Лали остолбенело прислушивалась к своим воспоминаниям, почти явственно осязая запах горячих марципановых булочек, вкус которых почти забыла, и прикосновение к щеке мягкого золотого кружева на воротничке отца. Ее родного отца!

А Миккеле удивленно рассматривал побледневшее лицо замершей в растерянности пленницы. Похоже, у этой упрямицы имеется какая-то тайна.

– Ты ведь говорила, что Ибрагим-паша – твой отец? – заметил он, – Решила сочинить новую сказку?

– Я считала пашу своим приемным отцом все эти годы. Но он оказался не лучше всех прочих мужчин и вознамерился жениться на мне, – Лали горько рассмеялась. – Антонио похитил меня, чтобы спасти от старика.

– Тогда почему ты решила вернуться?

– Ибрагим-паша, по крайней мере, не продаст меня в рабство.

– Жизнь в гареме ничуть не лучше рабства, – прищурился капитан и, лукаво улыбнувшись, высказал предположение: – Скорее всего, ты решила заполучить любовника, которого не пришлось бы делить с другими женщинами?

– Я вообще не собираюсь иметь любовника, – отрезала она. «Антонио…» – промелькнуло в голове. – И не советую тебе принуждать меня, – с угрозой в голосе заявила Лали.

Нахмурившись, Миккеле провел рукой по лицу, сжал подбородок и в задумчивости уставился на носки своих сапог.

– Завтра ты увидишь одно милое развлечение. Полагаю, после этого станешь более сговорчивой.

Джаноцци решил показать Лали, что ждет ее в случае неповиновения; и для этого привел на рынок рабов. Жестокий урок заставил сердце девушки сжаться от тоски и ужаса, и она со страхом смотрела на томящихся у помоста девушек. Мысль о том, что она может оказаться среди этих несчастных, и ее продадут какому-нибудь мерзкому похотливому старику, заставляла тело Лади дрожать, словно от лютого холода, хотя девушка была тщательно закутана в чадру и покрывало.

Память услужливо нарисовала Лали картину из ее детства. Когда-то давно ее привезли в дом Ибрагим-паши в золотой клетке. Там были мягкие подушки, и обращались с ней весьма ласково, называли птичкой. А теперь перед ней предстали другие клетки: грязные, железные, с тяжелыми засовами. В них сидели и стояли мужчины, женщины и дети. Одни из них плакали, другие проклинали свою участь и мучителей, но большинство смирилось с тем, что их ожидает. Но Лали покоряться не собиралась, хотя с трудом представляла, как может помочь себе.

Шею грело ожерелье из янтаря. Вчера Лали хотела швырнуть его к ногам капитана-работорговца, но затем передумала. Если ей удастся сбежать, она сможет продать янтарь, а с деньгами будет легче выжить в мире мужчин. Ах, почему Карриоццо не связал ее покрепче? Нет, она ни в чем не винит Антонио, осуждения достойна она сама. Если бы не ее глупый побег, она могла бы находиться на борту корабля, идущего в Италию. Вместе с ним… Антонио, где же ты? Ты обещал заботиться о Лали, а теперь, наверно, уже и думать забыл о той, кого похитил из дворца. Сейчас ты свободен, словно птица, и, скорее всего, плывешь на корабле в свою любимую Италию. А что ждет Лали? В лучшем случае – она станет любовницей капитана Джаноцци, в худшем – окажется среди этих людей в клетках.

Крики аукциониста вернули Лали к реальности, в мир, сошедший с ума. На помосте стоял бронзо-воволосый гигант, облаченный в парусиновую рубашку и такие же штаны. Он был настолько силен и хорош собой, что даже в оковах не казался рабом. Его мускулистое тело трепетало от ярости, из груди вырывались громкие проклятия. Трое крепких мужчин-надсмотрщиков напряженно застыли поодаль с плетками в руках. Чтобы продемонстрировать мышцы выставленного на продажу раба, один из охранников сорвал рубаху с великана, и Лали увидела, что вся спина этого человека покрыта свежими рубцами.

– Черт возьми! – неожиданно выругался капитан. – Фернандо все же вляпался в дерьмо!

– Ты знаешь этого человека? – удивилась Лали.

– Одно время он плавал на моем корабле. Но у нас возникли некоторые разногласия.

– Миккеле, – Лали вцепилась в руку Джаноцци. – Ты поможешь ему?

– Каждому воздается за его поступки. Видишь эти шрамы на его спине? Человека не бьют с таким ожесточением, если он этого не заслуживает. Этому парню один путь – на галеры.

– Миккеле, пожалуйста, выкупи его! – Лали умоляюще смотрела на Джаноцци. – Умоляю…

– Выкупить его? Зачем? – пожал плечами капитан. – Я предпочитаю, чтобы на меня работали послушные парни. А этот пытался поднять бунт на моем «Таурисе», за что был высажен на одном из островов. Фернандо Аньес непредсказуем. Он – пират. Разве ты не чувствуешь ярость и испепеляющую ненависть этого мерзавца?

– Только дурак не станет испытывать таких чувств, оказавшись на помосте. Если ты не будешь торговаться, это сделаю я, – гневно предупредила Лали. – Я оплачу его твоим ожерельем.

Миккеле нахмурился.

– Пират в оковах стоит намного меньше.

В ответ на это девушка подняла руки, намереваясь расстегнуть ожерелье.

– Я так решила.

Капитан положил руку на ее плечо и пристально взглянул на Фернандо.

– Что ж, возможно, ты права. Аньес обладает огромной силой и пригодится на моей галере. Как гребец. Я покупаю его! – Джаноцци взметнул вверх руку.

И тут же еще один покупатель назвал цену, превышающую ту, которую предложил капитан. Миккеле нахмурился, но вступил в короткие торги.

– Я не дам больше ни гроша, – заявил он Лали после того, как его соперник назвал очередную сумму. – Не судьба этому парню получить свободу.

Фернандо потащили с помоста к новому владельцу, но бронзо-воволосый пират неожиданно резко взметнул руки и швырнул цепи прямо в стражников. От внезапной боли те отшатнулись, но тут же пришли в себя и принялись избивать плетьми неистового раба. Пирата от боли согнуло почти пополам, он на мгновение закрыл глаза и сжал зубы, а затем ринулся на стражу, намереваясь вцепиться зубами в горло одного из надсмотрщиков.

Собравшись, словно разъяренная пантера, Джаноцци в один миг оказался в центре потасовки и бросился на буйного невольника, оттаскивая его от окровавленного стражника. Волна воодушевления прокатилась по шумной толпе, выкрикивающей хвалу ловкому смельчаку.

Купивший пирата хозяин начал что-то объяснять, ожесточенно жестикулируя. Джаноцци слушал его, тяжело дыша. Очевидно, ему пришлось приложить почти всю свою силу, чтобы остановить драку. Наконец купец умолк, и Миккеле, криво усмехнувшись, протянул свою руку.

– Хорошо, но я дам лишь ту цену, которую назвал последней.

Купец немного повозмущался, а затем ударил с капитаном по рукам. Сделка была заключена, и строптивый раб стал собственностью капитана.

– Я исполнил твое пожелание, – проворчал Миккеле, подходя к Лали в сопровождении Фернандо, чьи руки по-прежнему «украшали» оковы.

– Благодарю тебя, – Лали кивнула головой.

– Не ожидал, капитан, такой щедрости, – сплевывая кровь, мрачно заявил пират.

– За щедрость благодари эту красотку. Она впервые увидела торги и прониклась сочувствием к твоей израненной спине. Но будьте уверены, что я взыщу с вас обоих полностью за эту глупую трату.

– Я не вижу твоего лица, но в глазах виднеются следы слез. Они дороже тех дукатов, которые уплатил за меня Джаноцци. Я буду Молиться Деве Марии Кастильской, чтобы она проявила милость к тебе. Добро всегда возвращается к человеку, сотворившему благое дело, – пират низко склонил голову перед Лали.

Затем двое подручных капитана повели Фернандо прочь с площади.