Кучер остановил лошадей во дворе, и дети поспешили спрыгнуть на землю, пока родители не заставили их воспользоваться ступеньками. Мажордом проводил их до королевских покоев, где несколько гостей собрались вокруг королевской четы, чтобы послушать концерты Баха — Абеля, которые они так любили и которые свели вместе Иоганна Кристиана Баха[25] с одним из последних учеников его отца, виртуозом виолы да гамба Карлом Фридрихом Абелем.[26]

Улыбка озарила лицо королевы.

— А вот и семейство Моцартов в полном составе. Надеюсь, после пьес господина Абеля и господина Баха ваши дети снова доставят нам удовольствие послушать их очаровательный дуэт. Нам теперь это просто необходимо.

После положенных по протоколу поклонов Леопольд ответил:

— Ваше величество оказывает нам слишком большую честь. Мои дети с радостью сыграют перед таким знатным обществом, но не скрою от вас, в этот вечер они очень хотели бы услышать господина Баха.

— В этом нет ничего удивительного, господин Моцарт, но вы сами обладаете огромным талантом, и им нет надобности учиться еще.

При этих словах, которые придворные сочли мудрыми, среди собравшихся пробежал одобрительный шепот, потом все расселись вокруг музыкантов.

Иоганн Кристиан Бах, самый младший сын Иоганна Себастьяна, сел за клавесин. После долгого пребывания в Италии он два года назад приехал в Лондон, чтобы стать учителем музыки королевы. Королева склонилась к герцогине Кентской:

— Знаете, его еще называют «миланским» Бахом… Но пройдет время, и его будут величать только «лондонским» Бахом!

Иоганн Кристиан Бах и его музыканты начали концерт для клавесина, и звуки его, легкие и изящные, разлились по дворцу. Собравшиеся слушали, но их внимание не шло ни в какое сравнение с тем, как слушал маленький Вольфганг.

Когда аплодисменты смолкли, Иоганн Кристиан обратился к монархам:

— Может быть, ваши величества соблаговолят теперь послушать юных Моцартов? У меня есть одна соната для трио, которую я могу им предложить.

— О, разумеется, — произнесла королева. — Если господин Моцарт не возражает… Я понимаю, соната будет исполняться с листа. Это не смущает вас, господин Моцарт?

— Нисколько, ваше величество.

— Прекрасно, — сказал Бах, — я возьму на себя партию клавесина, а дети будут играть скрипичные партии.

Наннерль и Вольфганг достали свои инструменты из футляров и быстро настроили их. Они бросили быстрый взгляд на пюпитры, и Наннерль кивком головы дала знак, что можно начинать. Первые же ноты прозвучали отлично. Затем Иоганн Кристиан заиграл вступление в темпе largo.[27]

И вдруг, сочтя, наверное, что его партия невыразительна, Вольфганг начал импровизировать соло, проявив одновременно и огромное вдохновение, и удивительное мастерство в технике. Его сестра, недовольная тем, что он уже не в первый раз выставил себя напоказ, в то время как она считала первой скрипкой себя, поджала губы, отвернулась и немного охладела к игре.

Леопольд Моцарт нахмурился, глядя на своего мальчика со смешанным чувством осуждения и восхищения. Он разрывался между заботой о соблюдении этикета — они ведь находились у короля и королевы Англии — и гордостью за талант сына, который раскрывался все больше с тех пор, как Вольфганг в пять лет проявил его впервые.

Королева была удивлена, ведь она уже слышана эту сонату, и ей не припоминалось, чтобы там прозвучало это соло, такое чистое и такое легкое. Она попросит своего учителя, чтобы он проиграл его с ней.

Но больше всех был удивлен Иоганн Кристиан. Нет, он не писал эту скрипичную партию. Нет, мальчик никогда раньше не видел эту партитуру. Нет, это невозможно, чтобы в восемь лет так владеть искусством скрипки, и еще менее возможно — такое искусство импровизации. Иоганн Кристиан исполнял свою партию уже автоматически, он со страстью слушал эти волшебные звуки, эти быстрые виртуозные пассажи, легкие и блестящие, пронизанные глубокими чувствами, которые ребенок с легкостью извлекал из своего инструмента.

В конце части вопреки всем правилам многие зааплодировали, но третья и последняя части начались почти сразу же, восстановив тишину. На этот раз юный Вольфганг не отступил от партитуры.

Настоящий триумф вызвал финальный аккорд, а королева даже встала, чтобы поцеловать детей. Потом разнесли прохладительные напитки, и Иоганн Кристиан воспользовался суетой и увлек мальчика на угловой диван у окна.

— Вы прекрасно играете, маэстро, — сказал он ему.

— Спасибо, господин Бах. Я должен еще совершенствоваться.

— Разумеется, разумеется…

Иоганн Кристиан задумался. Его мучили сомнения:

— А ваша манера импровизации… Это соло вы уже разработали раньше, а сейчас внесли в тональность сонаты?

— Вовсе нет, господин Бах, — ответил Вольфганг. — Это импровизация. Мне очень нравится сочинять, я пишу с пяти лет и даже уже здесь, в Лондоне, сочинил свою первую симфонию.

— Мне будет позволено услышать ее? — плененный мальчиком, спросил Иоганн Кристиан.

— Полностью — нет, потому что я не смог бы собрать здесь музыкантов и достаточно оплатить их труд, — заявил уверенным тоном мальчик, — но я сыграю отрывки из нее на клавесине.

— Мне это было бы очень интересно. Вольфганг, а вы знакомы с искусством фуги?

— Немного, но я еще недостаточно учился.

— Я спрашиваю вас об этом, потому что испытываю по отношению к вам почти такое же чувство, какое испытывал к самому замечательному композитору всех времен, перед моим отцом, Иоганном Себастьяном.

— Я слышал о вашем отце, но еще ничего не играл из его произведений. Его партитуры — большая редкость.

— Это верно. Лишь несколько просвещенных любителей располагают ими, да еще мои старшие братья. Подумайте только, медные пластины, с которых печатали его последнее произведение «Искусство фуги», были переплавлены, потому что партитуры продавались плохо…

— Но вы же сами учились у него. Может быть, вы могли бы мне помочь?

— Мне было пятнадцать лет, когда он умер, и я должен признать, что не обладаю таким талантом, как вы. Я сформирован моим братом Карлом Филиппом Эмануэлем в Берлине, а потом падре Мартини[28] в Болонье. Но отец все-таки передал мне несколько секретов фуги…

Иоганн Кристиан замолчал, склонил голову и, казалось, погрузился в глубокое раздумье. Потом он снова обратился к Вольфгангу:

— Хотите, мы попробуем сыграть вместе несколько экзерсисов?

Юный Моцарт только этого и ждал. Его глаза засветились от радости, и он вместо ответа подбежал к клавесину. Иоганн Кристиан с улыбкой последовал за ним. Он сел на стул, посадил мальчика себе на колени и начал первую фугу из «Хорошо темперированного клавира». Четко проиграл ноты для правой руки, потом перешел к ответу левой рукой и внезапно оборвал игру. Мальчик понял. Иоганн Кристиан начал снова, и Вольфганг заиграл тему левой рукой. Иоганн Кристиан опустил правую руку, и Вольфганг тотчас же доиграл тему двумя руками. Иоганн Кристиан исполнил вторую тему фуги, и мальчик повторил ее.

Разговоры в зале быстро стихли, и все расселись, желая присутствовать при явлении нового чуда. Потому что это действительно было чудо — видеть опытного музыканта с маленьким Моцартом на коленях, смотреть, как их руки в одном ритме движутся над одной и той же клавиатурой. Две руки большие и две маленькие. Они взлетали над белыми и черными клавишами, они сходились и расходились, но ни разу не соприкоснулись. Никогда мелодия не была столь чистой, гармония столь прозрачной, ритм столь естественно вразумительным.

Они исполнили фугу полностью, собравшиеся не сдержали своего восхищения. И там среди возгласов и аплодисментов, среди шумного восторга Иоганн Кристиан склонился к Вольфгангу и прошептал ему:

— А теперь я открою тебе секрет. Ты один достоин знать его. Ты не расскажешь его никому, разве только музыканту, которого сочтешь способным сохранить его навсегда. Ты еще совсем маленький, и я не знаю, увижу ли я тебя снова. Так вот, слушай…