«Калашников» загромыхал по полу. Серена горько всхлипнула:

— Конрад, ты безнадежен…

Йитс потянулся за «АК-47». Их с Конрадом разделяла дистанция в несколько шагов, и сейчас, оказавшись рядом, в глазах генерала можно было прочесть маниакальный блеск. Раньше такого не встречалось… Он напоминал попавшего в капкан зверя, готового отгрызть собственную ногу, лишь бы оказаться на свободе.

— Я знал, что ты не можешь меня пристрелить, — заявил Йитс, по-прежнему удерживая трепыхающуюся девушку за волосы. — И уж конечно, у меня нет никакого настроения убивать тебя. Но коли понадобится, то…

— Лапы прочь от Серены!

— Хорошо, сынок, только сначала мы пожелаем тебе спокойной ночи. Искренне надеюсь, что, когда мы долетим и ты оттаешь обратно, твои взгляды переменятся в лучшую сторону.

— Нет, папочка, в этот морозильник я лягу только трупом.

И он нырнул влево и вниз, нацелившись на руку с пистолетом. Грянул гром, что-то больно ударило Конрада в плечо и отшвырнуло на пол. Он машинально ухватился за рану, и между пальцами тут же засочилась кровь. Подняв лицо, он увидел, как навстречу шагнул Йитс.

— Я передам Осирису привет от тебя. — И генерал уже вскинул было пистолет, чтобы оглушить Конрада ударом рукояти по темени, как Конрад перевалился на здоровое плечо и обеими ногами ударил Йитса в грудь.

Тот по инерции отшатнулся — и напоролся на острие скипетра Осириса, который Серена до сих пор сжимала в руках. Девушка взвизгнула, перебив вопль, вырвавшийся из груди генерала.

Выронив пистолет из немеющих пальцев, Йитс сделал еще два-три неверных шага, но тут сын плечом вбил его в криогенную камеру, после чего ударом ладони по квадрату захлопнул дверь, отсекая волну ледяного тумана.

Все вдруг затихло, если не считать низкого гудения энергетических потоков, несущихся по консолям, переборкам и палубам корабля.

В ореоле золотистого сияния коридора Конрад все еще пытался встать на дрожащие ноги, когда к нему подбежала Серена и обняла. Кровь из горячей раны заставила девушку отпрянуть в изумлении:

— Ой, ты ранен!

— Только сейчас заметила?

Серена торопливо оторвала кусок ткани от собственного рукава, сделала перевязку и зубами затянула узел под пристальным взглядом Конрада.

— Ну вот, теперь ты получил все, что хотел. Может быть, даже следует взяться за руки и вместе пойти на закатное солнце.

Конрад поднял брови и уже собрался сказать что-то язвительное, как тут заметил валяющийся на полу скипетр Осириса. Нагнувшись за ним, он понял, что девушка права. Все, что надо сделать, — это позволить солнечной барке отвезти их к запрограммированному пункту назначения, и там он наконец-то раскроет тайну Первого Времени.

Не веря собственным ушам, он уставился на нее:

— Ты сама-то понимаешь, что говоришь?

— Я говорю, что мы все-таки не знаем, приведет ли этот СПК к глобальной катастрофе, — скрестила она руки на груди. — Может, человечество выживет, а может, мы все отправимся по стопам динозавров. Но единственный способ гарантировать сохранение нашего биологического вида — это нам с тобой отправиться в путь.

Конрад заглянул в ее умоляющие глаза. Нет, понял он, Серена готова пойти на это не ради него, а ради всего человечества, бросив все, что любила и ценила на Земле.

— То есть пусть мир катится ко всем чертям, а мы… — начал он.

— Нет-нет, — вскинув ладонь, прервала его Серена. — Мы могли бы создать новый Эдем в другом мире.

Конрад задумался было над этой идеей, но тут что-то громыхнуло на нижних палубах. Он протянул руку и пальцем смахнул слезинку со щеки девушки.

— Ты и сама знаешь, что нам надо возвращаться.

Да, она это знала и не сопротивлялась, пока он тянул ее к лифтовой платформе.

Когда они наконец выбрались на поверхность в нескольких сотнях метров от шахты с солнечной баркой, грунт под ногами уже ходил ходуном. Конрад едва успел выдернуть Серену из туннеля, как в небо взметнулся гейзер огня и ударной волной их расшвыряло, как кукол.

Осторожно приподняв голову, он увидел, как кольцом вокруг шахты забили десятки огненных фонтанов, пока солнечная барка выбиралась из кратера. Конрад молча следил, как звездолет, несущий на своем борту его отца — живого ли? мертвого ли? — растворяется в небе.

— Ох, Конрад, честное слово, очень хотелось бы верить, что ты знаешь, что творишь… — со вздохом сказала Серена и, оторвав кусок шнурка от собственных ботинок, перевязала им опаленные волосы, создав некое подобие «конского хвоста». — Потому что других вылетов с этого камешка уже не предвидится.

С мокрыми от слез щеками Серена стояла в звездном зале П4, наблюдая за вращением купола. Скрежет стоял оглушительный, и девушка не могла разобрать ни единого звука из слов Конрада. Наконец тот просто махнул ей рукой, подзывая поближе к алтарю.

— Воткни скипетр в подставку! — крикнул он.

Серена взглянула на жезл и еще раз про себя повторила выгравированную на нем надпись: «Лишь только тот, кто достоин стоять в присутствии Сияющих Властителей всех времен и пространств, может взять в руку скипетр Осириса, не оторвав при этом Небо от Земли». Самый достойный человек должен автоматически означать самый достойный момент в истории. Да, но что это за момент и был ли он вообще? Может, не ошибался древнеиудейский пророк Исайя, утверждая, что вся праведность человеческая — как запачканная одежда перед божественностью Господа?

— Йитс был прав, — прошептала она с замирающим сердцем. — Атланты слишком продвинуты для нас. Мы не можем их понять, мы не можем победить…

— Уж кто-кто, а ты должна бы помнить, что богам Египта уже надавали как-то раз по шее, — фыркнул Конрад и тут же замер, почуяв забрезжившую догадку. — Постой… А когда это было?

Серена призадумалась:

— Во времена Исхода… Когда Моисей вывел народ Израилев из Египта.

— Вот именно! — подхватил Конрад. — Это было одно из тех событий космического масштаба, которые меняют историю культуры ничуть не меньше, чем падение метеорита меняет естественную историю. Если бы не Исход, то не было бы и богоявления на Синае. А без Синая не было бы Моисея, Иисуса Христа или Магомета. Осирис с Исидой заправляли бы всем и вся, на месте небоскребов Манхэттена высились бы пирамиды, а вместо кофе латте мы бы прихлебывали перебродившее ячменное пойло.

У Серены зачастил пульс: Конрад явно напал на какую-то идею.

— Итак, вопрос, — продолжал Конрад, поблескивая глазами, словно вот-вот станет свидетелем великого открытия. — Какая соломинка сломала спину фараону и заставила его отпустить иудеев?

— Пасха, — сказала Серена. — От древнееврейского «песах», то есть «проходить мимо». Ангел, поражавший смертью всех первенцев египетских семей, проходил мимо домов иудейских, чьи дверные косяки и перекладины были помазаны кровью барашка.

— О'кей, — кивнул Конрад. — Эх, как бы нам найти способ распространить этот твой песах на все расы человеческие?

— Так ведь ты сам о нем говоришь! — Серена даже подпрыгнула. — Это же Агнец Божий!

— Господи Иисусе… Боже мой! Иисус Христос!

Ладони Конрада трепетали как птицы, пока он выставлял звездный купол так, чтобы он напоминал небо над Иерусалимом.

Вдруг показалось, что зал словно перевернуло вверх ногами. Но нет, поняла тут Серена, это просто оптическая иллюзия: Северное и Южное полушария поменялись местами.

— Итак, точку в пространстве мы задали, — сказал Конрад. — Теперь требуется год.

— Тут дело посложнее… — задумалась девушка. — Традиция утверждает, что Христу было около тридцати трех, когда он умер. Стало быть, казнь состоялась где-то в промежутке между 30-м и 33-м годами нашей эры.

— Давай-ка без такого размаха, — нахмурился Конрад. — Мне нужен точный год!

Серена усилием воли подавила растущую внутри панику. Она знала, что христианский календарь основывается на ошибочных вычислениях, сделанных в VI веке одним из монахов, Дионисиусом Эксигуусом, что в переводе с латинского означает «Дионисий Малый». Вполне уместное прозвище, учитывая, что его расчеты дали дату Христова рождения с запозданием на несколько лет. Современные же специалисты склоняются к моменту смерти царя Ирода в районе 4 года до н. э.