Но самое забавное в висте по средам – то, что происходит между партиями. После каждого кона и прежде, чем вы и ваш партнер перейдете к следующему столику, выигравшая девушка выбирает для танца или своего партнера, или сидящего напротив. Это было так восхитительно, колебаться между моим парнем и другим (мы выиграли совсем немного благодаря вышеупомянутой сомнительной тактике Дьявола), тогда как проигравшая леди сидела, курила и ждала, пока решится ее судьба. После тонких и одновременно жестких комбинаций виста чарльстон получался еще забавнее, и, кроме того, здесь не нужно было думать!

А еще, девушки, вы должны наведаться в «Селфридж», чтобы посмотреть новые купальные костюмы сезона. Мне известно из достоверных источников, что именно это носят в Довиле и на Ривьере. В основном они в смелую горизонтальную полоску, что не подходит для крупных леди. И не забудьте о купальной шапочке! Ваша стрижка нуждается в защите от песка и солнца!

А к концу недели мы должны подумать о Чарльзе А. Линдберге[19], отважном американском пилоте (да, они там летают с места на место), который, если позволит погода, совершит первый безостановочный одиночный перелет через Атлантику на своем аэроплане «Дух Сент-Луиса». Скрестите пальцы за этого славного героя, когда двадцатого он оторвется от Лонг-Айленда. И пальцы ног тоже. Скрестите все, что у вас есть. Когда он приземлится в Париже, в его честь устроят прием, который станет событием века.

Держу пари, он не мухлюет в карты.

Дайамонд Шарп».

Библиотека на Марилебон-роуд была переполнена. Люди сидели на складных креслах, поставленных рядами, стояли сзади – негде было яблоку упасть. Обычно эта комната походила на холодную пещеру, но сегодня здесь была страшная духота. Жара исходила в основном от тел. В этот теплый майский день многие пришли в тяжелых нарядных костюмах и шляпах, и в результате помещение комнаты оказалось неожиданно тесным. Официальные костюмы в большинстве своем были черными, поэтому аудитория имела несколько похоронный вид. Привычный аромат библиотечной пыли усиливался сильным запахом старых платяных шкафов и нафталиновых шариков.

Единственным шумом в толпе были случайный кашель или чиханье, чьи-то прерывистые вздохи и выдохи и еще какие-то приглушенные звуки, наверное, кто-то обмахивался листком бумаги, а может быть, это был звук всеобщего ожидания и тревоги. Но в конце концов к тихому жужжанию добавился неприятный гул, вибрирующий в ушах, зубах, животе. Гул, показавшийся Грейс явным нарастанием неисчезающего гула, составляющего фон жизни и находящегося за ее пределами, гула, который иногда слышишь, когда сидишь один в пустом доме или когда лежишь ночью в постели, пытаясь заснуть. Вероятно, шум крови в голове.

Этот вибрирующий гул, наполняющий библиотеку, исходил от женщины, сидящей впереди с закрытыми глазами и вытянутыми, сложенными чашечкой руками. Все присутствующие в зале смотрели на нее. Она пребывала в этой позе и гудела уже более пяти минут.

Грейс, сидящая с О'Коннеллом в девятом ряду (почти в самом конце зала), пыталась угадать возраст миссис Маккеллар. Мертвенно-бледное лицо без всяких признаков косметики говорило о солидном возрасте, но морщин вокруг закрытых глаз, рта и на лбу было мало. На ней было бесформенное желтое платье, а бесцветные волосы скрывал вязаный желтый шарф. Это могла быть шестидесятилетняя женщина, сохранившая молодость с помощью всех усилий своей души, сорокалетняя, не умеющая одеваться и подать себя, или что-нибудь между этим. Сколько бы ей ни было лет, она выглядела странной, слегка пугающей и почти наверняка искала любовных приключений.

В целом публика, поглощенная происходящим, сидела молча, но Грейс зашевелилась на своем месте и попыталась подавить зевок. Когда у нее заурчало в животе, О'Коннелл повернулся и поднял бровь.

– Я ничего не могу с собой поделать, – прошептала Грейс. – Я еще ничего не ела с самого завтрака!

– А как же ленч? Или ты сидишь на какой-то сумасшедшей диете, которая не позволяет есть днем?

– У меня была срочная работа. Но ты не поймешь прозы моей работы, правда? Ее суть. Куда мы пойдем, когда закончится эта пантомима?

– Думаю, нам следует пойти туда, где я лучше пойму кухню твоей работы. Ведь я очень хочу понять тебя полностью, дорогая! – С этими словами он сжал ей руку.

– Что ты собираешься делать?

– Ш-ш-ш! – О'Коннелл приложил палец к губам. – Ты тревожишь «эфир»!

– Что ж, мы, конечно, этого не хотим. – Грейс посмотрела на гудящую женщину, затем огляделась. – В этом эфире, наверное, много духов, если каждый из присутствующих здесь получит то, за что заплатил.

Гудение стало на октаву громче. Женщина, сидящая справа от Грейс, шишковатыми пальцами схватилась за свои нефритовые бусы.

– Только представь, сколько шиллингов сегодня перешло из рук в руки, – прошептала Грейс. – Кто делает состояние на чужих смертях?

– Владелец похоронного бюро? Торговец цветами, каменщик, могильщик, доктор, юрист... Миссис Маккеллар, конечно, скажет, что у нее Богом данный дар и призвание помогать нуждающимся, но ведь у нее большие траты и куча голодных ртов.

– Да, наверное, она так и скажет.

– Прямо в спину! – Широко открытые зеленые глаза женщины свирепо смотрели на Грейс. – Помалкивайте в тряпочку или убирайтесь отсюда!

– Очень возвышенно, – пробормотала Грейс, когда миссис Маккеллар снова закрыла глаза и загудела.

Все присутствующие в зале повернули голову в сторону Грейс. Публика, как и следовало ожидать, состояла из пожилых людей. Здесь нечего было делать тридцатилетним и двадцатилетним, а также юношам и девушкам, едва достигшим брачного возраста.

«У всех в этом зале какое-то горе, – думала Грейс. – Никто из них от него еще не оправился».

– Ах, Эдвин, вот и ты! Пора! – Миссис Маккеллар встала, одной рукой схватившись за лоб. Она слегка покачивалась, шевеля объемистыми складками желтого платья. Перед сеансом она уже объяснила публике, что ее «посредником» является мальчик по имени Эдвин, умерший от гриппа после войны. Именно он общался с духами от ее имени. – Кто он, Эдвин? Назови его имя. – Она замолчала и поднесла сложенную чашечкой ладонь к уху. – Ты сказал Арчи? – Она снова открыла глаза. – Или Алфи? – При последнем имени женщина, сидящая в первом ряду, шумно вдохнула. – Алфи, – подтвердила миссис Маккеллар. – Что вы хотите сказать, Алфи? Что-нибудь о детях?

Грейс краем глаза увидела женщину, которая вздохнула. Ей было лет сорок. При слове «дети» у нее опустились плечи. Грейс хотелось бы увидеть выражение ее лица.

– Алфи очень жалеет, что у вас нет детей, – сказала миссис Маккеллар женщине и после многозначительной паузы, во время которой женщина слегка склонила голову набок, добавила: – Выживших.

Послышался сдавленный звук. Женщина заплакала.

– Вы что-нибудь хотите сказать ему, дорогая?

– Только то, что я всегда буду любить его. – Голос женщины дрожал.

– Он говорит, что тоже вас любит. Он наблюдает за вами с того света.

– Это отвратительно, – прошептала Грейс.

– Он просит вас следить за шкатулкой, – добавила миссис Маккеллар.

– Шкатулкой? – Женщина, похоже, даже выпрямилась при этих словах. – Какой шкатулкой?

Но миссис Маккеллар покончила с Алфи и попыталась связаться с маленькой девочкой в белой ночной рубашке с куклой, одетой в лохмотья. Упоминание этой физической подробности встревожило две пары безутешных родителей, сообщивших ясновидящей имена своих умерших дочерей. Мгновение спустя миссис Маккеллар подтвердила, что девочку звали Эдит, а не Мэри, и пустилась в обычные расплывчатые заверения в вечной любви с того света.

– Для этого даже не требуется мастерства, – прошептала Грейс. – Я бы тоже так могла. Она хищница, а отчаяние родных слишком велико, чтобы они могли это понять.

– А что за шкатулка Алфи? – спросил О'Коннелл. – Откуда она ее откопала?