На оборотне была одежда посла — длинная, не темно-синяя, как у остальных южан, а багровая; с широким янтарного цвета поясом без всякой вышивки — ему, как младшему, никакого отличия не полагалось. На его руке Огонек заметил тускло светящийся темно-красный браслет — раньше его не было. Взгляд юноши был очень недобрым. И лицо… словно человек никогда не умел смеяться… но умел и любил убивать.

— Кайе… — тихо сказал Огонек, не соображая сейчас, что не просто влез на переговоры, еще и разговаривает без спросу — Ты… так изменился.

— Неужто?

Тут мальчишку подхватили, и не успел Огонек опомниться, как был уже на значительном расстоянии от оборотня. Успел заметить только, как гримаса ненависти исказила его лицо.

Быстро сообразил глава северян, что делать. Испугался не на шутку… но виду не подал. Когда Огонька удалили из шатра, Лачи смерил Кайе взглядом, напомнившим холодную взвесь тумана — зябко и ничего не понять.

— Он слишком юн. Почему его отправили сюда вместе с вами?

— Пусть учится. Он из сильнейшего Рода Тайау. И уже достиг совершеннолетия, — ответила Тумайни.

— Или он — намек на то, что с вами сила? Не попытка ли намекнуть, что переговоры должны закончиться так, как угодно вам?

Юноша дерзко взглянул Лачи в лицо:

— «Он» — это я. Если что-то интересует эсса, могут спросить у меня!

— Обязательно спросим. Весьма любопытно, можешь ли ты думать — не только убивать.

Южане переглянулись. Тумайни спокойно, нарочито спокойно проговорила, продолжая прерванное:

— Ты говоришь, наших людей погубило дыхание земли? Мои видящие говорят иное. Они говорят, что неизвестные принесли чаши, из которых веяла смерть, и расставили их подле лагеря, зная, куда направится ветер. Неизвестные эти не были простыми рабочими — хорошо таились от взглядов.

— И твои видящие могут указать лица?

— Нет. На людях были маски.

— Право, мне очень жаль.

— Толаи может увидеть то, что произошло, если ты позволишь ему — среди рабочих долины.

— Мне жаль. Но почему я должен верить ему? С чего я буду уверен, что он именно прочтет их память, а не вложит что-то свое в голову?

Кайе не выдержал:

— Долго ты еще будешь лить воду, Тумайни? Он же издевается!

Та не торопясь извлекла из пояса маленький золотой медальон — круглый жук, держащий в жвалах половинку солнца. Вещица старшего брата оборотня.

Юноша притих — если Къятта отдал свою вещь Тумайни… для чего?

— Возьми ее, и послушай меня.

И обратилась к Лачи, поняв, что пока ее не намерены перебивать, продолжила прежнюю мысль:

— А то, что «колодец» с Солнечным камнем оказался пуст — тоже прихоть земли?

— Не думаю. Вероятно, разведчики просто ошиблись — они приняли за богатую жилу обманку. Разозленные, выкопали большую яму, пытаясь все же найти камень — ты знаешь, почва в долине довольно мягкая. И земля вздохнула, убив людей.

— Наши разведчики весьма опытны. Они не спутают орла с колибри, — задумчиво проговорила Тумайни. Лачи развел руками в показном смирении.

— Я рад был бы сделать приятное Югу. Я рад был бы сделать приятное тебе — ты яркая, умная женщина. Но я не собираюсь брать на себя вину за содеянное землей. Меня сотрут в порошок на родине, и мое имя будет долгие годы равно слову «глупец». К тому же… — он выдержал паузу, будто собирался говорить о чрезвычайно неприятном:

— Заложники, отправленные к вам. Есть сведения об их гибели.

— О гибели юноши. Сестра, не сомневаюсь, уже у вас. — Тумайни вернула усмешку:

— Вы обещали, что наши рабочие не пострадают. Если виной их смерти — земля, что ж, спросите с нее, и впредь договаривайтесь. Мы всего лишь сделали то, что сделать были вправе.

Лачи смерил ее внимательным взглядом.

— Ты можешь доказать, что они… он погиб после того, как смерть нашла рабочих в долине? А до тех пор дети ни в чем не знали нужды?

— Разумеется.

Тумайни поручилась бы, что ответ Лачи и не интересовал. То есть северянин уверен был, что она скажет все правильно. И даже ей верил.

Лачи завершил разговор за удар сердца перед тем, как у Кайе кончилось терпение. Но власть брата, незримая, но прочнее цепи, еще держала Дитя Огня.

— До встречи, Тумайни. Нам еще будет, о чем поговорить, — северянин простился с посланницей несколько быстрее, чем рассчитывал изначально, и чуть более быстро покинул палатку.

Южанка это заметила, приняв, как слабое утешение.

Опустившись на траву подле палатки, которую она делила с помощницей, единственной кроме нее женщиной в отряде, посланница настолько задумалась, что не сразу заметила протянутую к ней руку с кубком из коры, не ощутила мятный, живительный аромат напитка. Спохватившись, потянулась было к питью, но кубок уже исчез; он катился по траве, а принесший его южанин спешил прочь.

Перед лицом Тумайни возникла другая рука.

— Спасибо, что сумел промолчать, — устало сказала посланница, отыскивая взглядом злополучный кубок. Голова заболела.

— Откуда у тебя это? — Кайе махнул перед носом Тумайни украшением старшего брата.

— Он отдал его мне. Для того, чтобы ты послушал меня, если будет нужда.

— Лучше бы… он сам поехал сюда! — юноша едва сдерживался. — Тогда не было бы… этих… самодовольных крыс!

— Пойми, сейчас я делаю все, что могу.

— А я — не могу! Сидеть и слушать, как над нами просто смеются!

— Если не торопиться, можно заставить их плакать, — задумчиво сказала Тумайни.

Солнце, уже заходящее, поблескивало на металле дротиков, пряжек и на лаком покрытой коже поясов. По дороге обратно Кираи нарушил негласный приказ — поравнялся с Лачи.

— Эльо, ты намеренно дразнишь их?

Лачи остановился, всмотрелся в Кираи:

— По-твоему, я сказал что-то не соответствующее действительности?

— Об этом не мне судить, — чуть смутился молодой воин. — Но ты же видел — южанка с трудом удерживала мальчишку. А ты еще подливал масла в огонь.

— Пожалуй, мне нравится, что ты говоришь все, что придет в голову, невзирая на положение и старшинство, — с едва заметным укором сказал Соправитель. Кираи остановился на полушаге, но в следующий миг так же размеренно и широко шагал вперед.

— Я больше не забудусь. Но ради всего дорогого, ответь мне, эльо — что ты затеял с найденышем-полукровкой? Почему он помчался в шатер вслед за нами? Он порывист, наивен, но не глуп. И почему тот, оборотень, едва не накинулся на него — на безродного щенка?!

— Кираи, ты слишком о многом и не подозреваешь. А ведь мог бы узнать и больше — если бы любопытство свое проявлял в Тейит, вовремя. Оборотень — «ведущий» для полукровки, — заметив потрясение, отразившееся на лице Кираи, ответил улыбкой.

Огонька оттащили от шатра достаточно грубо, и отправили в лагерь под надежным присмотром.

— Тебя привязать? — рявкнул один из охранников-северян, испуганный предстоящей взбучкой.

— Нет, — ответил Огонек, а сердце заколотилось — довольно, посидел как-то привязанным.

Все мысли вертелись вокруг одного. Если и думал о встрече… не так ее себе представлял. И снова — выставили подростка нелепым, беспомощным. Без спросу явился в шатер, для того, чтобы схватили в охапку и выволокли… под насмешки южан. Ну и пусть никто не смеялся… в душе все отметили наверняка.

Скоро пришли остальные. Кираи — хмурый на редкость, попросту прошел мимо, позабыв про подростка. Зато Лачи остановился.

Впервые Огонек видел Лачи столь откровенно злым.

— Скажи, ты намеренно пренебрегаешь распоряжениями, отданными для твоего же блага? Или и впрямь после Юга понимаешь разговор лишь на языке силы?

Огонек покусывал нижнюю губу, не зная, как оправдаться. Он и впрямь чувствовал себя виноватым. И Лачи — не Лайа, он отнюдь не высокомерен и не стремился при каждом удобном случае ставить подростка на место.

— Тебя стоило бы примерно наказать. И будь уверен, если бы не дела поважнее, эта выходка не сошла бы тебе с рук!