— А люди? Народ Ачеха? — горько спросила она мистера Хаккетта, отбиваясь локтем от полковника, который все норовил подтолкнуть ее к джипу. С вертолетом, видимо, придется распрощаться. — Вы ведь не можете вечно делать вид, будто ничего не происходит?

— А зачем мне делать какой-то вид? — ухмыльнулся Хаккетт, насмешливо махая ей вслед. — Если нет в новостях — значит, ничего и не было.

Через двадцать четыре часа Серена уже пряталась на заднем сиденье черного седана, пока старик Бенито пытался нащупать проход в галдящей толпе сердитых демонстрантов и телерепортеров на площади Святого Петра. Казалось невероятным, что ее скромная персона могла вызвать такую бурю негодования. И тем не менее происходящее снаружи было адресовано именно ей.

В свои неполные двадцать семь лет Серена уже успела нажить целый сонм врагов из числа нефтепромышленников, лесозаводчиков, магнатов от биохимической индустрии и всех тех, кто ставит прибыль выше интересов людей, животного мира или экологии в целом. Увы, приходится признать, что из-за ее действий кто-то обязательно терял работу. И этих «кого-то» набралось уже очень много, если судить по бурлящему скопищу.

В городской среде Серена привыкла носить своего рода униформу из костюма от Армани с дизайнерскими кроссовками на толстой подошве. Совершенно неуместное одеяние для бывшей послушницы ордена кармелиток. Что и требовалось доказать. Газетчики, с оглядкой на мать Терезу, уже научились называть ее «Мать-Земля», а со славой пришло и политическое влияние. А как иначе масс-медиа, светский мир и в конечном итоге сам Рим могли отнестись к ней серьезно?

Что касается Бога, то здесь совсем другой вопрос. Серена понятия не имела, что Господь мог о ней думать, да и вряд ли хотела это знать.

Через расчерченное дождевым и каплями стекло Серена молча наблюдала, как ватиканская полиция теснит толпу, не забывая при этом о папарацци. И вдруг, как гром с ясного неба — ба-бах! — да так громко, что она невольно подскочила. Один из демонстрантов ухитрился прорваться сквозь кордон и крепко врезал своим самодельным плакатом по ветровому стеклу: «ИЩИ СЕБЕ ДРУГУЮ ПЛАНЕТУ, МАМАША-ЗЕМЛЯ!»

— Думаю, они по вас соскучились, синьорина, — заметил водитель, стараясь тщательно выговаривать непослушные английские слова.

— Да, Бенито, они ведь неплохие люди, — кивнула девушка, печально глядя в толпу. Разумеется, Серена могла ответить на итальянском, французском, немецком и еще добром десятке языков, но, насколько ей помнилось, Бенито хотел поработать над своим английским. — Просто испуганные. Им надо семьи кормить. Вот и ищут козла отпущения, на кого можно свалить вину за безработицу. А я попалась под руку.

— Только вы, синьорина, умеете благословлять своих врагов.

— Нет, Бенито, врагов не существует. Есть только нехватка взаимопонимания.

— Святая праведница… — Бенито поиграл бровями, заруливая в ворота и оставляя наконец толпу позади. Машина покатилась по извилистой дороге.

— Итак, Бенито, что вам известно о причинах моего вызова? Почему его святейшество пригласил меня на частную аудиенцию? — спросила она, разглаживая морщины на брюках и изо всех сил пытаясь подавить растушую тревогу.

— Разве разберешь, когда речь идет о вас. — Бенито сверкнул золотым зубом в зеркале. — Сколько угодно проблем, выбирай — не ошибешься.

Верно подмечено. В свою бытность монахиней Серена вечно конфликтовала с начальством и слыла за аутсайдера. Даже понтифик, вроде бы союзник, как-то раз заметил в интервью для журнала «Ньюсуик», что «сестра Сергетти занята тем, что делал бы Господь, если бы знал все факты». Неплохая реклама, однако она прекрасно понимала, что общественное мнение осталось за въездными воротами и здесь ей не поможет.

Серена Сергетти, плод предосудительного союза между неким католическим священником и хорошенькой горничной из сиднейского пригорода, с раннего детства страдала комплексом вины за родителей. Она выросла среди неприязненных взглядов и липкого шепотка за спиной, ненавидела своего отца, который наотрез отказывался признать дочь и в конечном итоге умер нищим пьянчужкой. В пересудах удалось поставить точку, приняв обет девственности в возрасте двенадцати лет. Затем, уже преуспев в занятиях лингвистикой, она сразила окружающих, став монастырской послушницей в неполные семнадцать. За несколько коротких лет Серена превратилась в живой пример искупления в глазах Церкви, а затем и в ходячее, словоохотливое напоминание об экологических грехах человечества.

Все началось с личного кризиса, который через семь лет разразился у Серены в Южной Америке. Она вернулась в Рим за моральной поддержкой, чтобы укрепить веру и душу, а вместо этого обнаружила, что Ватикан, прячась за суверенным статусом, отказывался платить по счетам, выставленным коммунальной водохозяйственной службой. Папский престол мотивировал тем, что какой-то Латеранский договор от 1929 года предписывал Италии бесплатно снабжать город-государство водой. С другой стороны, про канализацию и хозбытовые стоки в нем не говорилось ни слова. «Мы, слуги Создателя, не только не воздаем кесарево кесарю, но и Божие Богу», — заявила Серена, публично разрывая принятые на себя обеты, после чего с головой ушла в защиту экологии.

Вот когда пресса начала именовать ее «Мать-Земля». Теперь уже людей не остановишь: либо так, либо «сестра Сергетти». Вполне возможно, что она воплощала собой наиболее известную бывшую монахиню. Подобно принцессе Диане — ныне, правда, покойной, — Серена уже не входила в «королевскую семью» Церкви и все равно каким-то образом стала ее «дамой червей». В смысле, красненьких сердечек…

Швейцарские гвардейцы в бордовых мундирах сделали «на караул», когда седан подкатил к ступеням Говернората. Не успел Бенито открыть для нее дверь и предложить зонтик, как Серена уже побежала по лестнице, не обращая внимания на ливень, хлюпая кроссовками по лужам и посматривая на небо, брызгавшее в лицо восхитительными дождевыми каплями. Если прошлые отношения с Ватиканом могут служить хоть какой-то приметой, вновь глотнуть свежего воздуха придется не скоро. Когда она проходила сквозь распахнутую дверь, один из гвардейцев подарил ей улыбку.

В холле было тепло и сухо, а поджидавшего ее молодого иезуита она узнала сразу.

— Сестра Сергетти, — промолвил он. — Сюда, пожалуйста.

Из многочисленных офисов доносилось деятельное жужжание, пока Серена петляла по лабиринту бюрократических коридоров, направляясь к старому служебному лифту. «Подумать только, все это началось с одного бедного плотника-иудея, — пришло ей в голову, когда закрылась лифтовая дверь. — Интересно, не стал бы сам Иисус чужим в своей Церкви?…»

Она нахмурилась, уловив собственное отражение в полированном металле, и поспешила разгладить лацканы. Надо же, какая ирония: ведь шелк и шерсть ее костюма политы потом нищих детей где-то на заводах Юго-Восточной Азии. Детский пот и слезы, питающие глобальный потребительский рынок. Эта одежда и проецируемый ею имидж воплощали все, что ненавидела Серена. И тем не менее приходилось терпеть, потому что такое одеяние помогало привлекать средства и внимание в мире, где интереснее сплетничать о внешнем облике экс-монахини, нежели обсуждать ее благотворительность. Что ж, так тому и быть.

Но стал бы Христос носить «Армани»?

Мир безумен, это ясно, и она не раз задавалась вопросом, отчего Бог сделал его таким. Или позволил мутировать до столь омерзительного состояния. Уж она бы до такого не допустила…

Искомый офис находился на пятом этаже и принадлежал шефу ватиканской разведки, кардиналу по имени Туччи. Именно ему полагалось кратко проинструктировать Серену и сопроводить девушку в папскую резиденцию для приватного разговора с понтификом. Впрочем, когда юный иезуит распахнул перед ней дверь, кардинала на месте не оказалось.

Своей древностью и элегантностью кабинет никак не соответствовал репутации Туччи. Вместо образчиков современного искусства, до которых кардинал слыл большим охотником, стены были увешаны средневековыми полотнами и старинными картами.