— Нет, не хочу, — отказался Мельник. — Я сейчас закончу, и пойдем.

— Пойдем, — согласился Бен. — Хочется посмотреть те далекие места на юге.

Они вышли, когда начало светать. Небо на востоке наливалось зеленью, окрасив вершины гор. А на дне ущелья, куда они спустились, еще царила тьма и бешено ревел поток. Река после ливня поднялась, по крайней мере, на метр, не было и речи о том, чтобы ее перепрыгнуть. Некоторое время они шли вверх по ущелью, подыскивая место поуже. Бен молча бежал впереди, а Мельник подумал, что Ган сейчас обязательно стал бы ворчать о том, какая ерунда эта хваленая человеческая техника: когда хочется бегать, тебя заставляют лететь на какой-то доске, а когда нужно переправиться, ее почему-то нет. Этот пес молчал, потому что еще многого не знал — они в первый раз отправились вдвоем в такую далекую экспедицию. И это было хорошо, что он не знал и не спрашивал, потому что тогда пришлось бы объяснить, что флаер разведчик не взял специально, чтобы проверить и испытать пса.

Наконец Мельник нашел то, что искал. Обломок величиной с небольшую скалу нависал над местом, где берега сужались. Поток в теснине бился и ревел с удвоенной силой, но это разведчика не пугало. Примерившись, он раскачал камень и столкнул его вниз. Расчет оказался точным: скала упала точно посередине реки, ее вершина осталась торчать среди бурлящей пены.

Из-за рева реки слов здесь было не разобрать, но Бен умел различать, что говорит человек, по движению губ, а Мельник тем более слышал пса на расстоянии до полукилометра — дальше передатчик не брал. Он объяснил Бену, как пользоваться переправой — не задерживаясь посередине, используя скалу лишь для дополнительного толчка, — и, не разбегаясь (поскольку пес не умел разбегаться, а надо было ему показать, как делать), прыгнул.

На другом берегу он обернулся и поощрительно махнул рукой: давай! Бен встал на то же место, где он, повозился, примериваясь, потом переместился пониже, снова примерился. Тут Мельник сообразил, что велел псу все делать, как он сам, а тот будет толкаться не одной, а двумя ногами — не помешают ли ему тогда указания двуногого хозяина? Но поправлять было поздно: пес прыгнул. Прыжок получился сильнее, чем требовалось, Бен почти перелетел через скалу, приземлившись на другом ее краю. На долю секунды он повис над потоком — казалось, сейчас сорвется, — потом оттолкнулся и очутился рядом с разведчиком.

— Не надо было так сильно толкаться, тогда бы лучше получилось, — сказал Мельник с раздражением, порожденным пережитой тревогой.

— Не надо было так советовать, я бы не толкаться, — в тон ему ответил Бен.

Мельник счел за лучшее промолчать.

Теперь перед ними высился крутой, временами отвесный склон. В прошлом году Ган не мог здесь спуститься, и его пришлось нести на руках. Да, но спустя некоторое время Люсинда провела здесь же группу детей, и некоторые были совсем маленькие, и все прошли. Сможет ли Бен повторить это?

На этот раз Мельник решил идти сзади. Он объяснил Бену, как выбирать дорогу, обходить отвесные участки, и тот полез. Мельник смотрел, как он лезет, и вспоминал, как в лаборатории он составлял набор свойств, которыми должен обладать его будущий помощник, а Канценберген ему объяснял, что вот этого будет добиться очень трудно, а этого — просто невозможно. В конце концов, удалось добиться почти всего, и Бен как разведчик намного превосходит Гана. Но пока он этого не знает — и хорошо, что не знает.

Бен лез просто замечательно. Первый отвесный участок он обошел, точно следуя инструкциям Мельника, второй слегка срезал, а по третьему и всем прочим шел напрямик, как по ровной дороге. Лапы, снабженные выдвигающимися присосками, позволяли ему передвигаться даже по потолку. Да уж, у него не будет проблем с лестницами и скалами.

Наверху пес подождал Мельника и, когда тот вылез, слегка запыхавшись, пренебрежительно произнес:

— Нет сложного. Зачем велел осторожно?

— Вот и хорошо, что нет, — ответил разведчик. — Иногда не мешает перестраховаться.

— Что значит, не понимаю, — признался Бен. — Новое слово, научи.

— Потом научу, — пообещал Мельник. — Сейчас надо идти.

Перед ними лежало плоскогорье, а за ним, он знал, еще несколько ущелий. Как всегда после дождя, в воздухе плавали цветы аэрарии Дьюка; все новые сиреневые шарики, оторвавшись от росших на склонах кустов, устремлялись вверх. Вокруг них кружились пчелы и шмели размером с земных колибри; просушив после дождя крылья, к ним спешили присоединиться и существа покрупнее.

— А вон хорт — видишь? — сообщил Бен. Разведчик пригляделся к парящему в вышине силуэту.

— Он, кажется, громадный, — сказал Бен. — Интересно было с таким сразиться. Ты сразился?

— Случалось, — ответил Мельник. — Но лучше не связываться.

До рощи с серебристыми деревьями они добрались только к вечеру. Пес тут же принялся ее обследовать. Сделал несколько кругов вокруг заросшего костровища, надолго задержался возле поваленного дерева и еще в паре мест тщательно принюхивался и даже лизал землю. Потом сообщил:

— Здесь были дважды. Один раз ты и пес, как я. Потом много. Дрались. Убиты восемь человек и одно маленькое существо, его не знаю.

— Все верно, Бен, — сказал Мельник. — Здесь сражались и умирали. И мы тут заночуем. Если хочешь костер, собирай дрова.

Пес принялся стаскивать сучья к костру, а Мельник направился к дереву, возле которого, как он знал по рас сказу Гана, погибла Люсинда. Вот, значит, как это выглядит. Он сел на поваленный ствол, огляделся. Наверное, она сидела вот здесь, пыталась отстреливаться, а бандиты шли оттуда. Элен отвлекла большую часть на себя и убила поодиночке, но двое остались здесь… Если бы он тогда знал, что Люси на юге! Элен с Ганом вполне могли помочь северной группе поселенцев, а он бы ее тут защитил, не дал в обиду… Если бы знать…

Он поднял с земли прутик, острым концом стал чертить на земле буквы. Три первых нарисовал, на четвертую места не хватило — прутик уперся в молодой побег дерева. Пройдет еще несколько лет, и тут все изменится. Дерево, на котором он сидит, распадется в труху, вот эти два великана, скорее всего, упадут, поднимутся новые деревья. На Никте не бывает двухсотлетних дубов, как на Земле. Ничего не поделаешь — молодой мир, все обновляется очень быстро. Все изменится, и он уже не найдет это место. Может быть, соорудить пирамиду из камней? Пожалуй, стоит.

Он принялся таскать камни из ручья и спустя какое-то время решил, что этого будет достаточно. Пес к этому времени сложил возле костровища целую груду сучьев и молча наблюдал за его работой. Когда Мельник закончил, пес спросил:

— Ты делал знак для своей карты?

— Нет, — ответил Мельник. — Не для карты. Для себя. Закатное небо плавно меняло цвет, и деревья в роще послушно следовали за ним, становясь оранжевыми, лимонными и под конец зелеными.

— Для себя, — повторил Мельник, оглядываясь, словно стараясь вобрать в себя, навеки запечатлеть в памяти все, что его окружало. — А все-таки красиво здесь, верно?

Пес некоторое время молчал, потом сказал:

— Непонятное слово, не знаю. Ты костер зажжешь?

— Зажгу, конечно, — сказал Мельник, склоняясь над дровами.

Когда языки пламени заплясали над сучьями, пес улегся боком к огню. Внизу под обрывом глухо ухнул тагрил, спугнув семейство броздов, и кто-то крупный неторопливо прошел к ручью. Разведчик ждал вопросов, но пес молчал: почему-то в этот вечер ему не хотелось разговаривать. Закат догорел, выступили первые звезды. Мельник встал, отошел в сторону, где скалистый склон спускался в долину, расстегнул комбинезон.

— Да, друг мой Бен, — прошептал он, глядя, как струя, серебрясь в лунном свете, исчезает между камней, — тебе непонятно, для чего я сложил знак и что значит это слово, а ты сегодня почему-то не слишком любознателен и не хочешь спрашивать. Но ничего, мы еще с тобой пройдем „заколоченным“ Коридором и вступим в бой с бандой свихнувшихся идиотов. Мы еще многое переживем вместе, друг мой Бен. И ты у меня еще спросишь, что такое „красиво“.