Юродивый прожил в обители, куда так странно вошел, сорок четыре года, и преставился, сам себе указавши могилу тем, что незадолго до смерти не входил в церковь, а стоял подле ее стены: когда он умер, тогда была зима и мороз; стали копать могилу — везде земля была тверда, а на том месте, на котором он стаивал, земля оказалась рыхла, как середи лета. По смерти он облекся святостью; рассказывали о многих чудесах, совершавшихся над теми, кто с верою призывал в помощь прочившего святого.
Другой подвигоположник, прославившийся в XV-m веке, основатель Вишерского монастыря, был тверитянин боярского звания, по фамилии Борозда. Настроенный с детства к набожности, он начал молиться и, что называется, монашить. Родственники не благоволили к нему; знакомые смеялись над ним. Вероятно, в его благочестии было что-то такое, что возбуждало насмешки. Он ушел в чужую землю, в виде нищего пришел в Новгород и, скитаясь по окрестностям, выбрал себе место для отшельнического поселения, и состроил хижину на берегу Реки Вишеры. Но как только где проявится пустынник, народ сейчас начинает ходить к нему, — кто из любопытства, а кто из набожности. То же случилось с Саввою — так звали его. Он ушел на реку Со-сницу, и там поселился; но и там его узнали и донесли владыке. Владыка считал себя блюстителем не только монахов, но и всякого проявления благочестия, и послал к нему сказать: как он смел поселиться без благословения владыки. Вероятно, тогда были пустынники, которые под видом благочестия скрывали дурные намерения и вообще обманывали народ своим пустосвят-ством. Пустынник в ответ велел сказать владыке притчу о двух девицах: одна из них сидела у окна и смотрела на позорище, а другая берегла с благоговением и в тишине свое девство и чистоту, и заключил, что первая не сохранит, а другая сохранит свою чистоту. "Подобно последней девице, и я удаляюсь от мира", прибавил он. Рассказ о пустыннике и его ответ возбудил во владыке любопытство; он сам поехал к нему; Савва, услышав, что к нему едет такой сановник, предупредил ему, — пошел к нему на встречу и кланялся ему до земли. Владыка благословил его, поговорил с ним и, уверившись в его непорочности, позволил ему принимать к себе товарищей и заводить монастырь. Как только услыхали, что будет основана новая пустынь, сейчас нашлись благочестивые,пожелавшие спасать свои души вместе с новоявленным отшельником; но земля, на которой они поселились, принадлежала монастырю на Лисьей-Горке. Монастырь стал сгонять его, монахи предвидели, что если Савва утвердится и заведет новый монастырь, то может этим присвоить себе землю, которою пользовался Лисьегорский монастырь. Савва отправил ученика своего и сподвижника Ефрема в Новгород и выпросил от веча грамоту на место над Вишерою. Там труженики построили церковь Вознесения и кельи. Сам Савва соорудил себе столп, и сидел на нем с понедельника до субботнего вечера, каждую неделю: в воскресенье сходил оттуда, обедал с братиею, поучал ее всему полезному, а потом опять отправлялся на столп. Земные плотские связи для него уже не существовали. Его родной брат, услышав о его судьбе, пришел нарочно из Твери повидаться и побеседовать с ним. Савва ни за что не хотел ни видеть его, ни говорить с ним, и только после усильных просьб сошел со столпа, благословил его не как родного брата, а как пришельца, каких много к нему приходило, и возвратился на свой столп, не сказавши ему ни слова. Уже при жизни он творил чудеса. Разбойники боялись его. Однажды, когда он строил церковь, явились к нему удалые; не по своему побуждению пришли они, а бес привел их, чтоб святому сочинить пакость. Детки, — сказал Савва,— помогите мне поднять дерево на стену. Возьмите бревно за тонкий конец". Разбойники, пораженные таким бесстрашным обращением, все схватились за дерево и не могли поднять его; а Савва, при Божией помощи, ощутил в себе такую силу, что сам один поднял дерево и положил его на стену. Как увидали это разбойники, то переглянулись между собою, убежали, рассудив, что с таким силачом плохие шутки. Другой раз, когда уже монастырь имел достояние, принесенное разными хри-столюбцами, удалые собрались его ограбить, но только что подошли к монастырю, как Савва, сидя на своем столпе, ударил жезлом: разбойникам почудился громовой удар и они побежали назад без оглядки. Ему повиновались дикие животные. Однажды выпустил он лошадь свою за монастырскую ограду: медведь съел ее. Савва приобрел другую лошадь. Но медведь и ту съел. Тогда Савва связал молитвою зверя, то есть заставил себе повиноваться, и повел его за собою в Новгород к судьям. "Вот, — говорил он, — этот медведь два раза меня обидел; первый раз я ему простил; а он не чувствует этого, да и другую лошадь мою съел. Я пришел требовать с ним суда". Судьи отвечали: "Отче, поступай с ним как знаешь!" "Пусть же, -— сказал Савва, — он поработает на монастырь за ту лошадь, что съел". И несколько времени медведь, запряженный Саввою вместо лошади, возил деревья, работал на монастырь, отбывая достойное наказание за свое преступление. Огонь не трогал отшельника: сделался в обители пожар, кельи сгорели, а церковь и столп, где святой спасался, остались целы. При жизни он имел дар исцелений: у одного купца сын упал с высоты и не убился по молитвам Саввы. После блаженной его кончины к его гробу приходили страждущие лихорадкою и по вере избавлялись от болезни.
Обитель Саввы Вишерского дала начало другой обители— Перетомской, или Перекомской. Ученик Саввы, Ефрем, подобно Савве, был чужеземец, родом из Кашина, родителей торгового звания; сначала постригся в Калягине, потом, внимая голосу свыше, отправился к Новугороду и спасался в Вишерском монастыре Саввы. Но желая предать себя безмолвию и большему истязанию, Ефрем удалился в пустыню на берег Веренды, и там несколько лет питался, как зверь, былием. Как он после сознавался, ужасный глад мучил его, и он от мучения метался по земле. Но какой-то светлый муж, явившись пред ним, избавил его от этого страдания своим прикосновением. Скоро разнеслась весть о новом отшельнике и к нему стали собираться сподвижники. Явился какой-то Фома, обложенный веригами; явилось много других. Составилась благочестивая община. Ефрем был посвящен во иереи. Ефрем с братиею прокопал канал мимо обители своей из Веренды в Ильмень; и оттого обитель названа Перекомскою, или Перекопом. Ефрем пережил падение Великого Новгорода и умер в 1487 г.
Во всей Новгородской Земле рассеяно было множество монастырей; из них многие приобрели значение и влияние на религиозное чувство, и потому имеют исторический смысл в народной жизни. На Ладожском озере, на пустынной скале, стоял Валаамский монастырь. Основание его кроется в неизвестности. Предание приписывает ему седую древность. В житии Авраама Ростовского существование его отнесено еще к эпохе св. Владимира. Но это известие не выдерживает критики уже и потому, что Авраамиево житие носит несомненные признаки позднего составления. В одном из поздних списков Софийского Ве-менника указывается на 1163-й г., как на время обретения мощей Сергия и Германа и перенесения их в Новгород. Существует рукописное сказание о перенесении их обратно из Новгорода на Валаам. Всему этому противоречит известие, записанное в древней новгородской Кормчей, где сказано, что в 1329 г. "нача жити на Валаамском озере Ладожском старец Сергий"; следовательно, начало этой обители, которая — по всеобщему признанию — создана была Сергием и Германом, относится к XIV-му веку.
С Валаамским монастырем тесно соединена легенда о Магнусе, короле шведском. Она не имеет никакого фактического основания, кроме того, что Магнус, когда воевал против новгородцев, был разбит. Легенда эта говорит, будто шведский король Магнус, преследуемый Богом за свою гордыню, навлек небесный гнев на свое государство, и подданные засадили его в тюрьму. Тут действительно есть историческое основание, потому что Магнус точно был лишен престола, и дело новгородской войны было, между прочим, поводом к неудовольствию против него. Магнус, — говорит легенда, — был освобожден из темницы своим сыном, прибывшим из Мурманской Земли. Сын хотел его перевезти из Швеции в Мурманскую Землю на корабле; на море постигла их буря; три дня качались они по волнам. Наконец, буря занесла их в Полную реку — к монастырю св. Спаса, и Магнус дал рукописание, в котором изложил свою печальную судьбу, признавал свои бедствия Божьим наказанием за то, что покушался на Новгород, и завещал своим потомкам и преемникам никогда не трогать войною русских. Легенда эта есть плод национального чувства новгородцев, одержавших победу над шведами. Понятно, как она составилась. Магнус, в порыве своего рыцарского благочестия, вызвал новгородцев на войну за веру; чья вера одержит победу, на стороне того и справедливость. Очень логически было заставить Магнуса исполнить договор, принять православие и осудить себя на монашеское покаяние за прежнюю дерзость. В конце XIV-го века Сергиева Валаамская обитель дала происхождение другим трем монастырям, имевшим важное значение: Коневскому, Свирскому и Соловецкому.
