Мэна понимала, что сейчас не может просто спуститься вниз. Она забрала ребенка у богини. Пусть Майбен на себе испытает, каково это. Мэне не составило бы труда ухватиться за веревку и слезть на землю до начала бури, а потом отправиться домой. Кровавое возмездие свершилось.

Однако Мэна никуда не ушла. Она еще не закончила.

Мэна не знала, сколько прошло времени, прежде чем она различила в реве ветра хлопанье крыльев. Она лежала на спине, усадив мертвого птенца на колени. Он был без головы, само собой, но Мэна приставила ее на место и придерживала одной рукой. Расположившись таким образом, она ожидала возвращения матери, надеясь, что маскировка поможет подманить орлицу на расстояние удара.

Хищник показался в небе над головой — темный силуэт на фоне облаков. Она приземлилась, распахнув огромные крылья, закрывшие полнеба. Гнездо закачалось, птица опустилась на него; когтистые лапы сжали хрупкие ветви. Она была огромна, ростом почти с саму Мэну. Несомненно, перед ней восседала сама Майбен. Клюв птицы оказался возле самого лица Мэны, каждый коготь казался кинжалом, способным располосовать ее одним движением. Мэна понимала это и все же радовалась, что наконец-то встретилась с Майбен лицом к лицу. Эмоции переполняли ее, однако среди них не было страха. Никогда еще Мэна не испытывала такой яростной, всепоглощающей ненависти. Это чудовище утаскивало и жрало детей. Маленьких детей…

Подожди, сказала себе Мэна. Подожди, когда она приблизится.

Краткий миг тишины… а потом орлица закричала. То был резкий, закладывающий уши вопль — куда там птенцу. Майбен толкнула своего отпрыска и отшатнулась, поняв, что произошло — а потом стремительно кинулась в бой. Мэна отшвырнула птенца и взмахнула мечом, метя птице в голову. Она могла бы закончить дело одним ударом, но клинок зацепился за ветку, потерял инерцию и лишь слегка царапнул клюв хищницы.

Майбен снова заорала и взмыла в воздух. Ее крик был исполнен такой ярости, что Мэна зажмурилась. На миг показалось, что крик этот, словно когти, содрал кожу с ее лица. Однако девушка быстро опомнилась и открыла глаза — как раз вовремя, чтобы увидеть, как орлица несется на нее, выставив вперед когтистые лапы. Мэна отпрянула. Нога застряла в мешанине веток, и Мэна упала на край гнезда. Стараясь ухватиться хоть за что-нибудь, она выпустила меч из рук. Пальцы нащупали веревку. Волокна — скользкие и колкие одновременно — раздирали ладонь. Совершив невероятный кульбит, Мэна ухватилась за веревку и второй рукой. Это остановило падение, но ненадолго. Крюк отцепился, и Мэна полетела вниз. Несколько безумных секунд она валилась сквозь листву, а после врезалась в ветку. Та почти мгновенно сломалась, но немного замедлила падение, так что Мэна успела глянуть по сторонам и схватиться за сук, торчавший немного ниже. Девушка ударилась о него грудью, повисела мгновение — и рухнула в густое переплетение ветвей как раз под ней. Падение, наконец, прекратилось. Веревка опутала Мэну, сверху посыпались крючки, один из них больно впился в ногу. Она закричала бы, но события развивались так стремительно, что у нее не было на это времени. Под яростными порывами ветра и ударами ледяных капель дождя дерево кренилось все сильнее и сильнее. Волна дрожи пробежала по сгнившему стволу. Мэна поняла, что ствол треснул где-то внизу, и старый исполин вот-вот упадет.

Майбен налетела сверху. Она била крыльями, пыталась достать Мэну клювом и когтями. Мэна выдернула крюк из ноги и швырнула птице в голову, но промахнулась. Он пролетел над плечом хищницы вместе с привязанной к нему бечевой и зацепился где-то в ветвях. Орлица хлопала крыльями и тянулась к своей добыче. Выбирая удобный момент для атаки, она не обращала внимания на падающее дерево. Казалось, это продолжалось вечность.

Гигантский ствол еще сопротивлялся земному притяжению, но вот, наконец, уступил ему и начал быстро заваливаться вбок. Мэна почувствовала, что ее относит от птицы. Она падала вместе с деревом, не сводя глаз с орла. Девушка видела, как натянулась веревка, когда падающий ствол уносил с собой впившийся в него крюк. Бечева звонко щелкнула и врезалась в крыло, разрезая перья, плоть и сухожилия, ломая кость. Крюк крепко держался за дерево позади Майбен, и упругая веревка кинула орлицу вниз. Она не ожидала такого. Клюв недоверчиво распахнулся; крылья судорожно колотили воздух; глаза Майбен мгновенно наполнились ужасом…

Мэна увидела все, что хотела. Она оттолкнулась от падающего ствола, повернулась в воздухе и, раскинув руки, словно она тоже умела летать, кинулась в зеленое море крон.

Хэниш долго лежал неподвижно, боясь потревожить спящую женщину рядом с ним. Ему не хотелось будить ее, чтобы улыбнуться, поболтать ни о чем и начать день с банального утреннего разговора любовников. По крайней мере так он объяснял это себе. Хэниш даже мысленно не желал признать, что ему просто нравилось лежать вот так, ощущая все контуры и изгибы ее обнаженного тела, чувствуя пряди волос, запутавшиеся между его пальцев. Он знал, что слишком многое связывает их, и это было приятно. И все же Хэниш старался не задумываться о том, насколько глубокими и прочными стали связи. Его кожа помнила ее прикосновения, он ощущал ее вкус на языке и в уголках губ и знал, что если повернет голову, то сможет уловить запах собственного тела, исходящий от нее. Хэниш хотел отрешиться от всех этих вещей, но не мог думать ни о чем другом.

Ни одна женщина до Коринн Акаран не вызывала у него таких эмоций. Со времени их поездки в Калфа-Вен она никогда по-настоящему не покидала его мыслей. Хэниш не сумел бы сказать напрямую, что он испытывал к Коринн, но это не значило, что он не чувствовал нужного слова — смутного и сентиментального, висевшего в воздухе между ними. Во время их первой ночи она была робкой, неуверенной в себе, словно стесняясь своего тела, и оттого казалась Хэнишу еще более привлекательной. Сдержанность Коринн, однако, сохранилась ненадолго. Она отдавала себя целиком, полностью и безраздельно. Ее губы были жадны до поцелуев. Страсть поглощала ее без остатка, а Хэниш чувствовал, что не может противиться ошеломляющему напору. И речь шла отнюдь не только о плотской любви. Хэниш понимал, что дело заходит дальше, много дальше, и это беспокоило его.

Рядом с Коринн Хэниш ощущал удивительное воодушевление. Если принцессы не было поблизости, он все время думал о ней или искал ее, ощущая странное беспокойство. Теперь Хэниш гораздо реже общался с товарищами и соратниками, понимая, что они замечают это охлаждение. Он знал, что поступает неправильно; нельзя отдаляться от друзей, нельзя пренебрегать ими. Хэниш понимал, что ему следовало бы проводить больше времени в их обществе, давая понять, что они ценны и важны для него — но одна мысль об этом утомляла его. Никто другой не давал ему такого ощущения комфорта и покоя, как Коринн. Никто не умел слушать так, как она. В ее обществе самые простые и незамысловатые занятия, вроде стрельбы из лука, становились на удивление приятными. Коринн стреляла гораздо лучше него, но отчего-то Хэниш не чувствовал себя уязвленным. Напротив: такое положение дел забавляло его.

О чем он думал, когда затеял все это? Хэниш говорил, что должен держать принцессу ближе к себе, приглядывать за ней, дабы увериться, что она окажется под рукой, когда понадобится Тунишневр. Так когда же этот «пригляд» превратился в водоворот эмоций?.. Хэниш понимал, что играет с огнем. Он чувствовал, что стал рассеян, что теряет контроль над собой. Не далее как вчера кто-то задал ему вопрос, а он и не услышал, думая о своем. Потом опомнился, увидел множество глаз, глядящих на него с удивлением и беспокойством. Хэниш изменился; медленно, но верно терял хватку. Он сам понимал, что не может и не хочет раз и навсегда разделаться с тем, что ослабляло его. Нужно было поставить Коринн на место. Порвать с ней, отказаться от близости, сказать, что все это была просто шутка. Игра. Оттолкнуть ее резкими, жесткими насмешками. В конце концов, принцессу так легко оскорбить. Она скора на обиду и возмущение. Пара ехидных фразочек ввергнут ее в пучину ярости. Такая ситуация была бы гораздо более уместна, нежели нынешняя.