Нужно всякий раз писать так, будто пишешь в первый и последний раз. Сказать так много, словно это твое прощание, и так хорошо, словно это дебют.

Образование – это то, что большинство получает, некоторые передают и лишь немногие имеют.

Общая сумма идей литературного сочинения есть результат умножения, а не сложения.

Один пишет, потому что видит, другой – потому что слышит.

Одна из наиболее распространенных болезней – ставить диагноз.

Omne animal tristi.[4] Такова христианская мораль. Но и они лишь post, а не propter hoc.[5]

Он много бы дал ей за то, чтобы она любила его не за то, что он ей дает.

Он скорее простит тебе подлость, которую он тебе сделал, чем добро, которое ты сделал ему.

Она сказала себе: переспать с ним – пожалуй, но без фамильярности!

Они смотрят на женщину как на живительный напиток. Что женщин самих мучит жажда, они замечать не желают.

Они судят, дабы не быть судимыми.

От пустоты сердца глаголят уста. (По канве библейского изречения «От избытка сердца глаголят уста».)

Парламентаризм – это перевод политической проституции на казарменное положение.

Перевести произведение с одного языка на другой – все равно что снять с него кожу, перевести через границу и там нарядить в национальный костюм.

Печать – провидение безбожного времени, причем веру во всеведение и всеприсутствие она превратила в твердое убеждение.

Печать – у них, биржа – у них, а теперь у них еще и подсознание!

Плагиаторов нужно заставлять переписать автора сто раз.

Плохо подавленная сексуальность привела в расстройство не один домашний бюджет, а хорошо подавленная – мировой порядок.

«Покончим с иллюзиями!» – с этого-то они и начинаются.

Поэт, который читает, выглядит как повар, который ест.

«Права женщин» – это обязанности мужчин.

Прекрасно умереть за идею. Если только это не та идея, за счет которой живут и от которой умирают.

При мысли, что одно и то же орудие послужило для написания «Критики чистого разума» и отчетов о гастролях Венского мужского хора, сразу перестаешь роптать и только возносишь хвалу Всевышнему.

Прогресс изготовляет бумажники из человеческой кожи. (Написано в 1909 г.)

Прогресс празднует пирровы победы над природой.

Проститутки на улицах ведут себя так бесстыдно, что отсюда можно заключить, как ведут себя почтенные граждане у себя дома.

Психоанализ – болезнь эмансипированных евреев; религиозные евреи довольствуются диабетом.

Психоанализ и есть тот самый недуг, от которого он берется нас излечить.

Психоанализ определенного рода – занятие похотливых рационалистов, которые сводят к сексуальным мотивам все на свете, за исключением собственного занятия.

Психоаналитик – это исповедник, способный отпустить даже грехи отцов.

Психоаналитики роются в наших сновидениях, словно в наших карманах.

Психология – это омнибус, конвоирующий воздушный корабль.

Публика не все готова стерпеть. Она с негодованием отвергает безнравственное сочинение, если заметит в нем какую-либо культурную цель.

Раб! Она делает с ним все, чего он хочет.

Разговоры парикмахеров неопровержимо доказывают, что головы существуют для того, чтобы на них росли волосы.

Размеры неблагодарности часто никак не соотносятся с размерами оказанного благодеяния.

Раньше декорации были картонные, а актеры настоящие. Теперь декорации совсем как живые, но актеры картонные.

Ревность – это собачий лай, который приманивает вора.

С женщинами я охотно веду монолог. Но диалог с самим собой увлекательнее.

Самые лучшие женщины те, с которыми меньше всего говоришь.

Сатира, которую цензор способен понять, заслуживает запрета.

Сверхчеловек – идеал преждевременный, поскольку предполагает существование человека.

Своей сатирой я делаю маленьких людишек такими большими, что они уже оказываются достойными объектами моей сатиры.

Секрет агитатора: поглупеть настолько, чтобы слушатели поверили, что они так же умны, как и он.

Сексуальное просвещение оправданно хотя бы потому, что девушки могут недостаточно рано узнать, как дети не приходят на свет.

Семейная жизнь есть вмешательство в личную жизнь.

Сентиментальная ирония – это собака, которая воет на луну, одновременно писая на могилы.

Скандал начинается тогда, когда полиция кладет ему конец.

Скорее простят некрасивую ногу, чем некрасивый чулок!

Скромность – право художника, тщеславие составляет его обязанность.

Слабый сомневается перед тем, как принять решение; сильный – после.