– Значит, это правда! – Маргарет сжимала экземпляр «Видения».

– Посмотрим. – Грейс возилась со своим длинным рыжим париком и шляпкой. Она надвинула поля на лоб так низко, что почти ничего не видела.

Половина девятого. Многие сели, хотя некоторые еще прогуливались по бару и оживленно беседовали. Все чего-то напряженно ждали.

– Джонс узнал это из достоверного источника, а Джонсу можно верить!

– А мне рассказала об этом Синтия. Она библиотекарь и разбирается в этих вопросах. В литературе и тому подобном.

Маргарет показала на пару свободных стульев:

– Давайте сядем, пока не заняли все места!

Грейс разглядывала свое отражение в сверкающем стекле. Парик выглядел нелепо. Она тихонько выругалась. Девять часов. Разговоры смолкли. Толпа притихла.

– Думаете, он появится? – На лице Маргарет отразилась смесь надежды и тревоги.

– Не спрашивайте меня. До сих пор мой инстинкт относительно О'Коннелла не срабатывал.

Маргарет возбужденно оглядывалась.

– Разумеется, он придет! Иначе зачем бы открыли клуб? Зачем поставили стулья, кафедру?

– Может быть, до них просто донеслись, как и до всех нас, слухи и они решили на всякий случай подготовиться. В конце концов, в баре продают полно напитков. А вот Сисли, менеджера, почему-то нет. Ах!

– Что?

– Ничего! – Грейс еще ниже спустила поля шляпки и вжалась в стул. Она явно заметила кого-то, с кем ей не хотелось разговаривать. Здесь-то он что делает?

Когда прошло десять минут, напряжение в зале напоминало туго натянутую тетиву. В половине десятого тетива лопнула. Приглушенные жалобы стали громче. Люди пожимали плечами, мотали головой и собирались уходить. Официанты принялись складывать и уносить стулья.

Грейс почувствовала тихое удовлетворение. На лицах всех окружающих она увидела разочарование и гнев, которые испытывала к О'Коннеллу всю неделю. Это была своего рода месть. Заметно повеселев, она повернулась к Маргарет:

– Я иду в «Тутанхамон» на Стрэнд. Хотите со мной?

Маргарет помотала головой:

– Я еще подожду. На всякий случай.

Клуб «Тутанхамон» был стилизован под величественный египетский дворец; на всех мраморных колоннах и фресках изображались пирамиды, рабы и знать с огромными глазами всегда на одной стороне лица. Грейс знала, что маски, статуи и украшенные драгоценными камнями скарабеи были подлинными древними артефактами, привезенными из Египта. Официанты в золотистых набедренных повязках разносили напитки на высоко поднятых над головой подносах. Женщины в белых одеждах обмахивали гостей пурпурными перьями и пальмовыми ветвями. Загримированные под египтян оркестранты были в черных париках.

К Грейс, снявшей парик и шляпу, бросилась управительница Моник, весьма опасная дама, утопающая в кружевах. Едва начав разговор, она обрушила на Грейс восторженные возгласы: «Дорогая! Как замечательно!», расцеловала ее в обе щеки, а экспансивный хозяин, Шеридан Гамильтон-Шапкотт, человек настолько худой, что даже самый дорогой костюм от Сэвил-роу на нем висел как мешок, отвел ее за лучший столик. Шеридан с Моник представляли собой вместе довольно специфическое зрелище. Одна и та же порода.

– Напитки, напитки! – Шеридан хлопнул в ладоши официанту. – Ггейс, ты должна попгобовать мой новый коктейль, «Луксогская ящегица»! Я сам его пгидумал и увегяю тебя, что он пгевосходен!

– Что в нем намешано?

– Попгобуй, и узнаешь!

Это был девиз Шеридана. Он висел над стойкой бара, написанный буквами, напоминающими иероглифы. Грейс слышала, что этот девиз висит и над его постелью.

Золотистый напиток имел медовый золотистый вкус.

– Аппетитно. Он очень крепкий?

– Не будь такой подозгительной! – Шеридан скрестил ноги и, нахмурившись, взглянул на нее; такой хмурый вид создавался накрашенными в египетском стиле веками его оленьих глаз. – Помни, что надо быть умницей, Ггейс! Я еще сегжусь на тебя за то, что ты не пгишла раньше. Ты мой самый стагинный дгуг, а мы уже месяц как откгылись.

– Я решила, что лучше было дать тебе спокойно начать, а не отвлекать тебя. Как говорится, дать тебе время положить ноги на стол!

Это было почти правдой. Она слишком хорошо знала Шеридана, чтобы появиться у него в первые ночи. До нее быстро дошли слухи, что он безрассудно разрешил персоналу бесплатно пользоваться напитками и даже поощрял их к этой забаве. В результате произошло множество увечий. На третью ночь кто-то вызвал полицию, и Шеридану пришлось приложить максимум усилий, чтобы клуб не закрыли. Хаос прекратился с появлением Моник. Она имела многолетний опыт управления барами и клубами, и ей быстро удалось привести «Тутанхамон» в надлежащее состояние, не терпя никакой чепухи от своего воображаемого босса.

Шеридан унаследовал «Шапкотт Брюэри и Дистиллери» от покойного отца, Эдварда, но не впитал энергии и деловой хватки великого человека. Его переменчивое, как бабочка, настроение (унаследованное, наряду с оленьими глазами, от покойной матери, Амелии) плохо сочеталось с миром бизнеса, и он быстро переложил всю тяжелую ответственность на многолетнего заместителя своего отца, чтобы уделять больше времени и энергии развивающимся хобби. «Развивающиеся» было верное слово. Все началось еще при жизни отца, с короткого курса древней истории в Кембридже. Там он подружился с группой археологов, которые убедили его бросить университет, присоединиться к их грядущей экспедиции в Египет и стать участником всех важных находок. Шапкотт-старший, в чьих руках находились финансы, одобрил этот план, так как сын заверил его, что не древняя история, а археология именно «то, что нужно». Старинные друзья Шапкоттов, Кэтрин и Гарольд Резерфорд, поддержали точку зрения Амелии, что «мальчик вернется к занятиям, как только выбросит их из головы». Вообще-то Эдварда совсем не беспокоил университетский диплом. Он понимал, почему человеку захотелось покопаться в чужой земле. Желание сидеть в библиотеках и читать пыльные тома было делом гораздо менее прибыльным... да и мысль о том, что сынок наконец запачкает ручки, доставляла удовольствие.

В конце концов Шеридан влюбился в Египет, а не в археологию. Его пленили пирамиды, а путешествие по Нилу на красивом пароходе доставило ему неземное удовольствие. Почему людям хочется все свое время тратить на раскопки под палящим солнцем? Можно же просто, подмазав кого-то, получить самые баснословные сокровища, привезти их домой, где держать в качестве трофея или выгодно продать.

Примерно в это время, когда дом начал наполняться амулетами и саркофагами, рассерженный и больной туберкулезом Эдвард прекратил свое земное существование, в замешательстве глядя на маску Анубиса, бога с головой шакала, покровителя кладбищ и бальзамирования, которая каким-то мистическим образом оказалась над его постелью.

Вскоре после смерти отца Шеридан познакомился с Сесиль Жубе, парижским модельером, которая попросила разрешения посмотреть знаменитую коллекцию и свободно воспользоваться ее мотивами, красками и «духом» при создании новой линии дома Мирбора. Эта крошечная страстная французская девушка, проводящая рукой по бронзовым безделушкам, пристально глядящая на плиты с иероглифами и держащая драгоценности на весу, чтобы через них проходил свет, напомнила Шеридану великую Клеопатру. Месяцем позже он женился на мисс Жубе и полностью попал в плен ее мира моды и интерьеров, навеянных Египтом.

Нынешняя фаза существования Шеридана, как нового владельца «Тутанхамона», наступила после преждевременного и резкого разрыва его брачных уз. Сесиль, покончив с Египтом, увлеклась ориенталистикой и французским университетским профессором, обладавшим обширной коллекцией китайских произведений искусства.

– Как непостоянны девушки, – простонал Шеридан, тяжело опираясь на цинковую стойку бара в парижском клубе «Койот». – Меняют мужчин как перчатки.

– Courage, mon ami[11]. – Моник, управляющая «Койота», похлопала его по плечу и протянула еще один бокал. – Тебе нужно заняться каким-нибудь интересным делом, и ты забудешь ее. Беда в том, что у тебя нет мечты! А вот я... у меня есть мечта, но нет никаких средств к ее осуществлению. Мы можем помочь друг другу, mon ami! Vous comprendez?[12]