Войдя в комнату, они, казалось, привнесли с собой шум, краски и солнечный свет. На Тилли была бабушкина шляпка и мамина нитка жемчуга, несколько раз обмотанная вокруг шеи. Она размахивала метелкой для смахивания пыли и менторским тоном бормотала:

– Каковы последствия? Последствия последствий? Здравствуй, тетя Грейс!

Кэтрин держала на руках Феликса, лицо которого было измазано джемом, и жаловалась на боль в спине. Когда она его поставила на пол, он быстро пополз по комнате к тете, прижался к ее ногам и, по-детски лопоча, попросил, чтобы она взяла его на руки.

– Ты странный, Феликс, – величественно произнесла Тилли. – Какой ты странный! – И сама побежала в объятия Грейс.

– Я вас заметила в окно, – объяснила Кэтрин. – Думала подождать, пока вы подойдете к дому, но это заняло у вас целую вечность. – Она протянула Нэнси конверт. – Сегодня я нашла это в почтовом ящике.

Нэнси нахмурилась и взяла конверт.

– Мама! Ты уже его открывала!

Феликс вытер джем о плечо Грейс. Тилли сообщила:

– Феликс плохой мальчик, и я не отвечаю за последствия.

Кэтрин сказала:

– Я забыла вчера сказать тебе. Дорогая, твоя последняя колонка была не так уж плоха! Совсем не плоха!

– Грейс! – Нэнси протянула письмо сестре. – Посмотри на это!

«Дорогая Нэнси!

Прости, что не простился лично, но я увидел, как ты уходишь, и, боюсь, не могу ждать твоего возвращения. Все произошло довольно неожиданно. Дело в том, что я возвращаюсь в Нью-Йорк.

Из этого тебе станет понятно, что с девушкой, о которой я тебе рассказывал, у меня ничего не получилось. Но не важно. Случаются в моей жизни и хорошие события. Я не убегаю. Во всяком случае, в этот раз. Эта девушка была добра ко мне, даже если у нас с ней ничего не получилось. В последнее время постоянно вспыхивают какие-то искры, учащается пульс. Я этого не чувствовал годами и думал, больше никогда снова не почувствую. Это помогло мне изгнать некоторые призраки. Забавно поворачивается жизнь. Помощь может прийти оттуда, откуда ее меньше всего ждешь.

Я слишком долго странствовал по свету, а Бетси нужен отец. Я всегда был ей нужен, но из-за своей занятости не видел этого. Я убедил себя, что ей будет лучше с моими родителями, но это неправда. Мы принадлежим друг другу.

Все это, конечно, довольно неожиданно, но это правильное решение. Какой смысл медлить, когда решение принято? У меня заказано место на судне, отправляющемся сегодня из Саутгемптона. Пора возвращаться к моей девочке.

Ты была мне замечательным другом, Нэнси. Ты многому научила меня, ты и твоя прекрасная семья. Надеюсь, я не обманул тебя ненароком. Я всегда чувствовал, что мы отлично понимаем друг друга, и всегда буду думать о тебе с любовью. Желаю тебе всех благ в будущем. Надеюсь, мы еще встретимся.

Я написал моему квартирному хозяину и миссис Коллинз и расплатился с ними до конца месяца. Присмотри, пожалуйста, за домом до этого срока, чтобы убедиться, что все в порядке. Я буду очень благодарен. По приезде дам телеграмму.

Привет Тилли и Феликсу. Всегда твой друг

Джон».

Когда такси проезжало мимо бюро записей актов гражданского состояния, Грейс выпустила великолепное кольцо дыма. На ее сигарете, зажатой между пальцами, отпечатался красный след губной помады.

– Ватерлоо, да? – спросил таксист. – Уезжаете или встречаете кого-нибудь?

– Надеюсь, и то и другое. – Она еще раз затянулась сигаретой. – Сначала уезжаю, потом встречаю.

Все произошло очень быстро. Она стояла, держа письмо в вытянутой руке, когда вокруг нее засуетились Нэнси и мать. Они практически выставили ее за дверь, отправив через дорогу к дому Резерфордов.

– Давай же, Грейс! – Нэнси носилась по комнате, укладывая ее веши. – Не теряй зря времени!

– О чем ты? Он уехал.

– Он уедет только сегодня вечером, – объяснила Нэнси. – Ты можешь перехватить его в Саутгемптоне и помешать ему сесть на пароход.

– Или сесть на него вместе с ним, – добавила Кэтрин.

– Вы сошли с ума! Уже слишком поздно! – При одной этой мысли ее сердце застучало.

– Ради бога! – воскликнула Кэтрин. – Что ты теряешь, попытавшись догнать его?

– Она боится не потерять, – бросила Нэнси. – Моя тупоголовая сестрица боится найти то, чего всегда хотела!

– Пожалуйста! – Грейс уронила письмо и закрыла лицо руками.

– Ты не предназначена для судьбы старой девы, – заявила Нэнси. – Это не для тебя! Ах, мама, скажи ей!

Кэтрин уперла руки в бока.

– Грейс Резерфорд, разве я воспитывала тебя трусихой? В этом доме не терпят трусости. Возьми себя в руки – и вперед!

Тилли погрозила пальчиком:

– Последствия последствий есть последствие.

– Вы встречаете вашего парня?

– Вероятно.

Еще одно кольцо дыма.

– Надеюсь, он хороший, – сказал водитель. – Надеюсь, он будет обращаться с вами как следует. Вокруг нас столько подонков!

– Я знаю.

Они въехали в Блумсбери, миновав изящные, заваленные листьями площади.

– Так куда же вы собрались?

Может быть, Нэнси с мамой были правы? Может быть, она боится найти свое счастье? Она облачилась во власяницу и за последние годы привыкла к ней. Она даже почувствовала облегчение, когда разладились отношения с О'Коннеллом! Да и как еще могли закончиться отношения с таким человеком, как он? Это было еще одно доказательство того, что ей не суждено найти счастье самым обычным способом – любить и быть любимой.

– Похоже, мы очень медленно едем! Что-то произошло, как вы думаете?

– В Уэст-Энде кто-то марширует. Эти выпендрежные дуболомы. Вы знаете о них? Все эти лагеря и смешные зеленые рубашки, а еще немного национализма. Знаете о них?

– Вы имеете в виду «Киббо Кифт»[25]?

– Ага, их, мерзавцев! Джона Харгрейва или как там его. Занятные типы. Берут себе причудливые имена и все такое, так ведь? Белый Голубь, Золотой Орел и прочий вздор.

Такси остановилось. Грейс посмотрела на высокий серый дом с красной дверью. Три или четыре месяца назад она была на джазовой вечеринке в верхних залах этого дома. Она танцевала с двоими художниками-вортуистами[26], один из которых был в берете, другой с бессмысленно острой бородкой. У нее кружилась голова от джина, и она понимала, из другого угла зала за ней наблюдает Дики. Она, должно быть, выглядела так, словно переживала самый важный момент в своей жизни. Фактически в эту ночь она была ужасно одинока.

– Кучка подростков-бойскаутов с отвратительной изнанкой, если хотите знать мое мнение, – продолжал возмущаться таксист. – Не слышал, чтобы Харгрейв сказал что-нибудь достойное того, чтобы из-за этого заполонять все улицы!

Они ждали почти две минуты. Грейс, подавшись вперед, смотрела на неподвижные машины, стоящие перед ними.

– А когда должен закончиться марш? Думаете, мы скоро двинемся дальше?

– Понятия не имею, моя хорошая! Когда отходит ваш поезд?

Вокруг них водители, крутя рулями, выбирались из пробки и поворачивали на восток.

– А нельзя подъехать к вокзалу другим путем?

– Нет, вы же не хотите ехать через Клеркенуэлл? Не волнуйтесь, я уверен, мы с минуты на минуту тронемся.

– Но вы только что сказали, что понятия не имеете, как долго продлится марш!

Водитель автобуса впереди них высунул руку из машины, сигнализируя, что поворачивает. Маршрутный автобус, едущий к Ватерлоо, поворачивал на восток, чтобы ехать через Клеркенуэлл.

– Если хотите знать мое мнение, это совершенно безответственно. – Таксист недовольно фыркнул. – У него в машине наверняка есть пассажиры, которым надо в Уэст-Энд!

– Пожалуйста, поезжайте обходным путем, – сквозь зубы проскрежетала Грейс.

Она представила, как Джон медленно поднимается по сходням на пароход. Не современный океанский лайнер, а испанский галеон с парусами, пушкой и флагом с черепом и костями, развевающимся на мачте.