— Что… ты… хочешь?
— Ты успокоился немного? Я велю головоногу создать стену вокруг плиты. Тебя самого он держать не будет. В конце концов, я хочу поговорить с тобой, а не медленно убивать.
— Я не хочу… разговора.
— Это не надолго.
Полежал с закрытыми глазами, потом шепнул:
— Хорошо.
Лачи отдал приказ головоногу. Мальчишка шевельнулся, слишком слабый, чтобы сесть. Лачи уверен был — не сможет. Хотя из гордости — попытается. Но он поднялся медленно — и даже плавно; кошка не может двигаться иначе, подумал Лачи. Дождался, пока тот сядет и восстановит дыхание. Пока вскинет глаза — затуманенные, но злые.
— Пить хочешь?
— Нет.
— Врешь; но как угодно.
Помолчал немного. Удобно устроился в подобии каменного кресла у противоположной, но близкой стены. Пленник насторожено наблюдал. Северянин, и без того прекрасно владеющий голосом, постарался заговорить как можно более убедительно:
— Поначалу я не хотел показывать тебя Элати — она сестра моей соправительницы. Но в мешке не утаишь ежа. А ты куда заметней и ежа, и кактуса…
Губы оборотня дрогнули — хороший знак. Значит, способен слушать.
— Лайа будет настаивать, чтобы по-своему распорядиться тобой. Мне не хотелось бы решать этот вопрос сообща — получится примерно поровну голосов.
— Мне-то что? — презрительно проговорил, еще тихо. — Деритесь сколько угодно…
— Знаешь, что с тобой случится у Лайа? Ты станешь растением. Твое сознание нельзя изменить, но уничтожить начисто — можно. У тебя сильное тело, ты проживешь долго. Но рассудка в этом теле не будет.
— Опасно — ведь тогда я не стану сдерживаться, — рассмеялся. Голос понемногу набирал силу. Хотя и качался еще.
— Ты ничего не сможешь. У тебя не останется не только мыслей, но и чувств, кроме простейших. А с ними управятся, будь уверен. У меня есть вариант получше.
Кайе сидел, подогнув одно колено, и обхватив рукой другое. Лачи продолжил:
— Выбирай, она или я.
— А ты предлагаешь мне свободу?
— Что ты. Напротив — смерть.
— А! В это я верю, — вновь рассмеялся коротко и чуть слышно — на большее сил не хватило, и сверкнули глаза. — Похоже, крысы способны быть честными?
— Способны, — Лачи не сводил с него пристального взгляда. — Думаю, ты понял — я хочу кое-что дать тебе в обмен на то, что есть у тебя.
— Да ну? — синие глаза потемнели, верхняя губа чуть приподнялась — опасный знак… то есть, окажись Дитя Огня на свободе, был бы опасный.
— Видишь, ли, котенок, я предпочел бы видеть своей соправительницей не Лайа. И не Атали — она похожа на тебя, очень капризная девочка.
— Я — не девочка!
— Ты меня понял.
— И как ты заставишь меня соблюдать договор? — юноша немного подался вперед, — Ты вроде не дурак, и не поверишь, если я прикинусь маленькой йука!
— Никогда не говори подобных вещей. Вдруг противник на самом деле глупее тебя? Впрочем… к чему все это теперь? Мы пытались заставить твое сознание измениться, но потерпели неудачу. И все же — печать хальни сдержит тебя.
Кайе вскинулся:
— Никогда я не стану ограждать северных крыс от себя самого!
— Я даю тебе слово, что не стану направлять твою силу против юга — да ты и сам должен понимать: печать эта действует лишь вблизи «хозяина». Ты не хочешь расправиться с Лайа? Или — Элати?
— Более чем! — вновь рассмеялся, и головоног словно пошевелился, недовольный, разбуженный. — И ее, и тебя! — подобрался, словно перед прыжком.
— Не делай глупостей, котенок, — спокойно ответил Лачи, — Бросишься — будет плохо. Попробуешь перекинуться — еще хуже.
Ответом был короткий стон — жалоба зверя на отнявшего добычу. Наконец выучил, что бесполезно противиться каменному чудовищу. И боится его.
— Я дам тебе возможность исполнить хотя бы часть твоих желаний.
— Это… приятно, — сверкнули белые зубы. — И сдержите вы меня добровольно наложенной печатью? Справитесь?
— Справимся, — мягко сказал Лачи. — Впрочем — как тебе удобней, котенок. Может, и нет — если ты окажешься сильнее, чем считают все северяне. Согласен?
— А катись ты в Бездну! — по-кошачьи прошипел оборотень, прищурив ярко-синие сейчас глаза. — Бросил кость… «Убивай, как это любишь, а потом, может быть, тебе повезет?» — и прибавил длинную фразу, из которой Лачи понял лишь половину. И, поняв, восхищенно покачал головой — воображение у котенка богатое… а столько ругательств самому Лачи и не запомнить.
— Жаль. Значит, выиграла Лайа. Ты останешься жив… скорее всего, южане потребуют выдать тебя, и тебя, вероятно, им отдадут. — По тону северянина трудно было заподозрить неискренность. — Вероятно, друзья предпочтут оборвать твою жизнь раньше, чем тебя-растение увидят враги… а может быть, станут возиться с тобой до конца твоих дней. Правда, это вряд ли принято у вас на юге.
Сжатые руки и опущенная голова, каждая мышца напряжена. Лачи позволил себе улыбку. По гордости ударить — самое то. Она болезненна у южан. А растение… оборотень насмотрелся на собственную мать.
— Это ты отправил к нам Айтли? — глухо донеслось до северянина.
— Я.
— Так уж хотелось избавиться от племянника?
— Котенок, это не имеет отношения к тебе, — терпеливо откликнулся Лачи. — У меня были причины…
— Да ну? Ты хочешь избавиться от Лайа. Избавился от мальчишки… он мог занять твое место? Не мог бы справиться с ней, это я знаю точно!
— Не совсем так. Но ты все же немного умеешь думать…
— Ты спрашивал об этом в долине Сиван!
— Оставим это. Что ты мне скажешь?
— Нет.
Лачи выдохнул глубоко — и взглянул на пленника почти с восхищением. У того, казалось, все тело светилось улыбкой — ненавидящей и обреченной. Он не умел скрывать свои чувства, хотя, может, и предпочел бы гордое пренебрежение или иное что.
— Думаешь, брат сделает все, что нужно? Придет за тобой, например?
— Я верю ему. Но не жду.
— Ну хорошо, — Лачи слегка склонил голову на бок, по птичьи — словно прислушиваясь, что творится в сердце у дикой зверушки. — Хорошо. Есть еще тот твой мальчик… если он цел до сих пор. Мне почему-то кажется, да. Не думаю, что его особо охраняют там, у вас. Не обязательно нам самим ехать за ним, достаточно заплатить кое-кому с поселений. Может быть, он…
…Северянин шарахнулся, позабыв о достоинстве, когда бронзово-смуглое тело кинулось вперед. Кайе даже не попытался воспользоваться Силой — то ли понял, что бесполезно, то ли просто среагировал, как привычно энихи. Пальцы метнулись к горлу Лачи… удар, который убивает мгновенно. Самую чуточку не успел. Бездна… он почти порвал кольца головонога. Лачи вытер лоб, внезапно ставший мокрым, и понял, что рука вздрагивает.
— Йишкали таю, — хрипло проговорил Лачи, неотрывно глядя на мальчишку-южанина. Кажется, тот был без сознания… кольца отшвырнули его назад — лежал на спине, раскинув руки, и все еще пытался шевелиться. Изо рта, ушей и носа шла кровь, и, судя по прерывистому неглубокому дыханию, треснули ребра.
— Прекрати! — рявкнул северянин сам не зная кому, этому сумасшедшему полузверю-полуребенку или головоногу. Чуть не отдал приказ кольцам раскрыться, отпустить… Бездна, но ведь нельзя. Если почувствует, что хоть чуть-чуть может двигаться и дышать, он снова ударит. Вновь будет биться, как зверь о решетку, пока не убьет — неважно кого, себя или врага. Или пока не сумеет успокоиться… что вряд ли.
И все же велел каменному чудищу ослабить хватку.
— Как тебя терпели в Астале, — обронил Лачи, видя, что сознание возвращается к южанину.
— И ты… терпишь, раз не убил, — одними губами проговорил, вскинул подбородок. На сей раз человек одолел зверя.
Поднял руку, вытер лицо — то есть, думал, что вытер. Просто размазал кровь. Приподнялся на локте, пробуя сесть. Бездна — он еще не унялся! Глаза черные-черные, виден только зрачок. И ясно — сил почти не осталось.
— Тебе не стоит шевелиться сейчас.
— Какой заботливый! Я не… шкура, чтобы лежать тут… А ведь ты боишься меня… — заметил вскользь. — Страх я всегда чувствую…