Литмир - Электронная Библиотека
Луна идет за горы Нима,
Когда девушки с медными браслетами
Танцуют в лунном круге…
Если бы весенний ветер
Подарил им крылья,
В небе стало бы больше птиц…

Голос у Огонька и вправду был очень красивый, серебристый и легкий. Он неожиданно отразился от стен, и казалось — поют самое меньшее два Огонька.

— А что-нибудь побыстрее? — оживилась девушка. Мальчишка ответил улыбкой.

Люди хотели пить,
Хотели вина,
Но вместо вина у них были только
Лепестки цветущей акации
Ах, солнце послало им свою кровь —
Люди были пьяны до утра!

Когда он запел, девушка выбежала на середину комнаты и начала танцевать, изгибаясь, покачиваясь тростинкой, переступая на месте маленькими ступнями. Словно невидимый инструмент заиграл, зазвенели колокольчики, подзадоривая Огонька. Киаль кружилась на месте, раскинув руки; вдруг фигуру ее окутало голубое пламя.

Огонек вскрикнул, судорожно вцепившись в покрывало. Набросить, сбить огонь… Не успел. Пламя гасло, опадая лепестками.

Девушка шагнула к нему:

— Зачем? Ты что?? Кто же так делает?

— Прости, элья… Я испугался… это пламя… я подумал — ты можешь сгореть!

— Ах… — она вздохнула, потом засмеялась. Села рядом с ним, взяла его ладони в свои.

— Я танцем живу, понимаешь? Это не пламя… это моя душа.

Неожиданно она привлекла его к себе, зашептала:

— У вас на севере — скучная Сила. А у нас — все, что горит, как огонь… Ты понимаешь?

— Не очень, элья, — честно признался Огонек, — Я не видел эсса…кроме того, на дороге… Дани был северянином, кажется, но он жил далеко от своих.

— Ну их! А ты сам как неживой — словно родниковая струйка, холодный, неподвижный только… — она затормошила его.

— Я… — Огонек был растерян, — А эльо-дани говорил, что я не в меру горячий… Я же не знаю, чего ты хочешь, элья… и никакой Силы у меня нет.

— Я ничего не хочу. Разве ты можешь что дать? — она вздохнула. — Песню и ту оборвал…

— Но я могу спеть еще! Я же не знал что пламя — как твоя тень при танце…

— Пой! — потребовала она. Ее волосы разметались, и Киаль стала несказанно хорошенькой, лучше, чем прежде. И Огонек запел самую красивую и самую веселую песню, которую знал — запел от души.

Девушка танцевала… вокруг нее вновь загорелось пламя, затем начали виться огненные птицы. С их длинных хвостов сыпались искры, и тонкие золотые браслеты звенели, сверкая. Чудесно… век бы смотрел, завороженный. Он и вправду не мог шевельнуться — только петь. Когда песня смолкла, Киаль села рядом и обняла его.

— Как хорошо! Правда?

— Да, элья. Ты такая красивая! И танец — тоже! — воскликнул Огонек, обретя возможность двигаться и глядя на девушку восхищенными сияющими глазами.

Она легонько поцеловала его в лоб, потом оттолкнула.

— Тебе, наверное, пора. Лучше не заставлять его ждать.

Словно под ледяной дождь с градом вытолкнули Огонька из теплого дома.

— А….. как скажешь, элья, — пролепетал, — А куда мне идти?

— Иди прямо по коридору, и дальше через сад… Вон за ту дверь. Выйдешь, куда надо… — Девушка вздохнула. — Если не увидимся — жаль. Ты хороший.

Киаль сжала его ладонь.

— Беги. Только не лги ему. Он… — девушка забавно нахмурилась.

— Что, Киаль-дани?

— Он пугает даже меня. И ему самому трудно.

— Да, элья, — ощутив себя очень одиноким, Огонек поднялся с коротким поклоном и пошел к двери — высокой арке, прикрытой чем-то вроде занавеси из нанизанных на нити маленьких самоцветов.

За дверью был коридор. Длинный, просторный — белые стены. «А кто — он?» — хотел вернуться, спросить. Побоялся рассердить Киаль.

Мальчик пошел по коридору, озираясь по сторонам.

В это время о найденыше говорили в соседнем крыле. Дед и его старший внук находились в разных концах комнаты, но, чтобы слышать друг друга, им не приходилось повышать голос.

— Чему ты улыбаешься? — неприязненно спросил Къятта, — Зачем тебе эта гадость в доме?

— Не веришь, что он на самом деле просто безобидный дурачок?

— Не знаю. Мальчишка обожает риск…

— Но не сумасшедший ведь он. Если бы нашел нечто на самом деле опасное, убил бы найденыша сам, раз уж счел своей собственностью.

— Не знаю, — повторил. Дед спросил задумчиво:

— Скажи вот что. Когда хищник вырастает и становится сильней вожака, что он делает?

— Бросает вызов. Думаешь, он сделает это?

— Не сейчас — еще мальчик… Но весен через пять возможно.

— Через пять весен все может измениться.

— Тогда еще. Чтобы удержать лодку от сноса течением, на дно кидают оплетенный веревкой камень… груз. Этот лесной найденыш, скорее всего, не более, чем временная игрушка. Но мальчик может и привязаться к нему. А если полукровка и в самом деле то, что о себе говорит, лучшего и желать не надо.

Остановился, с удовольствием вдохнул сладкие, влажные запахи сада.

— Полукровка может послужить таким камушком… если не станет жертвой вспышки Кайе, конечно. Или пока не станет. Найденыш полностью наш, у него нет сторонников и друзей… и слушать он будет — нас. А мальчик носится со своими пушистыми зверьками, пока те живы. Готов их на голову себе посадить. Вспомни девочку, которую он хотел привести в семью…

— Понимаю. Ты хочешь приручить это чучело. Любимый зверек… только братишка убьет его раньше, чем тот сможет принести пользу. А я не хочу, чтобы чучело путалось под ногами… иначе станет им по-настоящему, — усмехнулся.

— Есть еще и Киаль… Не ты, так она. Правда, ты действовал бы сам, а ей придется подсказывать, но красивая девушка всегда вызывает больше доверия. Привяжет детеныша к нашему дому.

— Я могу освободить малыша от дел, — предложил Къятта, и дед уловил усмешку, скрытую на сей раз. Ежели внук лишится возможности убивать и охотиться, полукровка быстро закончит свои дни под случайным выплеском Силы Кайе.

— Не стоит. Ты прекрасно знаешь, что ему нельзя сдерживать пламя. Да и занятым быть — полезно. Просто не увози его пока надолго.

Коридор обрывался, выводя на террасу — а дальше раскинулся сад. Теперь Огонек мог осмотреться. Вдалеке виднелись горы, темно-сиреневые, плывущие в раскаленном воздухе. Повсюду были цветы и огромные бабочки — больше всего черных, отливающих разным зеленым, алым и синим. Бабочки чувствовали себя здесь хозяйками — красуясь, взмахивали тонкими крыльями, перелетали с цветка на цветок, словно даря величайшую милость. И — никого из людей.

Огонек растерянно остановился на террасе. Залюбовался видом. И не думал, что бывает подобное чудо. Если бы можно было остаться тут жить! Спокойная нега, неторопливое течение дней. Как бабочка, пить нектар, умываться росой, слушать шелест ручья…

Дорожка из цветных плиток вела прямо через сад.

«Он тебя ждет». Кто именно ждет? — вновь подумалось Огоньку. Только бы не Къятта, — поежился подросток. Ох, как не хотелось встречаться с ним… Мурашки побежали по коже. Но зрелище ухоженного сада успокаивало.

Мальчик подумал и пошел по дорожке, широкими глазами рассматривая невероятно красивый сад. Время от времени останавливался на миг, чтобы понюхать цветок или погладить его. Цветы словно отзывались на ласку, лепестки их тихонько подрагивали — словно крылья у бабочек. Огонек почти позабыл, что куда-то идет, увлекшись цветами, но ощутил чужое присутствие рядом. Обернулся. Чуть не вплотную к нему стоял человек средних лет, смуглый, с недобрым лицом. Тот же знак, что на плече у Кайе, был у него на пряжке пояса.

— Ты кто такой?! — рявкнул человек.

— Я… Я Огонек… от Киаль, меня привезли ее братья… Кайе сказал — Огонек, а Киаль велела идти напрямик по дорожке, — вспыхнул мальчишка, в этот миг чувствуя скорее стыд, чем страх.

48
{"b":"131237","o":1}