Этот день оказался очень трудным для Джордана Лазаруса.

Джордан приехал домой совершенно усталым. Работа никогда не казалась такой трудной и мучительной. На сердце было тяжело. Теперь, когда он ясно представлял концепцию преобразования гетто, получить поддержку корыстных политиков и лидеров делового мира казалось более нереальным, чем прежде.

Сегодня Джордан хотел только поскорее встать под горячий душ и усесться в кресло со стаканом бренди. И еще ему хотелось увидеть жену, обнять ее и попытаться забыть всю грязь минувшего дня.

Джордан повернул ключ в замочной скважине. В фойе было темно.

— Я дома, дорогая, — шутливо окликнул Джордан, ставя на пол портфель. Сняв пальто, он повесил его в шкаф и заглянул в неосвещенную гостиную. Никаких следов Джил. В квартире царит тишина. Может, она уснула? Но это совсем не в обычаях Джил. Она никогда не ложится так рано. Неужели ее нет дома?

Джордан заглянул в спальню. Никого. Пройдя в гостиную, он налил себе "бурбон" и задумчиво нахмурился. Где же все-таки Джил? Действительно вышла куда-нибудь?

Постепенно Джордан начал волноваться. Последнее время жена явно не в себе. Вот уже несколько недель, как она нервничает, расстроена, что-то скрывает. Он пытался расспросить ее, вызвать на откровенность, но Джил все глубже уходила в себя. Тяжелая утомительная работа и постоянная усталость не позволяли найти время поговорить с ней, поэтому Джордан испытывал невольное чувство вины перед женой.

Он направился по коридору, заглядывая в спальни для гостей. Нигде ни души. Тишина в квартире угнетала. Приглушенный шум большого города только подчеркивал какую-то зловещую атмосферу темного дома.

Наконец Джордан добрался до солярия. Здесь тоже непроглядная тьма. Это последняя комната, где может находиться Джил в такой час. Вообще-то она редко приходила сюда по вечерам.

Джордан открыл дверь. Огромное окно, слабо освещенное огнями беспокойного города, смутно мерцало перед ним, Джордан заметил какую-то тень. Но ему и в голову не пришло спросить себя, что бы это могло быть.

Джордан нажал кнопку, и комнату мгновенно залило ярким светом. Дыхание его перехватило. Перед ним, в цветастом летнем платье, которое так ему нравилось, стояла Лесли Чемберлен.

— Лесли.

Он так и не понял, произнес ли вслух ее имя. Оно просилось на губы, словно посторонний предмет, долго скрывавшийся внутри него.

Ноги его подкашивались. Будь рядом стена или стул, Джордан схватился бы за них, боясь упасть. Неудержимая дрожь сотрясала тело, взгляд не отрывался от стоявшей перед ним фигуры. Он не мог видеть выражение собственного лица, стоившее тысячи слов.

Вид Лесли мгновенно разрушил все барьеры, которые он тщательно воздвигал для защиты от нее, оставив его беспомощным как младенца.

Но было нечто жуткое в этой фигуре, стоящей перед ним, рассчитанное именно на то, чтобы вызвать в нем эту реакцию. Она выглядела скорее как символ, чем живой человек. Символ его потерянной любви. Видение околдовывало, завлекало, и Джордан, чувствуя, что тонет, погибает, старался изо всех сил сохранить остатки разума.

Именно эта борьба с собой помогла ему узнать Джил.

Сходство с Лесли было невероятным — Джил удалось найти не только те же платье, шляпу, туфли, но и создать до ужаса правдоподобную маску Лесли, которую он любил больше всего. Джил сумела передать осанку Лесли, манеру держать себя, выражение лица, улыбку. Сама сущность Лесли казалась запечатленной на лице этой женщины.

Свет любви в глазах Джордана при первом взгляде на Джил сменился потрясенным изумлением.

— Что это означает? — осведомился он дрожащим голосом.

Она молчала. И не сделала ни одного движения. Просто позировала перед ним, выставляя напоказ способность копировать до мельчайших подробностей и деталей объект его желания. И, возможно, именно оттенок торжества в ее взгляде свидетельствовал о фальши и лживости того, что видел перед собой Джордан. Это совсем не Лесли. Это Джил, и все ее существо с безумной напряженностью сосредоточено на растворении в образе другой женщины.

Джордан сделал шаг вперед — Джил становилась более реальной и одновременно призрачной по мере его приближения.

— Я задал тебе вопрос, — прошипел Джордан, чувствуя, как в висках стучит кровь. — Что ты вытворяешь?

Джил слегка подняла брови, вызывающе сверкнула глазами.

— Я делаю то, чего хочешь ты. И ты знаешь это.

Джордан медленно двинулся к ней. При виде Джил ему стало не по себе, однако в сердце одновременно шевельнулось что-то, не поддающееся осмыслению.

— Джил, — снова начал он. — Ты что, потеряла рассудок? Кто вбил тебе в голову эту идею?

Джордан выглядел так, будто вот-вот взорвется. Но Джил, скрытая маской, оставалась спокойной, охваченная странной безмятежностью, рожденной месяцами отчаяния.

— Добро пожаловать домой, — сказала она голосом, поражавшим неестественным сходством с Лесли. — Я скучала по тебе, Джордан.

Он оцепенело уставился на жену.

— Ты сумасшедшая. Прекрати это.

Отняв руку от бедра, она провела ладонью по лбу, отведя непокорный локон. Знакомый жест. Жест Лесли, такой простой и естественный, будто Лесли сама сделала это. В глазах светилось выражение доверчивой нежности. Сколько раз он замечал этот взгляд у Лесли.

— Я люблю тебя, Джордан, — сказала Джил шепотом, от которого по его телу пробежал озноб. — И хочу, чтобы у тебя было все, что пожелаешь.

Джордан провел рукой по волосам. Челюсти судорожно сжались. Он едва не протер глаза, чтобы убрать навязчивое видение.

— Ты безумна, — повторил он. — Совсем спятила, Джил.

— Можешь называть меня Лесли, если хочешь, — улыбнулась она. — Я не возражаю. Это то, чего мы оба ждали, не так ли?

Джордан сделал шаг назад, как бы защищаясь. Но расстояние помогло не больше, чем близость. Сила иллюзии была слишком велика.

— Я знаю, что тебе нужно, — кивнула Джил. — Можешь больше не лгать мне. Только подойди ко мне, и все будет как всегда.

И, протянув руки, выдохнула:

— Мой Очарованный принц…

Джордан ощутил, как все закружилось в безумной пляске, а земля сходит с оси. Ее безумие было заразительным, и теперь затронуло и его, загораясь лихорадкой в крови. Он не мог оторвать глаз от Джил.

— Пойдем, — повторила она. — Я люблю тебя. Не заставляй меня ждать…

Джордан снова отступил.

— Джил, — пробормотал он. — Ты меня беспокоишь. Может, вызвать доктора? Ты не…

ТЫ НЕ В СЕБЕ. Какая горькая ирония в этих словах, так и не слетевших с языка…

Она направилась к нему походкой Лесли. Руки чуть согнуты в локтях, в глазах сверкали юмор и доброта Лесли.

— Помнишь, тот день, когда я надела это платье? — спросила она. Мы были так полны любви… надежды… Помнишь, Джордан?

Джил была совсем уже рядом. От нее пахло духами Лесли. Джордан почувствовал, как последние барьеры рушатся, сопротивление исчезает. Его соблазняло, совращало, увлекало не только совершенство иллюзии, но и ее извращенность.

— Пойдем, — звала она. — И все будет так, как раньше. Совсем, как тогда… Помоги мне снять это.

Она подвела его руку к вырезу платья. Джордан закрыл глаза, ощутив прикосновение ее губ. Но его руки тут же оказались за ее спиной, расстегивая молнию, шаря в поисках застежки лифчика. Ткань с приглушенным шорохом соскользнула на пол, и Джордан почувствовал под пальцами обнаженную кожу.

— О, я так тосковала по тебе, — вздохнула она, снова целуя его.

Джордан знал, что она притворяется, играет. Во всем этом спектакле не было и капли правды. Однако произносимые ею слова проникали в самое сердце. Именно их он так страстно желал услышать три долгих ужасных года, не осмеливаясь признаться в этом самому себе. И голос, говоривший с ним, был голосом Лесли, полным нежности и понимания.

Он был на грани сумасшествия. Она тянула его за собой в ту же топь, которая прежде засосала ее. Он пытался обрести равновесие, здравый смысл и рассудок, но Джил уже осталась почти голой, в одних трусиках и встала совсем близко, почти вжимаясь в него всем телом. Маленькие упругие холмики терлись о его грудь, а его пальцы, подтянутые ее руками к плоскому животу, уже стягивали трусики с ее бедер.