— Я сожалею и о том, что произошло с вами по нашей вине, Коринн. — Хэниш помолчал. — Я знаю, что вас нельзя купить, и просто хочу преподнести подарок. Это самое малое из того, что я могу — и обязан — сделать. Я слишком долго держал вас взаперти. Простите меня. Я боялся выпускать вас из поля зрения.

— Почему?

Он покачал головой, словно говоря, что не собирается отвечать на этот вопрос. Во всяком случае, прямо сейчас.

— Как бы там ни было, вы не рабыня. И сами это знаете, верно?

— Да. Я знаю. — Коринн отодвинула колено, разорвав контакт. Приятное головокружение и воодушевление, порожденное вином и ликером, куда-то исчезли. — Однажды я видела настоящих рабов. Как-то во время путешествия мы остановились в доме одной знатной семьи возле Бокума. Поздно ночью я и моя подруга выбрались на улицу и залезли на крышу. Очень зря. Мы иногда делали так раньше — смотрели на звезды и рассказывали истории… но в этот раз все было по-другому. Мы нашли место, откуда было видно улицу внизу, а там… там происходило нечто странное. Я сперва подумала, что это какой-то парад, но кто будет устраивать парад посреди ночи? В полной тишине? Кроме того, на параде люди не ходят закованными в цепи. Там были дети, мои ровесники — десяти, одиннадцати лет на вид. На каждом был ошейник, от него тянулись цепи, сковывая детей вместе. Несколько сотен детей охраняли люди с обнаженными мечами. Они шли тихо. Не доносилось никаких звуков, кроме шороха ног и звяканья цепей, и… я никогда не забуду эту тишину. Она была ужасающе громкой.

— С трудом могу такое представить. Похоже на сон, — откликнулся Хэниш.

Коринн покачала головой.

— Заманчиво было бы так думать… Увы, это был не сон. Я запомнила все до мельчайших деталей. Тогда я не поняла, что за процессию увидела, и мне хватило ума не спрашивать взрослых. Это была Квота, разумеется. Квота, от которой все зависит. — Долгую минуту Коринн смотрела на Хэниша. Маленький белый шрам на носу проступил ярче, чем обычно — возможно, потому, что лицо раскраснелось от выпитого. — Зачем Лотан-Аклун наши дети? Что они с ними делают?

— Некоторые вопросы лучше оставлять без ответов. Послушайте, вы откровенны со мной. Позвольте мне сделать то же самое. Я хочу, чтобы вы поняли меня и моих людей. Мы очень сильно пострадали во времена Воздаяния. Понимаете? Двадцать два поколения в моем роду. Столько же, сколько и в вашем. Вы правили миром; мы боролись за выживание. Неудивительно, что мы мечтали исправить несправедливость. Все дурацкие диверсии, которые мы устраивали за прошедшие годы — мелкие стычки и рейды, нападения на Ошению, — вовсе не в духе мейнцев, как вы полагали. За этой шумихой с барабанами, топотом и свистом мы прятали свои истинные намерения. Мы хотели, чтобы акацийцы поверили, будто они знают нашу натуру, видят нас насквозь… Я просто пытаюсь объяснить, что к чему. Ваше право — судить нас. Но мое право — требовать, чтобы суд был справеддивым.

— Вы убили моего отца, — сказала Коринн.

Предполагалось, что в ее голосе должен прозвучать холодный гнев, а вместо этого прорезались какие-то жалобные нотки. Словно Коринн хотела, чтобы ей посочувствовали.

— Теперь я искренне сожалею об этом, хотя сознаю, что у нас не было выбора. Вы не представляете, как я был бы счастлив, если бы мы с вами познакомились при других обстоятельствах. Поймите: я сражался со зверем — Акацийской империей, но никак не с вами. Я не чудовище. Иногда мне очень хочется убедить мир в том, что я не кровожадный монстр. Мне жаль людей. В первую очередь я должен думать о них, понимаете? Я не желаю посылать тысячи детей в рабство, меня с души воротит от этого. Однако мой народ всегда будет стоять на первом месте. Попытайтесь понять, если сможете.

Нельзя сказать, что слова Хэниша оставили Коринн равнодушной. Она поверила сразу. Несмотря ни на что, у него доброе сердце. На душе у Коринн потеплело от этой мысли. И все-таки она ничего не могла с собою поделать: многолетняя привычка выставлять против него все свои колючки сработала даже сейчас. Она не показала своих истинных чувств, спрятавшись за щитом ехидства.

— Интересный способ обольщать девушку…

Хэниш поднял голову, в его глазах блестела влага. Он чуть пошевелился, и слезы, не удержавшись, потекли по щекам. Это была такая неожиданная, болезненная метаморфоза, что Коринн невольно протянула к нему руку. Она положила ладонь на спину Хэнишу, провела пальцами вдоль выступающей кости лопатки, вверх по тонкой ткани рубахи, по обнаженной шее. Ей хотелось прикасаться к нему снова и снова. Его кожа была теплой и мягкой; Коринн казалось, что она чувствует биение его пульса… или, может быть, это стук ее собственного сердца отдавался в кончиках пальцев.

Так утомительно все время хранить верность отцу, подумала она. Жить с изнуряющей надеждой, что родные вернутся и как-то повлияют на ее судьбу. Почему бы просто-напросто не отдаться Хэнишу? Найдется ли человек лучше, чем он? В глубине души Коринн желала, чтобы Хэниш возобладал над ней, заставил делать то, что ему хотелось. Она понимала, что подчинится, примет любую роль, которую Хэниш придумает для нее. Он умел быть жестоким. Это никуда не денется, пусть даже он и показал Коринн свою уязвимость. Наутро он снова станет прежним Хэнишем Мейном, и мир никогда не узнает о трещине в стене его полного и безраздельного самоконтроля. И все же, несмотря ни на что, Коринн хотела получше увидеть именно эти черты. Узнать Хэниша во всех его ипостасях, и принять их, и разделить с ним все, что он имел.

Хэниш посмотрел ей в лицо. Коринн не опустила глаз. Она взглянула на него словно бы с вызовом.

— Откуда вы узнали, что нужно выбрать именно эту виллу?

— Такая уж у меня работа — все знать. Надеюсь, я угодил вам.

— А здесь есть комнаты со стеклянным полом? — спросила она.

Хэниш кивнул.

— В детской спальне. Как раз под нами.

— Покажите мне их, — прошептала Коринн.

Аливер вернулся в мир живых. Он покинул сантот, дав обещания и получив обещания от них. Мало-помалу он снова начинал ощущать свое материальное тело, которое сперва казалось неуклюжим и громоздким. Аливер двигался неловко, с трудом переставляя ноги, конечности словно были наполнены расплавленным металлом. Каждый раз, опуская ступню на песок, Аливер чувствовал укол вины за то, что заставляет землю выносить его тяжесть. И почему он никогда не думал об этом раньше? Течение времени, движение солнца, яростная жара дня и острый холод ночи — так много вещей, о которых необходимо помнить. Аливер замечал все, даже самые крошечные детали окружающего мира. Малейшие звуки — шуршание песчинок, далекое ворчание грома, звук собственного кашля отдавались в сердце, словно взрывы. Снова и снова Аливеру приходилось останавливаться и отдыхать, держась за голову и делая мелкие осторожные вдохи. Ему хотелось вернуться назад, хотя Аливер понимал, что не сделает этого. Такое чувство сродни голоду курильщика, лишенного миста — мечта о недосягаемом зеленом облаке. Аливер сражался с ним как мог. На самом деле он никогда еще не испытывал такой яростной решимости и готов был встретить лицом к лицу любую судьбу, которая ждала его в Изученном Мире.

Аливер нашел Келиса в условленном месте. Присутствие человека сломало последние барьеры между Аливером и реальным миром. Впервые за долгое-долгое время он услышал живой голос, попытался ответить и с облегчением обнаружил, что его собственная речь более не кажется жуткой какофонией звуков. Они с Келисом отправились обратно к Умэ и вскоре снова перешли на легкий бег, столь распространенный среди талайцев. Все возвращалось к прежнему порядку вещей.

Поселение, однако, выглядело не таким, как прежде. Умэ удвоилось в размерах, раздавшись во все стороны за счет шатров и тентов, окруживших основное становище со всех сторон. Едва Аливер с Келисом приблизились к деревне, послышались голоса, оповещающие об их прибытии. Люди толпились на лужайках между полями, залезали на деревья, собирались на всех свободных клочках земли. Проходя сквозь толпу, Аливер слышал разговоры на диалектах соседних племен. Увидел бальбарский головной убор, сделанный из перьев страуса, и ожерелье из раковин с восточного побережья, и плотные кожаные штаны, какие носили жители Тейских холмов. Группа воинов с высокими скулами приветствовала Аливера и Келиса слаженным криком. Аливер понятия не имел, что это за племя, и ответил им нервным кивком. Судя по широким улыбкам молодых воинов, ответ вполне подошел.