– Она пришлась вам не ко двору?

Девушка почувствовала себя так, будто в нее попала молния. Неужели Антонио спросил это всерьез?

– Я не хочу расставаться с Мальвиной, но если это восстановит мир между нашими семьями и сделает мою девочку счастливой, я отдам ее тебе.

– Нет, – равнодушно проговорил Антонио. – Я дал клятву вернуть Лали на родину и сдержал свое обещание. Оплату за работу я уже получил. Приданое вашей дочери будет лишним.

Тяжело дыша, Лали смотрела на то место, где еще секунду назад стоял Антонио, только сейчас понимая, почему Доминика разорвала помолвку с Филиппо. Старший Карриоццо еще более невыносим, чем младший. Лали испытывала непреодолимое желание догнать мерзавца и осыпать ругательствами на итальянском и турецком языках. Однако она сдержалась.

– Мне жаль, моя девочка. Жаль, что я не могу уничтожить этого наглеца и окончательно разбить твое сердце. Ты очень любишь его? – спросил Людовико.

Лали вздрогнула. Как он мог догадаться?

– Не хочешь говорить? – он осторожно притронулся к ее волосам. – Это твое дело. Что же касается епископа… Если он сочтет тебя исповедующей ислам…

– Я – христианка! – возмутилась девушка. – Но не понимаю, что дурного в человеке, исповедующем иную веру? В Стамбуле никого за это не преследуют!

– Ты ошибаешься. Многие приверженцы истинной веры погибли от рук мусульман. И точно так же иноверцы находят свою смерть от наших соплеменников. Тебя не должно сейчас это беспокоить. Думай о себе. Тебе следует поглубже спрятать свои османские привычки, чтобы не возродить подозрений. Епископ Строцци весьма влиятелен среди служителей церкви и очень злопамятен.

– Я попробую, но это будет нелегко, – тяжело вздохнула Лали.

Карриоццо не явился на ужин во дворце, хотя слуга уверил, что раны, полученные во время сражения, оказались поверхностными и не доставляют его хозяину сильного беспокойства.

Лали ощутила глубокое разочарование. Ей казалось, что в глазах Антонио она сумела разглядеть тоску, подобную той, что видит в услужливых зеркалах. Но отсутствие Карриоццо за пиршественным столом убеждало, что она ошиблась. И теперь она снова и снова повторяла себе, что Антонио не достоин ее, а в глубине души продолжала надеяться, что это неправда, и Карриоццо обязательно появится.

После ужина музыканты взяли в руки свои инструменты, призывая присутствующих оставить столы, чтобы предаться дружному веселью. Лали очень хотелось танцевать, но грусть мешала ей забыться, поэтому девушка незаметно выскользнула из зала и принялась бродить между колоннами, опоясывающими нижний этаж, где шел пир. Но задорная музыка все же сумела оказать на Лали свое коварное воздействие, и девушка невольно принялась отбивать ногой ритм в такт мелодии и мягкому перезвону колокольчиков, привязанных к ее щиколоткам.

Она осознанно надела браслеты, решив бросить вызов епископу Строцци. Он обвинил ее в том, что она предала свою веру? Что ж, она докажет ему, что не боится его. Не боится потому, что в ее жилах течет итальянская кровь, хотя думает и чувствует она, скорее всего, как турчанка.

– Чего ты добиваешься?

Из-за колонны выскользнула Монна. Было заметно, что мачеха кипит от гнева, но старательно удерживает на своем лице дружелюбную улыбку.

– О чем ты говоришь? – изображая изумление, Лали пожала плечами.

– Каждый твой шаг сопровождает перезвон колокольчиков.

– Ты ошибаешься, – ответила девушка и намеренно сильно качнула ногой.

– Ты – настоящая дочь своего отца. Подобная проказа вполне в его духе, – улыбка Монны стала еще очаровательнее. – И, тем не менее, ты сейчас же снимешь свои дурацкие колокольчики!

– Не понимаю, о чем идет речь.

– Похоже, ты плохо понимаешь, что играешь с огнем. С костром инквизиции!

– Я не знаю, о чем ты говоришь. Но подозреваю, что ты тоже ведешь свою игру. Случайно, не в любовь с бывшим женихом? – не опуская пристального взгляда, со злой насмешкой спросила Лали.

– Сейчас же отправляйся в свою комнату! – прошипела Монна. – Иначе все поймут, что у тебя под юбкой.

– Там нет ничего ужасного. Уверяю вас, сударыня, что мое тело весьма красиво. Но, разумеется, я помню, что не следует обнажаться в присутствии мужчин.

– Что-то случилось? – к ним присоединилась Доминика. Девушка встревожено рассматривала женщин, испепеляющих друг друга злыми взглядами.

– Быть может, ты сумеешь образумить свою кузину! А я не собираюсь унижаться перед ревнивой сумасбродкой, которая сама не понимает, что творит! – обозленная Монна вздернула повыше голову и величественно вышла из тени колонн в зал.

– Не понимаю, почему она ко мне все время придирается, – пожаловалась Лали сестре, продолжая наслаждаться мелодичным перезвоном своих колокольчиков.

– Потому что ты делаешь все, чтобы злить ее. Отчего бы тебе с ней не подружиться? До твоего приезда она была совсем другой – доброй, приветливой подругой для меня и любящей супругой твоего отца. Вам следует поговорить по душам и прекратить эту дурацкую вражду.

Лали прикусила губку, припомнив, как Монна днем на турнире призналась в своей любви к Людовико. Ревность заставила Лали обвинить мачеху в пристрастии к Антонио. Как глупо.

– Ты права. Я сейчас же извинюсь перед Монной.

– Тебе сейчас не стоит приближаться к ней со своими бубенчиками.

Проследив за взглядом Доминики, Лали увидела, что рядом с графиней стоят епископ Строцци и синьора дель Уциано. Недовольно фыркнув, девушка отвела глаза, но тут же вздрогнула и уставилась на танцующих гостей. Дрожь пробежала по ее телу при воспоминании о прикосновениях, объятиях, нежных руках Антонио. Когда-то давно, в другой жизни, они вот так же танцевали на корабле.

– Похоже, ты любишь танцевать? Отчего тогда стоишь здесь?

– Я не очень хорошо знаю здешние танцы. Лучше просто посмотрю.

– Как знаешь, – пожала плечами Доминика. – А я с твоего позволения немного повеселюсь.

Кузина поспешила к своим друзьям и сразу же позволила увлечь себя в зажигательную фарандолу.

Юноши, девушки, мужчины и женщины двигались все быстрее и быстрее, раскованнее и раскованнее, и Лали ощутила, что с трудом удерживает себя. Музыка проникла к ней под кожу и заиграла в крови.

Девушка прикрыла глаза, позволив мелодии окутать ее теплыми волнами, и перенеслась мыслями в мир, где прошла ее жизнь, где она могла танцевать сколько угодно, не раздумывая о глупых нормах приличия. Перед глазами маревом возникли танцовщицы из гарема, их легкая полупрозрачная одежда пестрыми змеями обвивалась вокруг стройных тел…

«Танцуй!» – потребовали колокольчики.

Мелодия обволакивала тело Лали, наполняя восторгом душу, и девушка послушно откликнулась на ее зов. Она с досадой провела руками по шнуровке тяжелого платья, затем поднесла руки к волосам и, вытащив шпильки, распустила сложную прическу. От ласкового скольжения прядей по спине девушка мягко рассмеялась и, взметнув ввысь руки, словно пытаясь поймать ветер, с облегчением качнула бедрами.