Но живая природа подготовила мне целый подарочный набор подлостей. Последняя из них, самая загадочная, случилась уже в Москве. Я не понимаю, как природе это удалось, но длиннющая глава, в которой я подробно и с душой описала свои дальнейшие приключения в этом лесу, бесследно исчезла из нотика, и никаких следов ни в одной папке я обнаружить не смогла. Если кому-то из вас доводилось терять хоть какую-то информацию, вы понимаете, насколько это отвратительно, и понимаете, почему я ни за что не стану переписывать эту главу заново. Лишь вкратце перечислю, что случилось со мной.

Увидев пробежавшего сквозь кустарник волка, я поняла, что это тот самый тамбовский волк. И хотя известная поговорка на этот счет гласила, что он настроен товарищески, я пережила в районе сердца гибель и рождение новой вселенной. А убедившись, что волк ушел, сделала на всякий случай большой крюк по чаше. Позже, в Москве, я сверилась с Википедией и выяснила, что это была собака. Но в тот момент мне бы хватило и собаки. Делая свой крюк, я заблудилась и бродила весь день в беспрецедентном отчаянии, пока не начало темнеть, а под ногами захлюпало болото. Только тут природа сжалилась (а может, отступила перед силой цивилизации), и я наткнулась на линию электропередач. Она, что было досадно, никак не могла зарядить мой смартфон, но указала целых два пути к людям. Один привел опять в болото, а другой — к дороге. Уже в полной темноте, обессиленная совершенно, я выбралась на эту бетонку — абсолютно пустую и явно не ту, по которой ехала сюда. Час я чистила себя у проточного ручейка и еще час ждала попутку. У меня, к слову, осталось впечатление, что Elderly все-таки был не настолько циничен, чтобы всерьез бросить пассажирку одну в этом лесу, а лишь отъехал немного и затаился, желая насладиться эффектом. Но из-за моих блужданий ни он, ни я оценить этот эффект не смогли.

Это краткий список самых важных событий дня, там еще было много интересного — и про сумку, утопленную в ручье, про череп хорька и эхо, и как я перепрограммировала муравейник… Муравейник вообще изумительная штука: казалось бы, куча мусора, но какая посещаемость! Еще в той главе было про наш шансон, невыводимый как татуировка, про радиошансон, ТВ-шансон и всю нашу жизнь-шансон. В этой главе было все, что я думаю по проблеме абортов, и что я думаю о детях и чайлд-фри, и про всех тех, кто заводит дома кошек, и тех, кто заводит собак. И еще было много всякого, что я вообще думала в тот день по самым разным вопросам страниц на сорок, пока шаталась в слезах и безнадеге по наимерзейшему тамбовскому лесу.

Но идея описывать все эти приключения по второму разу мне не доставляет ни малейшего plaisir.

Поэтому если файл действительно каким-то образом удалила тамбовская природа (судьба, вселенская подлость — нужное подчеркнуть), рассчитывая тем самым добавить проблем мне, то она — ха-ха! — промахнулась: пусть отсутствие этой главы станет проблемой читателя моих заметок. Главы нет? Это ваши трудности. Ничем не могу помочь.

Я лишь оставляю здесь одну символическую пустую страницу, чтобы вы тоже могли почтить минутой молчания все стершиеся, утерянные и убитые файлы нашего несправедливого компьютерного мира.

Советую взять карандаш и на этом белоснежном обелиске из дешевой желтоватой бумаги помянуть возвышенными скорбными речами те ценные файлы, которые случилось в жизни потерять вам. Не комплексуйте, учитесь жить стильно.

Вожделенное авто, появившееся, наконец, из тьмы и притормозившее на взмах моей руки, выглядело типичной каретой маньяка. Маньяческим здесь было все, начиная от скрежета, с которым несчастный механизм затормозил на бетонке, вихляя задом из стороны в сторону. Но поскольку я не ожидала уже никакой машины, то была счастлива даже ей.

Передо мной стоял проржавевший труп «Жигуленка», появление которого на шоссе можно объяснить лишь колдовской силой автомобильного Вуду, чьи адепты способны на короткое время оживлять четырехколесные трупы, выкопанные ночью на городской свалке.

Еще ужаснее оказалось содержимое авто. Вырванная с кишками магнитола, торчащие отовсюду засаленные проводки, сиденья, заляпанные чем-то бурым так давно, что уже бессильны даже пачкаться, и, конечно, сам владелец. Тело погонщика этого голема занимало большую часть салонного пространства. Его пиджак казался сшитым из того же материала, что и обивка сиденья, а эклектичное сочетание уныло висящих седых усов и тревожно бегающих глазок довершало портрет человека, от которого окружающие вправе ожидать любых подлостей. Вдобавок профиль его страшным образом напоминал рыбу Святого Петра, чей копченый труп последнее время стал частым гостем рыбных отделов столичных маркетов.

Все говорило о том, что этот человек только-только перешагнул возраст, когда почтенному мужчине, подводящему неутешительный итог бездарно прожитой сексуальной жизни, безумно хочется напоследок попробовать что-то небывало феерическое, типа группового анального секса с трупами овец в наручниках, но даже они ему уже не дают.

Однако иного шанса уехать отсюда не было, и пришлось забраться в кабину. Меня не слишком пугал маньяк-расчленитель — после всего, что я пережила в лесу, такой эпилог дня уже казался вполне органичным. В конце концов, с маньяками человеческой породы я умела справляться. Пугала тоскливая перспектива вместо отдыха в кабине, лишенной комаров, волков и болот, всю дорогу до города вести активный церебральный прессинг этого животного, из той породы, что не боится ни милиции, ни уголовных авторитетов, а разве что сектантов да страховых агентов.

Для начала я молча сняла шейный платок и повязала на голову как косынку. Колер платка был далек от необходимой черноты, но сейчас это не имело особого значения.

— Вам холодно? Могу закрыть окно… — Мужчина удивленно повел бровями в сторону обломанных рукояток, и параллельно зашевелились усы, словно внутри черепа они были связаны с бровями проволокой.

— Грешно ездить простоволосой под крышей авто, — сообщила я кротко.

Мужчина ничего не ответил, хотя, как мне казалось, должен был. Несколько минут мы ехали молча.

— Вы не спросили, куда я еду, — наконец вымолвил он.

— Вы едете в город. Я помолила Господа, чтобы он мне послал попутное авто, идущее в город, и чтобы водитель оказался человеком верующим, и взял недорого. И вот я здесь. Спасибо вам. Спасибо Господу.

— Девушка, так вы верующая? — удивился водитель.

— Разумеется, верующая. А вы разве нет? — Я приняла изумленный вид. — Как же так? Разве же может человек существовать без веры? Без веры человек слеп, никчемен и ничтожен. Помните, как сказано в Евангелие от Иакова? «Да воздаст Сущий по вере, ибо не вера греха ведет в геенну огненную, но безгрешность веры есть поводырь твой и пастырь, ибо такова воля Отца небесного и Сына его…» — Первые минуты после входа в образ импровизации обычно давались мне без необходимой легкости.

— От кого Евангелие? — переспросил водитель.

— От Иакова, одного из двенадцати апостолов. Это апокрифы, которые не все признают. Но как можно отвергать писание одного из апостолов?

— Вы сектантка? — наконец догадался водитель, глянув на меня с подозрением и любопытством.

— Это не имеет никакого значения. — Я обиженно поджала губки. — Господь сделал нас равными и дал нам веру. Я верую в Иисуса Христа Спасителя Единого.

— А почему вы не носите крестик? — начал было водитель, но я перебила:

— Понимаете, Бог— это спасение. Это очень просто, я сейчас объясню. Наша жизнь коротка и полна страданий. Она кончится, но душа бессмертна! Впереди нас ждет жизнь вечная, полная либо блаженства, либо страшных мук в Аду. Бог хочет, чтобы мы пришли к нему. Бог любит нас и хочет сделать так, чтобы мы спаслись! Но не все дают ему этот шанс. Я ведь тоже когда-то была неверующей, как вы! Я тоже когда-то полагала, будто труд сделал из обезьяны человека, лень сделала из обезьяны свинью, беготня сделала из обезьяны коня, и так далее по Дарвину. Я родилась в семье атеиста, коммуниста, секретаря райкома… — Я поймала в зеркале его изумленный взгляд и осознала промах: на возраст райкомовской дочки я никак не тянула. — Лишь благодаря Господу я выгляжу на тридцать лет моложе. К тому же я была очень поздним ребенком, — добавила я. — Послушайте дальше. Мои строгие родители не позволяли мне думать о Боге. Знаете, как говорил мой отец? — Я сделала паузу, с удовлетворением почувствовав, что вошла в форму и полностью контролирую это несчастное авто со всем его содержимым.