— На тот, куда вы положили свой маленький подарок? Конечно, — кивнула она. — Я вернусь через пару минут, и тогда налью вам кофе.

— Спасибо, — поблагодарил Конрад.

Он задумчиво посмотрел на термос, потом неловко взял телефонную трубку своими «варежками».

Из Лос-Анджелеса донесся жизнерадостный смех Мерседес, его продюсера по проекту «Древние загадки Вселенной». Похоже, все неприятности в Наска прощены и забыты.

— Я только что прочла про тебя в Интернете, — с ходу сообщила она. — Что случилось? Ты как там?

Здоровым плечом Конрад прижал трубку к уху. Как ни странно, он вдруг почувствовал себя вполне довольным.

— Да-да, Мерседес, все в порядке.

— Жуть. Слушай, тебя когда выпишут?

Дверь была прикрыта не полностью, и через щель Конрад мог видеть пару сержантов из военной полиции, дежуривших у его палаты.

— Через пару деньков. А что?

— Паника улеглась, теперь каналы ищут, чем заполнить сетку. Мы тут кое-что сварганили, как раз по твоей части. Луксор. Нормально звучит?

Он вздохнул:

— А поновее ничего нет?

— Да нет, ты только представь: вот ты стоишь в кадре, а кругом — руины города рабов, — затараторила Мерседес. — И ты говоришь всему миру, мол, библейский Исход действительно имел место, представляешь? А в доказательство у нас есть статуэтка Рамсеса II из XIX династии. Двойной гонорар, а? Только не забудь сначала помириться с этими своими египтянами. Ну как? Когда сможешь начать?

Конрад задумался.

— Со следующего месяца. Мне еще в Вашингтон надо слетать.

— Жуть. А кстати, эта твоя Антарктика… Там хоть что-то есть, какая-нибудь любопытная история?

— Нет, Мерседес, — медленно ответил Конрад. — Никаких историй. Нет и не было.

Вылетевший из Сиднея самолет Серены добрался до Рима уже на закате. На своем черном седане ее встретил Бенито и отвез в Ватикан на собеседование с понтификом. Их приватный разговор продлился чуть ли не до трех утра. Под конец его святейшество прикрыл лоб дрожащими ладонями и прочитал коротенькую молитву.

— Поздравляю, — просто сказал он. — Город погребен, американцам известна лишь половина истории, а ООН может сейчас сосредоточить свою энергию на более продуктивных направлениях. И поскольку полковника Заваса уже нет, все улики, так сказать, смыты прочь.

Слова его во многом были верны, с этим Серена не спорила. Но ведь и с воспоминаниями тоже не поспоришь, да и смыть их вряд ли возможно.

Папа взглянул ей в глаза:

— Что делать с доктором Конрадом Йитсом?

— Он будет молчать, — ответила Серена. — А если и заговорит, то все равно никто ему не поверит. Цифровая камера у меня, да и оригинал карты тоже.

Серена сунула руку в заплечный мешок и извлекла оттуда зеленый термос. Понтифик даже придвинулся ближе к столу, нетерпеливо следя за тем, как девушка пытается отвинтить наружную оболочку. Серена нахмурилась. Никакой наружной оболочки здесь нет. Термос-то, оказывается, другой.

— Что-то не так? — спросил его святейшество.

В памяти Серены всплыло ее дежурство у постели Конрада и слезливое прощание.

— Он ее украл!

Морщинистую физиономию папы прорезала широкая улыбка, и он расхохотался громче, чем это могла себе вообразить Серена. До того громко, что даже раскашлялся, и его потребовалось слегка похлопать по спине.

Серена, впрочем, никак не могла сообразить, что здесь смешного.

— Обещаю, что найду способ вернуть карту…

Понтифик, отдышавшись, отрицательно помахал своей подагрической рукой и одними глазами показал на потолок:

— Думаю, сестра Сергетти, таков его план.

— «Сестра Сергетти»? — недоуменно переспросила она. — Ваше святейшество, меня…

— …восстановили в прежнем монашеском чине. Если, конечно, вы не против.

Серена задумалась. Невероятное предложение, второй шанс, на который невозможно было рассчитывать.

— Но почему, ваше святейшество? Почему сейчас?

— Мне не так уж и долго осталось, сестра Сергетти, — ответил папа. — И я не знаю, кто придет мне на замену. Но до тех пор, пока Господь считает, что мое место на Земле, я предоставлю вам все привилегии такого восстановления в чине, включая неограниченный доступ к ватиканским архивам.

— К архивам? — пролепетала она, не в силах поверить своему счастью. Лишь два-три человека на всей планете обладали аналогичным правом, причем все они мужчины. Его святейшество готов поделиться с ней самыми драгоценными — и страшными — тайнами Церкви.

— Вы искушаете меня, ваше святейшество. Вы искушаете меня знанием, словно змий в саду Эдемском.

— Никакого искушения, сестра Сергетти, уверяю вас, — запротестовал папа. — Просто знак доверия. И подарок… Был бы я на вашем месте, я бы принял его. Ибо нет гарантий, что тот, кто придет за мной, окажется столь же покладистым.

Серена отлично понимала, о чем речь, но все же до сих пор колебалась. Официально объявить себя христовой невестой — значит потерять Конрада, навсегда лишиться возможности хотя бы один-единственный разик закрепить свои отношения физически…

Папа, казалось, отлично понимал суть ее внутреннего конфликта.

— Вы любите доктора Йитса, — сказал он.

— Да, люблю, — кивнула девушка, сама удивившись, с какой легкостью вылетело это признание.

— В таком случае вы должны понимать, что сейчас над ним нависла самая грозная опасность из всех.

Она кивнула. С той самой минуты, когда она покинула Антарктику, об этом нашептывало ей шестое чувство.

Понтифик продолжал:

— Для его защиты вам потребуются все ресурсы Неба и Земли.

— Для защиты Конрада? — переспросила она. — От чего?

— Все в свое время, сестра Сергетти, все в свое время. Пока что у нас есть более срочные дела.

«Что может быть более срочного?» — задумалась было она, но тут понтифик развернул перед ней «Интернэшнл геральд трибюн».

— Индусские экстремисты с серьезными связями в правительстве изнасиловали четырех монахинь в Шри-Ланке, — сообщил папа. — Преступления против мусульман вновь отразились и на христианах. Немедленно, прямо с утра, вы должны туда отправиться и сделать все, что в ваших силах. Защищайте наше дело на глазах всего мира.

— Но ведь уже утро, ваше святейшество.

— Ах да, вы, должно быть, вымотались… Отдохните пару часов.

Серена кивнула. Заботы реального мира все-таки настолько велики и их так много, что уже не остается места для раздумий об исчезнувшей цивилизации, погребенной подо льдом. Впереди более важные битвы, поняла она, битвы против ненависти, нищеты и болезней.

— Я сделаю так, как вы просите, — сделав секундную паузу, сказала она. — Сначала отправлюсь в Шри-Ланку, чтобы задокументировать преступления. Затем в Вашингтон, где стану продавливать этот вопрос в конгрессе, прежде чем выходить с ним в ООН.

— Очень хорошо.

Бенито довез Серену до ее квартиры, выходившей на пьяцца дель Пополо. Точнее, до невзрачной комнатушки, почти целиком занятой кроватью и ночным столиком. Однако ей просто до зарезу требовалось хоть на минуту вернуться в свой личный мирок, тот самый, в котором она когда-то приняла первые обеты.

На стене, возле двустворчатой стеклянной двери, обрамлявшей бледную луну, висело распятие. В свете раннего утра девушка встала перед ним на колени. Подняв лицо на фигурку Христа, она покаялась перед Господом в собственной гордыне, в том, что считала себя куда большим знатоком страданий и утрат по сравнению с ним самим, и поблагодарила его за отпущение грехов человечеству через Иисуса.

Затем она вышла на балкон и через площадь взглянула на египетский обелиск, привезенный в Рим императором Августом две тысячи лет назад.

Монумент напомнил ей о другом обелиске, том, что погребен ныне в пирамиде под двумя милями льда в Антарктике. И тогда Серена задалась вопросом: в самом ли деле мир своим спасением обязан распятому Христу, снявшему вековечное заклятие древних «сынов Божиих»? Или все дело в самоотверженном поступке безбожника и нечестивца Конрада, пожертвовавшего мечтой всей своей жизни и вернувшего обелиск в звездный зал? А впрочем, в конечном итоге пришла она к выводу, второе объяснение не смогло бы сработать без первого.