны сейчас может находиться «Лайзандер». Ему казалось, что нервы вот-вот загудят, как туго натянутые струны.

– Вы не въехали. Мне сдается, что вам самому есть много чего сказать мне.

– Я и впрямь вас не понимаю.

– Я думаю, что мы до многого допрем, если сложим то, что нам с вами известно и о чем мы догадываемся. Но вы должны раскрыть свои карты. Для начала: что вы делаете в Берлине?

– Да вы же сами знаете. – Меткалф сделал широкий жест рукой. – Собираюсь выбраться.

– Да, но почему?

– Это сложно объяснить, и сейчас действительно не время углубляться в эти дела, верно? Скажу только, что это связано с одним русским источником.

– Ах, русский источник. – Нолан подошел поближе, его вечно улыбающееся лицо сделалось мрачным и решительным. – И вы руководите этим русским источником?

Меткалф пожал плечами; его тревога усилилась.

– В некотором смысле.

– Или русские руководят вами?

– О чем, черт возьми, вы говорите?

– Я должен знать то, что они говорили вам, мой друг. – Нолан произнес это спокойно, но твердо.

– Не понимаю. – Меткалф даже и не пытался скрыть свое замешательство.