Если бы скульптор, вместо того чтобы взять резец и высечь из мрамора статую, которую он себе представляет, начал восклицать: «О, как прекрасно, как великолепно!» – его бы высмеяли. Бездарным поэтам это еще дозволяется.

Если бы язык был продуктом не поэтического, а логического духа, существовал бы один-единственный язык.

Есть люди, способные примириться даже с концом света, если только они его заранее предсказали.

И в глубочайшем страдании есть еще блаженство – сознание того, что ты способен страдать.

Каждый в отдельности не может противопоставить себя миру, не превращая своего маленького права в большую неправоту.

Кажется, в сердцах некоторых лирических поэтов вместо соловьев угнездились кукушки.

Как только любовь отдает все, она кончает банкротством.

Когда из Италии возвращаешься в Германию, то кажется, будто ты вдруг состарился.

Кто верит в свою удачу, удачлив.

Кто начинает с того, что всем верит, кончает тем, что каждого считает плутом.

Кто хочет иметь больше, чем одного друга, не заслуживает и одного.

Культура началась с фигового листка и кончается, когда фиговый листок отброшен.

Легче повторить чудо, чем объяснить его.

Многие с утра садятся за стихотворство как за бритье.

Мотивы, предшествующие действию, по большей части изменяются во время действия, а после него выглядят уже совсем по-другому. Это важное обстоятельство, которого многие драматурги не замечают.

Мы должны действовать; не для того, чтобы противостоять судьбе, – это не в наших силах, – а для того, чтобы идти ей навстречу.

Мы живем за счет будущего. Не удивительно, что оно оказывается банкротом.

На солнце есть пятна, но тени они не отбрасывают.

Не все золото, что блестит. Но верно и другое: не все, что золото, блестит.

Невелика радость подниматься все выше, если по-прежнему остаешься на лестнице.

Невинность – это пробуждающаяся чувственность, которая еще не понимает себя.

Некоторые люди только потому верят в Бога и в бессмертие, что не осмеливаются возражать против столь великих идей.

Немецкая нация раздает свои лавры, как Офелия – цветы.

Поэзия есть образ, это так; но не ярмарка образов! Зеркало не составляют из отдельных зеркал.

Публика всегда готова аплодировать фейерверку, но не заходу солнца.

Своенравие есть наиболее дешевый заменитель характера.

Согласно учению о переселении душ, возможно, что Платон опять сидит за партой и терпит побои за то, что не понимает Платона.

Строжайшая экономность у Шекспира, несмотря на непревзойденное богатство. Это всегда признак высшей гениальности

Трудно поверить, сколько ума используется для доказательства глупостей.

У королей меньше прав быть личностью, чем у всех остальных людей.

Форма есть высшее содержание.

Часто молодость упрекают за то, что она думает, будто мир начался только с нее. Заслуженный упрек! Но старость еще чаще полагает, что мир кончается вместе с нею.

Человек никак не может поклониться одной истине, не наступив на ногу другой.

Человек обладает свободой воли – то есть может добровольно согласиться с необходимостью!

Человек, который ведет дневник, многое делает лишь для того, чтобы было что записать.

Чем хуже владеешь языком, тем меньше можешь на нем соврать.

Шекспир обязан своим предшественникам не в большей степени, чем Христос – колодцу, из которого была взята вода, превращенная им в вино.

Шутка – пробный камень серьезности; что не выдерживает шуток, то непрочно стоит на ногах. Это относится и к жизни и к искусству.

Автор привыкает в конце концов к своей публике, точно она разумное существо.

Ауффенберга я не читал. Полагаю, что он напоминает Арленкура, которого я тоже не читал.

Ах! Это было так давно! Я был тогда молод и глуп. Теперь я стар и глуп.

Бог есть; но сказать «я верю в Бога» – это уже богохульство.

Бог простит мне глупости, которые я наговорил про него, как я моим противникам прощаю глупости, которые они писали против меня, хотя духовно они стояли настолько же ниже меня, насколько я стою ниже тебя, о Господи!

Была ли она добродетельна, я не знаю; однако она была всегда безобразна, а безобразие у женщины – добрая половина пути к добродетели.

Быть может, поэзия есть болезнь человека, как жемчуг есть, собственно, болезненный нарост, которым страдает бедный слизняк?

В искусстве форма все, материал ничего не стоит. Штауб берет за фрак, сшитый из собственного сукна, столько же, сколько за фрак, сшитый из сукна заказчика. Он говорит, что требует плату за фасон, материю же дарит.

В литературе, как в диких лесах Северной Америки, сыновья убивают отцов, когда те становятся стары и слабы.

В литературе, как и в жизни, каждый сын имеет своего отца, которого он, однако, не всегда знает или от которого он даже хотел бы отречься.