Но Мимоза заговорила первой.

— Что же вам удалось узнать? — поинтересовалась она, удобно развалившись в кресле и надкусив шоколадную конфету. — Отдельное спасибо вам за конфеты, угощайтесь… Капитан, разумеется, вне подозрений: честь, дисциплина, образец нравственности и всё такое. Он сумел произвести на вас должное впечатление? Да, это он умеет. Я не против капитана, но поверьте специалисту: он — тёмная лошадка. Были истории, которые до сих пор можно толковать так или иначе. То ли он кого-то не удержал над кратером, то ли ему подсунули неисправное снаряжение… То ли он невероятно физически вынослив, то ли он перевёл на себя одного резервные запасы воздуха во время аварии… Много вопросов. В обоих случаях комиссия так и не смогла разобраться до конца.

Воспользовавшись секундной паузой, Мямлик попытался заговорить:

— А…

— Вы хотите спросить, не питаю ли я личной неприязни к нашему капитану? — перебила его Мимоза. — Да, вы совершенно правы, я его недолюбливаю. Но я профессионал и умею разбираться в своих собственных тараканах.

Этого не понял Шустрик и открыл, было, рот, чтобы переспросить про тараканов, но Мимоза и его опередила.

— За что я его недолюбливаю? Да хотя бы за одно то, что он считает меня здесь совершенно лишней. Он вообще не признаёт психоанализа как науки и не находит в ней никакой пользы. Он, единственный в экипаже, ни разу не лёг на этот диван. Ни одного сеанса! Выходит, ему есть что скрывать… Не исключено, что он вообще душевнобольной. Я уже подготовила рапорт в министерство здоровья с требованием отстранить его от полётов до полного и всестороннего обследования его психики.

Шустрик и Мямлик больше не раскрывали рта. Некоторое время, пока Мимоза, издав заинтересованный возглас, ела особенно понравившуюся конфету, все молчали.

— Вы думаете, — заговорила она снова, — капитан что-нибудь смыслит в устройстве звездолёта, в телетранспортации и навигации?.. Всё, буквально всё за него делает Кротик. Он и штурман, и бортинженер, и картограф… А Зоркий только делает значительное лицо и блестит медными пуговицами. Вот эти очень вкусные, с клубничной помадкой…

Шустрик и Мямлик переглянулись.

— Вы, наверное, заметили, что из нас четверых двое — врачи. Это потому, что во время испытаний важнее всего состояние здоровья экипажа. Здоровья как психического, так и физического. Полагаю, что доктор Скарабей, отслеживающий физическое самочувствие каждого из нас, тоже мог бы рассказать много интересного. Если только это не будет касаться врачебной тайны…

Мимоза посмотрела на часы и встала.

— Теперь, господа, мне необходимо работать. Благодарю вас за интересную и содержательную беседу.

Шустрик и Мямлик тоже встали и шагнули к дверям.

— Да! Чуть не забыла. Хотела сказать вам с самого начала. Если это имеет значение… Ну, короче, в тот вечер, когда пропал ключ запуска… За ужином капитан вдруг закашлялся и вышел из кают-компании. А вернулся только минут через десять, к чаю. Делайте выводы, господа, делайте выводы…

Мимоза многозначительно подмигнула и затворила дверь перед носом стоявших уже в коридоре детективов.

— Хм… — пробормотал Мямлик и яростно засвистел трубкой.

— Выводы, — повторил Шустрик. — У нас есть выводы?

— Будут и выводы, — пообещал Мямлик. — Но пока обмозгуем то, что имеем.

— А что мы имеем?

— Мы имеем то, что в ночь пропажи ключа капитан Зоркий будто бы видел удалявшиеся по коридору жёлтые носки штурмана Кротика. Однако сам Кротик это отрицает и в нашем присутствии обнаруживает пропажу пары злополучных носков.

— Это не убедительно!

— Далее. Бортовой психоаналитик Мимоза имеет зуб на капитана и намекает на то, что он псих. Она утверждает, что он отсутствовал десять минут во время ужина — как раз в тот вечер, когда обнаружилась пропажа.

— Значит, это он стянул ключ!

— Не факт. Ещё мы имеем перевёрнутую табличку с номером «шестьдесят девять».

— «Девяносто шесть», — поправил его Шустрик. — В шестьдесят девятой живёт капитан.

— Девяносто шесть, шестьдесят девять… Вам не кажется, коллега, что в этих цифрах есть что-то общее?.. Но вот и каюта доктора Скарабея.

Мямлик постучал в дверь.

— Прошу вас, — хозяин сам открыл дверь и впустил детективов. — Очень, очень рад вашему посещению, будьте как дома, — доктор Скарабей начал сердечно пожимать руки своим гостям. — Вы буквально спасли нас от голодной смерти… Искренне, сердечно благодарю вас!..

Довольные таким приёмом Шустрик и Мямлик расселись в имевшихся тут удобных креслах. Сам хозяин предпочёл стоять или прохаживаться по каюте из стороны в сторону.

— Вы уже были у Мимозы? Забавная дамочка, не правда ли? Смертельно ненавидит нашего капитана.

— Скажите, — обратился Мямлик к Скарабею, — в ночь пропажи вы не заметили чего-нибудь необычного или подозрительного?

— Абсолютно. Вскоре после ужина я лёг спать и ни разу не просыпался до самого подъёма.

— Нет ли у вас каких-либо своих соображений?.. Что называется, без протокола.

— Без протокола…

Некоторое время доктор Скарабей раздумывал, глядя на детективов поверх очков.

— Не знаю, стоит ли говорить…

— Говорите! — требовательно воскликнул Шустрик.

— Хорошо, я скажу. Я подозреваю, что ключ стянула Мимоза.

— Мимоза?.. — повторили детективы.

— Она могла сделать это по двум причинам, любой из которых более чем достаточно. Во-первых, ради того, чтобы насолить капитану, которому она когда-то строила глазки и который не ответил ей взаимностью.

— Это убедительно, — согласился Мямлик. — А что ещё?

— Видите ли, господа… — Скарабей прошёлся из угла в угол. — Не является тайной то обстоятельство, что большинство врачей психиатров не могут справиться со своими собственными, с позволения сказать, тараканами в голове…

Мямлик удивлённо поднял глаза.

Услышав второй раз про тараканов, Шустрик в панике схватился за голову.

— Тараканами?! В голове?!

— Это специальный термин. Тараканы — значит странности, отклонения.

Шустрик успокоился.

— И много у неё этих… странностей? — поинтересовался Мямлик.

— Вот, к примеру, самая безобидная странность, из-за которой Зоркий упорно избегает сеансов. Что делает психоаналитик, пригласив к себе в кабинет пациента? Предлагает ему лечь на диван и расслабиться. А затем, при помощи осторожных наводящих вопросов, даёт ему выговориться. А что делает госпожа Мимоза?

— Что?! — испуганно воскликнул детектив Шустрик.

— Она укладывает пациента на диван, просит его расслабиться и, не давая произнести ему ни слова, вываливает на него весь груз своих собственных проблем!

— Оригинально… — проворчал Мямлик.

— Скажу вам больше, — доктор Скарабей понизил голос, — психоаналитик Мимоза сама страдает сложнейшим психическим отклонением.

— Каким?!

— Клептоманией. Ещё до полёта её многократно ловили на мелкой, бесполезной краже. Скажу вам больше: она специально устроилась работать на звездолёт, чтобы находиться подальше от универмагов, раздевалок, квартир друзей и знакомых… То есть, таких мест, где у клептоманов буквально чешутся руки что-нибудь стянуть.

— Но каким же образом дамочка с такими… причудами смогла устроиться работать на звездолёт? Разве те, кто хочет работать в космосе, не проходят медицинскую комиссию?

— Дело в том, — доктор Скарабей понизил голос, — что у госпожи Мимозы огромные личные связи в министерстве здоровья. Она сама назначит и уволит кого только ей вздумается. Но, надеюсь, вы понимаете, что этот разговор должен остаться между нами?..

— Разумеется, доктор, мы всё понимаем, — заверил его Мямлик. — Скажите, в тот злополучный вечер, во время ужина, кто-нибудь выходил из кают-компании?

— Надо подумать… Да, совершенно верно: Мимоза сделала по адресу капитана грубое замечание… будто он всегда громко чавкает…

— А он действительно чавкает? — насторожился Шустрик.