Скинула белое платье-тоне, спустилась в воду. Умылась тщательно. Женщина принесла две чаши с травяными настоями — темными, горькими. Одним Лайа еще раз очистила лицо и руки, другой, морщась, выпила. Теперь девушка была уверена, что не заболеет.

Не доставит такой радости Хрустальной ветви. И тем более Лачи. Он и так получил слишком много поводов для радости.

Лачи лишь в прошлое равноденствие стал соправителем тетки Лайа. За него, совсем молодого, сказали слово больше половины Хрусталя и Меди, и даже у двух других семей не нашлось, что возразить… Лайа не могла думать об этом без ревности. А самой девушке приходится ждать смерти тетки, или ее отказа от права власти. Но такого не будет никогда. А если ждать слишком долго, племяннице может найтись замена… Хорошо хоть, пока никто не оспаривает ее право считаться преемницей. Элати слаба.

Девушка усмехнулась: слаба, и никогда не справится с Лачи. Он — айо, а Лайа умеет смотреть и слушать. Вот, увидела вчера, как один из послов посмотрел на девчонку Соль. И как та на него глядела. Жаль, что у лучшей целительницы Тейит такая глупая дочь.

Брови девушки сдвинулись: ежели и впрямь юная дуреха потеряла разум, это печально. Мать всегда мать… Лиа не сможет лечить, если будет тревожиться о дочери. А сейчас единственное, что имеет значение — здоровье Элати.

Еще одна женщина-прислужница появилась в дверном проеме:

— Дочь Обсидиана, тебя зовет Кесса.

Маленькая женщина с лицом будто полустертым сидела в большом каменном кресле. Войлочный шионте накинут на плечи, синий, украшенный богатой каймой, с прорезями для головы и рук — холодно женщине даже в самые жаркие дни. Поговаривали, что кровь у нее — не кровь, а вода горного родника, такая же ледяная.

Настоящее имя этой женщины не вспоминали — его заменило прозвище. Кессаль, хищная птица с крапчатым оперением. То ли мальчик, то ли девочка из Серебряных, не встретивших еще третью весну, произнес — Кесса; так и осталось.

Поначалу она сердилась, и наказаны бывали оговорившиеся. Потом сама перестала вспоминать настоящее имя свое.

Рядом с Кессой стоял молодой человек, видевший двадцать с небольшим весен. Приятная внешность, неяркая. Причудливые золотые браслеты на руках, волосы держит такой же гребень в виде двух перьев. По-птичьи склонив голову набок, смотрел на женщину искоса. Внимал ее малейшему жесту покорно, к любому слову прислушивался, будто к обожаемой мудрейшей наставнице. Но губы Кессы оставались напряженно поджатыми.

— Не перестарайся, заверяя южан в нашей любви.

— Что ты, аньу, я всего лишь хочу мира.

— Ты хочешь золота. Стоит им понять, что мы нашли новое месторождение на свободных землях, тут же оскалят зубы.

— Нам назло, — одними губами проговорил молодой человек, и была в этой фразе такая уверенность в своих силах, что Кесса приподнялась с кресла.

— Ты еще слишком молод. А я больна. Не разрушь то, чего я добилась с таким трудом… я и твой отец.

— Не беспокойся, Сильнейшая, я умею получать то, что хочу, без драки, — в голосе Лачи на сей раз была откровенная насмешка. Кесса призналась, что силы ее на исходе. Она почти просит соправителя делать так, а не иначе, Кесса, перед которой отступал отец Лачи. А достойной замены правительнице из Обсидиановой ветви нет. По-настоящему сильны в этом поколении лишь мальчики.

Тень скользнула по лицу Лачи — если Кесса успеет подготовить девочку из «опоры», Серебряных…

— Как ты намерена говорить с посланцами Юга, аньу?

— Я видела и слышала их. У послов обсидиановые пластины на груди — мысли прочесть невозможно. — Кесса поморщилась. А ведь на юге некому не мешает камень… сильно разошлись пути бывших детей Тевееррики. Не соединить нити в одно полотно, как было когда-то. Или, быть может, получится… путем большой крови наверняка. Либо люди должны стать столь слабыми, чтобы объединиться добровольно.

Худые руки женщины спокойно лежали на коленях, и голос ровно звучал, напевно, словно она взывала в Мейо Алей, как делали предки.

Когда Лайа вошла, ни единая мышца не дрогнула на лице женщины.

— Как здоровье сестры?

— Хорошо. Целительница говорит, она скоро встанет. А как твое здоровье, аньу?

Кесса поморщилась. Девчонка совсем обнаглела. Хорошо, что она и Лачи ненавидят друг друга, иначе наверняка спелись бы в желании достичь власти. Слабо махнув рукой, она отпустила обоих, жалея, что позвала племянницу.

Молодой человек и девушка вышли вместе. Лайа ускорила шаги, стремясь поскорее избавиться от общества сына Хрустальной ветви, да и вблизи Кессы она чувствовала себя неуверенно. Но в спину девушке прилетел мягкий, глубокий голос — он был лишен индивидуальности, как облако. Не зацепиться, не составить впечатление об его обладателе.

— Куда так спешишь, дорогая? Среди камней Тейит скучно и холодно. Не такими должны быть камни.

— Чего ты хочешь? — Лайа обернулась. Неторопливо, надменно — и резче, нежели следовало.

— Будь спутницей моей — ненадолго. К озеру Туи и обратно. Всего сутки, дочь Обсидиана.

— Зачем?

— Всему свое время, узнаешь. Или боишься?

Озеро Туи. Светлое-светлое, совсем круглое, словно кто-то из нечеловеческих существ решил создать себе зеркало. Высоко в горах лежит озеро, и по ночам в нем купаются звезды. Многие это видели. А еще к озеру Туи любят слетаться «перья». Покружат над ровной гладью, словно любуясь собой или что-то высматривая в глубине, и плывут по воздуху прочь.

Рыба почти не живет в озере Туи. Только серебристые угри и длинные узкие щуки.

Эту рыбу есть нельзя — вкусная, станет она камнем в желудке, станет льдом.

Лачи терпеть не мог отпрысков Обсидиановой ветви, но приходилось мириться с ними, зная, что рано или поздно кто-то из Обсидиана займет место Кессы. Терпел. Скупо, но улыбался им. И вот пригласил Лайа на дальнюю прогулку.

Прямо к озеру Туи; еще бы к морю предложил съездить. Вдвоем.

Одетая по-мужски, с тугим узлом волос на затылке, девушка тряслась в седле на столь ненавистной ей грис. Честное слово, куда лучше лодки или собственные ноги. Но какая там лодка высоко в горах? И грис пришлось скоро оставить, подниматься пешком. А Лачи за все время толком не сказал ей ни слова. Девушка тащилась за ним, будто служанка. Припоминала все крепкие выражения, которые слышала когда-то. Эх, мало ругательств употребляли дети Обсидиана. Да и Серебряные не отличались умением крепко завернуть фразу, так, чтобы собеседник залился краской. Надо было с каменотесами, что ли, общаться. Или с рыбаками — у них, говорят, много слов про запас.

— Чего ради ты потащил меня в горы? — не выдержала девушка.

— Скоро узнаешь.

— Кесса тебя убьет за отсутствие. Южане…

— С ними она сама разберется. В конце концов, это всего лишь послы, говорящие о золоте, а не о войне. Твоя тетя так любит власть, что обрадуется, не обнаружив меня в городе. Хотя потом, конечно, напоказ нахмурит брови и сделает вид, что страшно рассержена.

— Золото, — лицо девушки напряглось. — Тейит завалена им — мертвым… Я ненавижу сам его блеск.

— Что делать, радость моя. Что делать.

Искоса глянул на золотой браслет, плотно обхвативший тонкую руку спутницы: это пока живое. Словно из чешуек ящерицы сделан, красив. Недолго ему жить осталось, скоро Лайа выпьет его. Останется — безделушка…

Складка прочертила гладкий лоб молодого человека. В тысячный раз подумал — у южан золото в крови. Или огонь, без разницы. Гибель Тевееррики развела север и юг… и юг отхватил себе лучшую половину. Да, юва не слышат камней, кроме Солнечного, не чувствуют золота — но их Сила всегда с ними. Кто потерял больше? Нет, не права Кесса, считая, что Лачи не любит южан. В чем-то молодой соправитель восхищался ими.

Клочковатый, лезущий из земли через камни кустарник не мешал смотреть по сторонам — он был всего-то по пояс.