Я поняла его мысль: пока бандиты будут считать, что шофер безоружен, они будут вести себя как наглые оборзевшие шакалы.

С трудом я вытащила из-за пояса мужа тяжелый «макаров». Так получилось, что я все еще держала руль, сидя у Артема на коленях. Как я смогу выстрелить, если одной рукой еле удерживаю пистолет?

– Оставь руль, я в порядке, – тяжело выдохнул муж. – Держи пистолет двумя руками.

Сжимая в руках «макаров», я нажала на курок, целя куда-то в воздух.

– С предохранителя сними! Правильно, молодец! Теперь стреляй.

Я осторожно выглянула в окно. Вернее, в проем, окруженный осколками битого стекла. Как раз в поле моего зрения появилась белая «десятка».

Один из ее пассажиров держал странное короткоствольное оружие – слишком большое для пистолета. Наверное, автомат. Это из него получалась такая частая пальба. Не важно, из какого оружия тебя убьют, но странно, что в такие минуты в голову лезет черт-те что!

Стрелок не сразу заметил меня, но в ту минуту, когда он поднял автомат, невероятное удивление отразилось на его лице. Эти несколько мгновений промедления оказались для него роковыми, потому что я успела выстрелить первой. Прямо в его хищный оскал с нелепыми черными усиками.

Он так походил на киношного злодея, что я не испытала никакого сожаления, нажимая на курок.

В кабине будто прогремел гром. Отдача швырнула меня прямо на раненую руку Артема. У меня внутри все перевернулось, когда я увидела его искаженное болью лицо. Однако и краешком сознания я успела отметить запрокинутое лицо автоматчика и сразу сбавившую скорость легковушку.

– Молодчина, – прошептал Артем обескровленными губами.

– Темушка, – просила, нет, умоляла я. – Продержись еще немного, мне надо перетянуть жгутом твою руку. Обычная перевязка здесь не поможет.

Он закусил губу, пока я доставала из дорожной аптечки жгут, йод и бинты.

Наверное, я все-таки нервничала, потому что едва уняла дрожь в руках, когда перетягивала жгутом раненое плечо. А потом, для верности, наложила еще и повязку. Помнилось, что жгут можно держать лишь сравнительно небольшое время, то ли час, то ли два... Видимо, занятие на эту тему я пропустила или проболтала!

Мой ум метался в поисках выхода: что делать? Артем еще удерживал руль, но в любую минуту его могло накрыть беспамятство. Как быть тогда?

– Садись, как сидела, – медленно проговорил Артем, когда я наконец закончила перевязывать его плечо: в последний момент я вспомнила, что нельзя лить йод в открытую рану, надо лишь обработать края. – Опять положи руки на мои. Почувствуй машину.

Некоторое время мы так и ехали, а потом откуда-то с проселочной дороги выскочил синий пикапчик и некоторое время ехал рядом с нами.

Сидящий справа пассажир, словно не веря своим глазам, смотрел на разбитое стекло, а когда перевел взгляд ниже, у него вообще отвисла челюсть – видимо, вся дверца была изрешечена пулями.

– Вам милицию вызвать? – прокричал он.

– Не надо, – подчеркнуто спокойно ответила я; у Артема же сил на какие бы то ни было разговоры попросту не было. – Лучше скажите, далеко ли до ближайшей больницы?

– Десять километров. В Орловской. Второй поворот налево. Не пропустите, там указатель сломан.

Пассажир оглядывался до тех пор, пока машина опять куда-то не свернула. Я отчетливо представила себе, как он будет рассказывать об увиденном своим знакомым: «За рулем – баба. Сидит на коленях у мужика. Вся машина в дырках, все стекла побиты...»

Ему не будут верить, мол, такие боевики не для наших тихих мест, а он станет спорить и доказывать, что все увиденное правда.

Человеку свойственно если и проникаться чужими бедами, то не настолько, чтобы забывать о своих. И пока тебя не клюнет жареный петух, как говорит мой свекор, ты будешь относиться ко всякого рода рассказам, как к кинофильмам – просмотрел и забыл...

Я опять размышляла о всяких не относящихся к делу вещах. Наверное, чтобы не поддаваться панике. Причем эти размышления действовали на меня столь странным образом, что я переставала думать о том, что веду такую большую машину – «КамАЗ»! Впервые в жизни. Причем начала считать, что это не так уж и страшно, и машина, кажется, даже слушается меня.

– Никаких поворотов в сторону, – процедил сквозь зубы Артем, но от слабости произносил это вовсе не грозно, хотя я не испугалась бы и истошного крика. – Езжай прямо, до основной трассы. Я потерплю. Мне уже лучше.

– Помолчи, – сказала я строго. – Тебе еще понадобятся силы, чтобы дойти до приемного покоя. Я тебя все равно не донесу!

Теперь моя голова прояснилась настолько, что в ней появились трезвые мысли. Прежде всего, оставлять Артема одного в машине нельзя. То есть это я к тому, что надо будет и в самом деле дойти до больницы. Кто знает, как близко от нас эти шакалы в белой «десятке». Пока я буду вести переговоры с врачами, оставлю мужа в кабине одного, они подкрадутся да и угонят машину вместе с ним!

Мне было плевать, глупо или не глупо я рассуждаю. Я была одна – не считать же помощником моего раненого мужа, который держался в сознании лишь огромным усилием воли, – совета спросить было не у кого, а бездействие, как сказал какой-то литературный герой, становилось смерти подобно.

Нет, надо не просто добиться помощи для Артема в сельской больнице, но и оставить его там. На мгновение у меня мелькнула мысль, что и это может быть для мужа опасно, но если о нападении на дальнобойщика сообщить в милицию, а бандитов увести за собой... В конце концов, нужны-то им деньги. А машину пусть крадут у милиции, если смогут...

Я проделала тяжеленную работу: уговорами, прикрикиванием, чуть ли не шантажом мне удалось добиться от Артема, чтобы он, хоть и с огромным трудом, переместился на место пассажира. Сразу стало легче нам обоим. Я уже почти не боялась вести фуру, а раненому мужу тоже становилось все труднее держать меня на коленях, так что он даже облегченно вздохнул. И тут же впал в беспамятство.

Да, у меня больше не было страха перед громадой «КамАЗа», зато мною овладел страх другого рода. Перед моими глазами вдруг появилось мертвое лицо Саши. Я смотрела на лицо Артема, с которого стремительно исчезали краски жизни, и невольная аналогия упорно просилась на ум: «А что, если и Артем ранен смертельно?»

Но эту подлую мыслишку я даже не захотела додумывать до конца! И не заметила, как стала ругаться вслух. Не хуже портового грузчика. Я ругала последними словами эту дуру Беллу Решетняк, которая позволяет себе думать о смерти любимого мужа! А вдруг беду можно накликать, размышляя о ней?! Я ругала этих козлов – бандитов, которых поманили легкие денежки. Легкие? Да они вам тяжелее свинца покажутся! Слышал бы мои угрозы некий Рафик, небось обхохотался бы...

Я взглянула в зеркало: белая «девятка» опять появилась сзади. Висела на хвосте с упорством гончей, преследующей истекающую кровью дичь.

Где эта чертова больница?! Где этот мужик, который говорил о каких-то десяти километрах? Если их действительно десять, то они – самые длинные в моей жизни. Я ехала целую вечность, а не только второго поворота, но даже первого до сих пор не достигла.

Машину я вела наверняка плохо. Фура рыскала по шоссе туда-сюда. Возможно, поэтому бандиты не рисковали приближаться. И правильно делали, потому что вздумай они пойти со мной параллельным курсом, я шарахнула бы их о первое попавшееся препятствие, не думая о последствиях...

Мой внутренний голос вдруг прошипел зло: «Посмотрите на эту суперменшу! Из-под волчьей шкуры, которую она пытается на себя напялить, торчит дрожащий заячий хвост!»

Да, я трусиха и боюсь, как все, но я зла. Ох, как я разозлилась на тех, кто посмел, не считаясь со мной, кроить мою жизнь по своей мерке! Попытались убить моего мужа! Они пожалеют об этом! Пусть даже я погибну... Ну нет, не хочу об этом и думать! Лучше подумать о чем-нибудь классическом. Вроде того, что кто к нам с мечом придет...

А вот мысль о том, что Артем может не очнуться, не давала мне покоя, поэтому я все время теребила его: