Так или иначе, хотя все происходящее было совершенно не в характере Росса, которого Лесли знала уже почти три года, он упорно продолжал тренировки, пробегал по три мили в день, почти не пил пива по субботам и воскресеньям, бросил курить, если не считать случайной сигареты в ванной, и похудел на пятнадцать фунтов.
Лесли была вынуждена смириться с новым спартанским режимом, хотя пыталась объяснить будущему мужу, почему выходит за него.
— Я хочу тебя, Росс, — повторяла она, — таким, какой ты есть. Не стоит изображать из себя чемпиона мира, чтобы мне понравиться. Ты уже произвел на меня огромное впечатление своими подвигами.
— Рад слышать это, — отозвался Росс. — Но я не желаю заработать грыжу, когда буду переносить тебя через порог. Поэтому, прошу прощения, но все будет так, как хочу я.
И он постарался сделать вид настоящего босса, снисходительно улыбаясь при этом, чтобы, пусть и в шутку, напомнить Лесли, кто здесь хозяин.
Она улыбнулась в ответ и оставила его в покое, хотя его усердные занятия гимнастикой одновременно и смешили, и тревожили. Как абсурдно пытаться не обращать внимания на возраст и меряться силами с гораздо более молодыми людьми! Сама она считала его зрелость и опыт наиболее привлекательными качествами, заставлявшими чувствовать себя защищенной, счастливой и в безопасности. Оставалось лишь надеяться, что после свадьбы Росс забудет обо всех этих глупостях.
Но этого не произошло. Во время медового месяца они каждый день играли в теннис, в гольф, плавали, и хотя Лесли находила теннис утомительным, воду она всегда любила.
И они занимались любовью.
Они занимались любовью утром до завтрака, в полдень, после тенниса, к вечеру перед коктейлями и, конечно, ночью.
Росс Уилер оказался великолепным любовником — нежным, изобретательным и страстным. В постели Лесли постоянно ощущала особое очарование его любви и преданности. Она многое узнала о его теле, таком загорелом теперь, гораздо более упругом, чем тогда, когда они только познакомились, и о том, как подарить ему наслаждение.
В его понимании и почти отеческой теплоте крылась особенная чувственность, доставлявшая Лесли безмерное удовольствие.
И каждый раз, отдаваясь ему, Лесли думала о его ребенке, их ребенке. Больше всего на свете ей хотелось произвести на свет дитя Росса. И как можно скорее.
Лесли была ужасно огорчена, когда после шести месяцев супружеской жизни оказалось, что ей так и не удалось забеременеть. Она отправилась к гинекологу, хотя и признавала, что, возможно, тревожится по пустякам. Тот постарался успокоить ее:
— По-моему, вы где-то набрались романтических идей относительно вынашивания детей, — пожал он плечами. — Зачатие не производится нажатием кнопки. Даю слово, насколько я смог проверить, у вас совершенно все в порядке. Пусть все само собой образуется, подождем и увидим. Больше всего вреда причиняет в таких случаях неуместное волнение.
Что же касается Росса, тот, как одержимый, продолжал тренироваться, подсознательно боясь, что Лесли не может забеременеть из-за его возраста и физического несовершенства. Он даже сам прошел обследования, и хотя анализы показали, что он вполне может стать отцом, гнетущие сомнения остались.
Поэтому он продолжал ежедневные занятия. И Лесли, больше из солидарности и сочувствия, чем по какой-то иной причине, повсюду была с ним, хотя и уговаривала не столь рьяно заниматься плаванием.
— Пойми, мне необходимо от твоего тела только то, что происходит по ночам. Когда ты усвоишь это?
— Но я должен быть в форме, чтобы ты могла хорошенько повеселиться, — пошутил он. Но Лесли догадывалась, что Росс считает, что каким-то образом виноват в том, что у них до сих пор нет детей.
Этим душистым сентябрьским вечером они должны были, словно влюбленные, поужинать наедине. Сегодняшний вечер не был особенным. У них бывали романтические ужины и среди недели. И Лесли наслаждалась ими, возможно, больше, чем остальными сторонами супружеской жизни.
Росс помог ей сделать салат и жареную баранину в маринаде, а потом они долго сидели за кофе и бренди. Окно столовой выходило на необыкновенно зеленую лужайку с густой травой и прелестным цветником, где плети глицинии вились по белым планкам ограды.
Они вместе вымыли посуду. Росс настоял на том, чтобы помочь Лесли, и встретил ее в спальне, когда та выходила из ванной. На Лесли не было ничего, кроме обернутого вокруг груди полотенца, и Росс, уже переодетый в пижаму, остановил ее на самом пороге ванной.
— Если бы ты только могла видеть себя моими глазами, — пробормотал он и, шагнув вперед, поцеловал ее в губы, нетерпеливо срывая полотенце.
Она стояла перед ним, обнаженная, не стряхивая капелек воды с волос и плеч. Росс нежно сжал ее руки, слизнул одну капельку. Вид розовой кожи, упругих грудей и длинных стройных ног, как всегда, заставил его задохнуться и прижать Лесли к себе:
— О, Лесли, я так люблю тебя, — шепнул он. — Когда я вижу тебя такой, чувствую, что это слишком хорошо и не может быть на самом деле. Неужели ты действительно способна любить такого старика, как я?
Лесли с упреком взглянула на мужа.
— Как ты можешь говорить такое? Ты вовсе не старик, и я люблю тебя за то, что ты именно такой, Росс, такой, а не другой.
— Это я на всякий случай, — улыбнулся Росс и повел ее к кровати.
По какой-то причине он сегодня овладел ею с небывалой страстью, хотя день был долгим, и теннис и гольф должны были утомить Росса. Но вид наготы Лесли воспламенил его больше, чем обычно. Возбуждение Росса передалось Лесли, и она отвечала ему с раскованной готовностью, лишавшей сил.
Когда они наконец разомкнули объятья, Росс поцеловал Лесли и утомленно откинулся на подушку. Была уже почти полночь, и завтра он проснется не выспавшимся. Росс почувствовал, как боль снова ударила в виски, та самая боль, что весь день отказывалась уйти, и, извинившись, отправился в ванную, где выпил еще три таблетки аспирина.
Вернувшись, Росс понял, что устал сильнее, чем думал. Он скользнул под простыню, и Лесли, подтянувшись поближе, поцеловала его на ночь. Он пробормотал что-то нежное, ощущая, как сон склеивает веки. Лесли лежала рядом, прислушиваясь к мерному дыханию мужа, и размышляла о том, какое счастье подарила ей судьба.
Она пододвинулась поближе к мужу и заснула глубоким спокойным сном. Только ближе к утру кошмары начали терзать Лесли, и она была так поглощена мрачными картинками, что звонок будильника прозвучал словно откуда-то издалека. Пришлось перегнуться через Росса, чтобы нажать кнопку.
— Вставай, засоня! — позвала Лесли, шутливо толкнув Росса локтем под ребра. — Просыпайся и за работу! И никаких отговорок! Дела сами собой не делаются!
Последнее замечание было любимым изречением Росса, когда что-то в офисе шло не так, как ему хотелось.
Но Росс не шевельнулся. Лесли села в постели и присмотрелась к мужу. Лицо казалось каким-то изменившимся, более суровым, словно Росс был погружен в бездонное забытье, из которого не желал выходить.
— Росс! — снова позвала Лесли. — Росс, проснись. Ты не заболел?
Ответа по-прежнему не было.
Лесли тряхнула его за плечо, уже сильнее. С губ Росса сорвался слабый стон, но он не очнулся.
— Росс!
Только теперь Лесли, по-настоящему встревожившись, встала, обошла кровать и, приблизившись к Россу, взяла его за плечи. Но Росс по-прежнему оставался неподвижным. Осторожно, одним пальцем, приподняв его веко, Лесли поняла, что пора вызывать "скорую".
Она подняла трубку стоявшего на ночном столике телефона, не выпуская безжизненную руку Росса из своей. Через полчаса Лесли, поспешно натянув джинсы, уселась в машину рядом с носилками.
Ожидание перед дверью приемного покоя казалось бесконечным, хотя на самом деле продолжалось не больше десяти минут. Врач почти сразу же понял, что произошло с Россом, и без труда поставил диагноз:
— У вашего мужа удар, миссис Уилер, — сообщил он Лесли. — Не могу сказать, насколько тяжелый, пока не сделаем кое-какие анализы. Пока волноваться нет причин. Не расстраивайтесь.
