В 1347-1348 Новгород называет право Пскова управляться самобытно своим жалованьем: это право состояло в том, что Новгород не назначал туда своих посадников, не звал к суду, следовательно, в других пригородах посадники были назначенные и верховный суд в Новгороде. Так было и в Псковской Земле: пригороды не имели права казнить смертью по своему суду без позволения Пскова; так в 1477 году опочане казнили без позволения Пскова конокрада, и за это Псков наложил на Опочку в наказание сто рублей, т.е. виру. Как пригороды, так и волости в Псковской Земле, в случае каких-нибудь важных предприятий, обращались за позволением к Пскову. Так например, в 1476 г. слобожане Кокшинской волости просили у Пскова позволения построить город на реке Лоде, и Псков дал им на то грамоту. В случае войны, пригороды обязаны были являться с своими ополчениями по распоряжению большого веча; но ополчение их составляло отдельную часть общей всеземельной рати. Оттого встречаются выражения: ладожа-не, рушане, новоторжцы в смысле отделов войска на войне. В Псковской Земле вече приказывало, чрез посадников, собраться ополчениям пригородов в известное место, и они являлись каждое со знаменем (стягом) своим во всем собственном вооружении. Таким образом, сбор рати и содержание лежало уже на попечении пригородов, управлявших тянувшими к ним волостями.
Не один раз повторяются примеры в новгородской истории, что Великий Новгород отдавал свои пригороды в кормленье призванным князьям. Это мы видим еще в XII веке. Когда из Володимерской Земли прибежали в Новгород изгнанники князья Мстислав и Ярополк, то первого посадили на столе, второго в Новом Торгу, а Ярослава, своего бывшего князя, на Во-локе-Ламском. Князь на пригороде был в отношении к пригороду на таком же праве, как князь в Новгороде к Новгороду: не получал пригорода во владение, не был в нем государем, а получал известные доходы и обязывался защищать свой пригород в случае войны; и обыкновенно пригороды, как укрепленные места, строились в таких пунктах, где можно было ожидать неприятеля. Оттого-то пригороды были по большей части близко к границам. Помещение особого князя в пригороде значило, что Новгород считает необходимым усилить средства защиты пригорода и окружающей его волости. Если в пригороде появился таким образом князь, то ничто не устанавливало на будущее время какого-нибудь права или даже обычая непременно держать там и впоследствии князя. Тем менее этот князь имел бы на пригород право долее того времени, на какое ему уступлено управление. Так, тот же Ярополк, о котором сказано выше, переведен в Новгород, и Новый Торг остался без князя. Но после, в 1245 году, в Новом-Торгу явился опять князь (Ярослав Во-лодимирович); чрез то пригород не приобретал никакой особой самостоятельности и князь не получал над ним никакого личного права. Примеры такой отдачи городов в кормленья повторяются. В 1333 году Наримунту отдали Ладогу, Орехов, Корельский город и половину Копорья — страны пограничные. Волости эти были отданы притом наследственно, но они чрез то не уходили из-под власти Новгорода. В 1383 году сыну Наримунта, Патрицию, отданы были в кормленье те же города, кроме Ладоги, а потом отняты и даны Руса и Ладога. Власть князя в пригородах, отданных на кормленье, не могла расшириться до того, чтоб сделаться для него правом, независящим от воли Новгорода. Это доказывается тем, что когда князем Патрикием Нарнмун-товичем стали жители пригородов недовольны, то явились в Новгород и подняли весь город, и большое вече присудило князю другие города; а потом вече совсем изгнало его, когда он оказался негодным к охранению вверенного ему края. Те же пригороды, два раза бывшие в кормленьи, первый раз у Наримунта, другой у его сына, поступили в третий раз Симеону Ольгердовичу. Самая щедрая раздача пригородов была в 1404 году последнему князю смоленскому, Юрыо: Новгород дал ему тринадцать пригородов за крестное целование с его стороны (Русу, Ладогу, Орехов, Тиверский, Корельский, Ко-порье, Торжок, Волок-Ламский, Порхов, Вышгород, Высокое, Кошкин и Городец. Все это значило только , что Великий Новгород принимал его к себе на службу и поручал ему свои волости в управление и защиту, по тогдашним правам и обычаям, с теми доходами, которые шли в пользу князя, как бы в вознаграждение за труды по управлению и охранению вверенного ему края.
Слово волость вообще означало подвластную (волость — власть) кому бы то ни было территорию. В обширном смысле вся Новгородская Земля была волостью Великого Новгорода; пригород, куда по управлению тянула окрестная территория, имел свою волость, которая, в свою очередь, распадалась на несколько волостей, как это показывает выражение: "а се волости Новгородские: Волок со всеми волостями и т.п., встречаемое часто в договорах. Точно то же и в летописях: напр., Волок-Ламский с волостьми, Торжок с волостьми. В тесном смысле волостью называлось соединение поселений, принадлежащих к одному владению. В этом смысле различались волости новгородские, т.е. принадлежащие Великому Новгороду — казенные, по теперешнему образу выражения, — волости боярские, волости св. Софии, — т.е. владычные, — волости монастырские и волости княжеские — иначе киязчина, т.е. такие, с которых доходы следовали князю. В таком смысле погосты заключали в себе волости. В перечислении волостей в смысле частей Новгородской Земли в договорах не соблюдается полнота; то есть о многих не упоминается, вероятно, потому, что на них не было никаких притязаний, а упоминаются только те, на которые великие князья их оказывали. В Псковской Земле кроме волостей существовали губы, на оконечностях всей области. Край но озеру назывался Пецкая губа, но Нарове — Наровская губа. В новгородских владениях встречается слово губа тоже па границах, например, в Новоторжской области Спасская губа.
Обширнейшие и более точные единицы деления новгородской территории были земли, о которых понятия образовались не какими-нибудь правительственными распоряжениями, а естественным путем соображения с географическими и этнографическими особенностями. Позднейшее разделение на пятины, сообразно пяти концам города, не существовало во времена независимости; по крайней мере, нигде не встречается названия пятин; но те самые территории, которые составляли после пятины, назывались такими собственными именами, из которых потом образовались для пятин прилагательные, напр., Вод, вм. Водская пятина; Шелонь, вм. Шелонская пятина и проч. В Псковской Земле отношения пригородов к городу действительно представляли какую-то сообразность и как бы зависимость от концов города. В 1468 г. "весь Псков поделиша по два пригорода на вси концы коему же концу к старым пригородом новыя жеребьем делили". Из этого неясного известия видно только, что во Пскове конец города имел у себя в заведывании, — неизвестно в каких отношениях и до какой степени — псковские пригороды. В новгородском управлении ничего такого не встречается. Правда, в житии Саввы Вишерского рассказывается, что за получением права на землю, где он основал монастырь, он обращался в Славенский конец на вече; из этого заключили, что земля, которой просил Савва, принадлежала к Славенскому концу, состоя в той пятине, которая находилась в заведывании этого конца. Но это место имеет, очевидно, тот смысл, что Савва обратился к большому вечу, управлявшему всем достоянием Великого Новагорода; а это вече, действительно, собиралось на Ярославовом Дворище, находившемся в Славенском конце. Мы встречаем не пятины, а земли. На западе от Новгорода Вод, — между рекою Волховом и морем; неизвестно, включалось ли в Водскую Землю все пространство до границ Новгородской Земли, именно до р. Плюсы, отделявшей ее от Псковской, и до Наровы, где она граничила с Ливониею; — или Вод доходила только до Луги, как впоследствии Водская пятина. Часть этой земли по р. Ижоре и по Неве называлась Ижорою. Здесь были пригороды укрепленные: Ладога на р. Волхов, невдалеке от его устья, город, которого основание теряется в баснословной древности: каменный город в нем построен на горе, в 1116 г. Павлом, ладожским посадником [74]; Орешек, построенный в 1323 году на Ореховом острове при истоке Невы из Ладожского озера; Ко-порье на холме, над рекою Копорою. В 1240 году немцы, овладевши Водью, построили город па погосте этого имени, с тем, что он должен быть центром управления над всею Водью; новгородцы разорили его; в 1280 г. князь Димитрий Александрович построил там снова каменный город; в 1282 г. новгородцы, поссорясь с ним, разорили этот город, а в 1297 году построили опять. Яма и Луга на реке Луге, — первый ниже последнего на правом, а последний на левом берегу (каменные стены города построены в 1384 году). На север от Невы была Корельская Земля, отделявшаяся от Шведской Финляндии рекою Сестрою: здесь на берегу Ладожского озера, при впадении реки Узервы существовал новгородский пригород Корельск, центр новгородского управления над Корельскою Землею.
