Картазаеву тоже немного приелся словесный понос профессора, и он кивнул Мошонкину.

— Только осторожно. Как только почувствуешь, что что-то не так, беги. А то мне и твое убийство пришьют.

— Ну и шутки у вас, Владимир Петрович, — пробормотал десантник.

Изогнувшись, он пролез между пузаном и дверцей. Одолжив у хозяина ключи, сунул их в гнездо. После чего посмотрел на полковника и сказал:

— Рукой махните!

— Я тебе сейчас махну, — пригрозил Картазаев. — И помни о том, о чем я тебе сказал. Мне тут герои не нужны. У меня наградных листов нет с собой.

Мошонкин промурлыкал песенку, что всегда напевал, когда заводил комбайн, "Летят перелетные птицы". И повернул ключ зажигания. И действительно едва не полетел. Мотор заработал, но заработал как-то не так. Даже Мошонкин, впервые оказавшийся за рулем столь престижного авто, понял все это с полуоборота.

Сначала переместился только звук, оказавшись внутри черепной коробки десантника. Мошонкину поплохело, потому что следом за звуком в него вторглась сама машина. Себя десантник ощущал некоей улиткой, тащившей на себе свой собственный дом. Причем, в его случае сознание его разрывалось от мысли, что машину ему не утащить, к тому же вместе с друзьями. Звук заработавшего мотора сделался невыносимым, выворачивая его наизнанку мощными низкочастотными шумами. Все поплыло перед глазами Мошонкина, и он забрызгал центр лобового стекла.

Дым шел уже изо всех щелей капота, который подскакивал словно крышка на закипающем чайнике. Момент, когда внутри что-то загремело, и все восемь цилиндров двигателя, пробивая капот насквозь, устремились навстречу небу, Мошонкин уже не видел, благополучно потеряв сознание.

Он пришел в себя спустя некоторое время, когда напарник вытащил его и отволок в сторону от агонизирующего авто. Впрочем, самой машины к тому времени уже не существовало. Вместо нее возвышалась куча неопрятного вида свежегорелых деталей. И фигура готовящегося сесть в никуда господина выглядела довольно импозантно. Он словно только что справил нужду автомобильными запчастями.

— Я требую, больше никаких экспериментов! — фальцетом выкрикнул Манатов.

— Присоединяюсь, — слабо откликнулся Мошонкин. — Прошу учесть, что я чуть не погиб во благо науки.

— Я даже готов тебя наградить, — пообещал Картазаев. — И повесить тебе орден под второй глаз.

— Между прочим, вы не меньше виноваты, — обнаглел Манатов. — Вы сами ему разрешили.

Мошонкин снова завелся, своими словами объясняя профессору недопустимость каких бы то ни было замечаний по отношению к товарищу полковнику. И перепалка грозила перерасти в неконтролируемую фазу, когда Дина указала тоненькой ручкой вперед и сказала:

— Там кровь.

Все замолчали на полуслове. Там действительно что-то произошло. Дина была права.

На проезжей части дороги виднелись пятна крови и клочья одежды. Желая узнать, что здесь случилось, Манатов поднял свой прибор, и у Картазаева возникло безотчетное желание его остановить. Он сам не мог объяснить причин, и, может быть, именно по этому не стал его останавливать.

Манатов нажал кнопку, прибор исправно испустил свет, а после начался настоящий ад. Если до этого свет вел себя исправно, лишь слегка подсинивая окружающий воздух, то в ответ на действия профессора сверкнула настоящая молния, прострелившая все пространство до ближайших зданий.

При этом раздался трубный рев, словно испускаемый смертельно раненным существом. В ядовито синем, почти фиолетовом воздухе высветилась немая сцена: застывшие в разных позах дымчатые силуэты, которые затем пришли в движение. Когда одна из фигур повернулась, наблюдался даже распахнутый в ужасе фосфорицирующий рот.

— Что это было? — спросил Мошонкин, приходя в себя.

— Скорее всего, мы этого никогда не узнаем, — философски заметил профессор.

Диего вел свой отряд, сверяясь с планом, склеенным из записок, принесенных несчастными жертвами в разное время. В них встречались несоответствия, к тому же нередок был разный масштаб, но понять общее направление можно было.

В одиночку Диего двигался бы к цели гораздо быстрее. Мало того, что, сверяясь с планом, ему приходилось каждый раз отходить в сторонку, чтобы никто не подсмотрел схему Пути, так еще и Артур занемог. Его шатало с самого прихода в Лубаантун, а тут совсем сморило. Он частенько присаживался на обочину, а потом догонял.

— Миноискатель, не притворяйся! Оторви свою задницу! — прикрикивал Диего. — Ты же жил здесь, не умер.

— Ты действительно, жил здесь? — изумился Аркашка.

— Это было давно, — признал Артур.

— Как же ты вернулся?

— Уж лучше бы я не возвращался. Здесь не выдают документов, когда я вернулся, то без паспорта у меня был единственный путь, в колонию. Там меня и нашел Диего.

— Не болтать, дохляки! Двигаться! — оборвал главарь.

Аркашка пытался на ходу допытаться, как же ему вернуться к своей мамочке и пропахшей кассетами операторской в знакомой до боли телекомпании. Но Артур вдруг спросил:

— А ты не слышишь голос Бога?

— Какой голос? — даже испугался Аркашка.

— Он звучит очень тихо и словно просится тебе в голову.

Аркашка отшатнулся от собеседника как от чумного. Только сумасшедших ему не хватало. Нет, ему здесь определенно не место. Он поскорее оторвался от Артура и даже попытался вырваться вперед, но Диего грубо схватил за шиворот и словно щенка откинул себе за спину.

— Не лезь, гниденыш, поперек батьки!

Аркашка даже обиделся. Он старался как лучше, а его рвения опять не оценили. Как и всегда в жизни. Его не ценило начальство, в грош не ставили знакомые по работе. Неяскин и Маринка по пути на обед шли и разговаривали только между собой, словно он был пустым местом.

Обиженный на целый свет, Аркашка стал усиленно делать вид, что устал даже сильнее Артура. Он подволакивал ногу, закатывал глаза, в общем, симулировал, как мог. Диего был вынужден даже прикрикнуть:

— А ты чего тащишься? Шевели задницей!

То ему слишком быстро, то медленно. Сам не знает, чего хочет. Аркаша вынужден был ускорить шаг, но не тут то было. Нога продолжала едва волочиться. Полное ощущение, что к ней привязали гирю. Аркаша приложил все усилия, все без толку. Тяжесть неимоверная повисла на ноге. А временами она будто прилипала к земле.

В ответ на очередной окрик, он резко дернулся и, не сдержав равновесия, упал. Едва коснулся головой земли, как в мозгу словно ударили колокола, и он услышал голос, о котором говорил этот сумасшедший. Полным елея речитативом кто-то пропел: "Господи боже наш, иди с сим рабом твоим Аркадием и устрои его в здравии путешествовати".

— Кто это говорит? — спросил Аркаша.

— Святой дух, — с готовностью ответил неизвестный. — Меня никто не слышит окромя тебя.

— Ты, наверное, много чего знаешь?

— Знаю, что есть злые жены звероподобны.

— Это для меня не актуально. У меня и жены нет. Вообще, зачем ты со мной заговорил?

Дух завыл с такой пронзительностью, что Аркаша содрогнулся.

— Скорби, велико поболище ждет душу твою, раб Аркадий.

Аркаша аж вспотел от плохого предсказания.

— Какое поболище? За что?

— Тщета, погибель и укоризна. Досада зла.

Из всего Аркаша понял только слово "погибель".

— Что ж мне делать? Я не хочу умирать. Меня отпустить обещали после всего!

— Не верь Диего, он дело свое не по Бозе строит, он сам погублен в сем веце и тебя погубит.

— Что же мне делать?

— Бежати, ноги в руки взявши.

— Он же меня убьет.

— Как хочешь, — равнодушно сказал дух. — Не желаешь о своем спасении радети, да и хренушки бы с тобой.

— То есть как хренушки? — возмутился Аркаша. — А как же заповеди? Там не убий всякие. Они что тебе не указ?

— Заповеди для живых писаны. Ладно, вспоможествую тебе, раб Аркадий. Как скажу "Беги!" прыскай со всей страстью, а я Диего ноги то приворожу, к землице сырой приверчу.