Риалус кивнул. Ему отчаянно хотелось остаться одному, чтобы обдумать рассказ Маэндера.

— В любом случае, — сказал тот меж тем, возвращаясь к предыдущей теме, — я не стану убивать тебя за промахи. Но, боюсь, придется за них заплатить. Я обещал нюмрекам отдать им Катгерген. Скоро они явятся, и ты впустишь их в крепость. Смотри, не разозли ненароком их вождя, Калраха. Насколько я его знаю, он не склонен к милосердию.

— Не хочешь же ты сказать…

На лице Маэндера появилось выражение оскорбленного достоинства.

— Ты что, собрался со мной спорить? Нюмрекам нужна крепость, чтобы отдохнуть и перегруппироваться. Если угодно, можешь приказать армии организовать оборону, а сам — беги навстречу своей судьбе… какой бы она ни оказалась. Не надо на меня так смотреть, Нептос. Пока мы не познакомились, я и не думал, что человек может быть настолько похож на крысу. — В голове Маэндера вдруг скользнула неподдельная ярость, но он тут же смирил ее и понизил тон: — Ты останешься жив. Однако настоящие награды получает тот, кто действительно приносит нам пользу.

— Ты погубил меня, — пробормотал Риалус.

— Я тебя не губил. Если ты и обречен на гибель, то эта судьба была определена задолго до нашей встречи. Такое происходит со всеми. Мне больше нечего сказать, Нептос.

Маэндер уже шел к выходу, когда к Риалусу наконец-то вернулся дар речи:

— Ты забыл, что я… я наместник. И командую в этой крепости… — Маэндер повернулся к нему с таким потрясенным взглядом, что Риалус мгновенно сменил курс. Он быстро осознал, как опасно обращаться к мейнцу с подобными заявлениями. — Я… я еще смогу быть вам полезен.

— Хитрая бестия. Ты достойный сын своего отца. Ну и какая от тебя польза?

— Если примешь мое предложение, я хочу быть уверен, что получу награду. Я могу отдать тебе королевскую семью. Вернее, Их головы.

— Наши люди уже готовят покушение на короля. Может быть, он уже мертв. Может быть, весть об этом уже летит к Хэнишу.

— Нет-нет… Я знаю… — сказал Риалус. Он едва не расплылся в довольной улыбке, поняв, что нашел спасительную лазейку. — Я говорю не о короле. Род Акаран не заканчивается Леоданом.

Коринн Акаран понимала, что знает о мире далеко не все. Многие имена, фамилии знатных семей, исторические события не удерживались в ее памяти. Но все это не беспокоило Коринн, поскольку не имело никакого значения для ее жизни. Она была старшей дочерью короля Леодана и притом красавицей — вот что действительно важно. Коринн не желала власти над королевством отца. Трон отойдет Аливеру, и пусть. Она не находила ничего привлекательного в пертурбациях государственного управления. Гораздо лучше стоять в стороне и исподволь влиять на события посредством придворных интриг. Целый мир был слишком велик для нее: Коринн вполне удовлетворяла небольшая его часть. Но уж в этой части мало кто из людей вел столь же чудесную жизнь, как она сама, и мало кто смотрел в будущее с таким же оптимизмом.

Однако же Коринн хранила секреты, о которых никто не догадывался. По натуре своей она была жизнерадостной девушкой, любила красивые платья, пикантные сплетни и романтические истории. И вместе с тем Коринн часто думала о смерти. Это темное облако, заполонявшее ее мысли, всегда было где-то поблизости. Мать Коринн умерла, когда девочке было десять лет. С тех пор Коринн постоянно преследовали мрачные мысли о недолговечности жизни.

Алира Акаран угасла на исходе весны. Коринн до мельчайших деталей помнила последние минуты, проведенные с матерью. Девушке часто снилось, что она снова сидит у кровати больной, сжимая ее исхудавшую руку. Болезнь разрушала тело Алиры, и казалось, мать растворяется на глазах. Стояли жаркие дни, Алира часто скидывала с себя одеяло. Ноги, торчавшие из-под ночной сорочки, были тоненькими как палочки, а ступни и пальцы выглядели неестественно огромными. Эти ступни были первым, что видела Коринн, входя в комнату. К кому времени Алира уже несколько недель лежала прикованная к постели; она так ослабла, что не могла пройти по комнате без помощи дочери. Коринн поддерживала легкое тело матери, пока та делала неуверенные шаги — словно ребенок, который только учится ходить.

Маленькая девочка была ошеломлена, в одночасье поняв, что реальный мир гораздо страшнее самых жутких кошмаров. Куда же пропала всемогущая мать, которая знала мысли Коринн, прежде чем та раскрывала рот; мать, смеявшаяся над ее детской боязнью драконов, гигантских змей и чудовищ? Где же воительница, что убивала этих тварей, просто войдя в комнату, улыбнувшись Коринн и окликнув ее по имени? Где красавица, сидевшая подле Коринн и обучавшая ее сложному искусству придворного этикета? Женщина, которая была образцом для подражания? Все изменилось в единый миг — и Коринн не могла понять, почему, как и зачем…

А вдобавок к тому Коринн видела себя в каждом кусочке тела умирающей матери. Алира дала дочери овал своего лица, изгиб губ, узор линий на лбу. У них были одинаковые руки: та же форма кистей и суставов, те же тонкие ногти, та же манера отставлять мизинец. Десятилетняя девочка держала в ладонях свою собственную руку — худую, слабую… Будто бы каким-то непостижимым образом прошлое слилось с настоящим, или настоящее с будущим.

И хотя оптимизм юности часто гнал прочь смятение, в душе Коринн поселился страх, который она так и не сумела преодолеть. Вернее, сумела только отчасти. Сперва она получит все дары жизни, рассуждала Коринн, потом потеряет их и умрет. Эта мысль появилась, когда ей было десять лет, и никуда не исчезла, когда Коринн сравнялось одиннадцать, потом двенадцать. Шло время, но мрачное чувство не поблекло с годами. Коринн пыталась понять, как эти болезненные мысли уживаются с ее оптимизмом и жизнерадостной натурой. Пыталась — но не могла. Это приводило ее в растерянность. Кажется, и окружающие задавались вопросом, что творится в душе юной девушки.

Коринн часто напоминала себе, что все живущее движется к смерти; мало кому судьба подарила такую роскошную жизнь, какую вела Коринн. Возможно, в конце концов, что она ошибалась. Может быть, ее существование будет долгим и радостным; может быть, она даже найдет способ жить вечно — не старея и не поддаваясь никаким хворям.

Нынче днем Коринн предстояло встретить делегацию из Ошении. Поднявшись с постели, девушка уселась перед зеркалом и долго изучала свое отражение. Потом взяла кисточку из конского волоса, предназначенную для нанесения макияжа, и окунула ее в пудру. Пудра была сделана из толченых ракушек, и когда Коринн провела кисточкой по щекам, на них остались серебристые блестки. Она решила, что эти мерцающие искры отлично дополнят переливы серебряных нитей, затканных в небесно-голубое облегающее платье. Сегодня мрачные мысли оставили ее в покое. Коринн многого ожидала от нескольких последующих дней. В отличие от Аливера Коринн не обязана посещать скучные, наполненные пустыми формальностями приемы. Однако она уже достаточно взрослая, чтобы в некоторых случаях выступать как «официальное лицо». На сей раз Коринн предстояло исполнить роль радушной хозяйки и развлечь ошенийского принца Игалдана.

Горничная опасалась, что день будет холодным, но Коринн надела лишь платье поверх тонкой сорочки. Как-нибудь переживу, решила она. Ее единственной уступкой погоде стал новый предмет гардероба, недавно присланный из Кендовии — белая меховая пелерина с красивыми и удобными застежками. Коринн решила, что она вполне элегантно сочетается с платьем. Во всяком случае, ей хотелось на это надеяться. Коринн не слишком-то хорошо разбиралась в зимней одежде. Трудно стать специалистом, живя в Акации, где девять месяцев в году стоят теплые дни.

Коринн встретила ошенийского принца на ступенях замка Тинадина. Ее сопровождала небольшая свита, переводчик и несколько людей из ведомства канцлера. Они стояли в обрамлении гранитных колонн на фасаде замка — шероховатых, изъеденных дождем и ветрами. Замок Тинадина являлся частью более древнего архитектурного ансамбля, нежели основная часть города. Он был построен в те времена, когда короли Акации неодобрительно смотрели на плавные линии и изящные арки южных городов — тех, что возвышались на талайском побережье и стали источником вдохновения для архитекторов более поздних эпох.