Это немного потускневшее постоянство, отражавшееся на лицах тех, кого она знала, на облике города, подействовало на Лесли как наркоз, лишив способности что-либо чувствовать.

Она боялась, что в момент надгробной речи ее спасительная бесчувственность будет сломлена, но этого не произошло. Пастор Рейнольдс никогда не отличался велеречивостью, и его попытки восхвалить личность и заслуги Тома Чемберлена оказались тщетными. Он говорил избитые фразы, присущие церковнослужителю, превознося Тома как набожного, семейного человека, хорошего друга, много сделавшего для семьи и окружающих. В его проповеди не было и следа реального Тома — тихого, неприметного человека, чей острый юмор и чуткая, благородная душа восполняли недостаток образования и однообразие жизни. И это тоже устраивало Лесли. По крайней мере, в ее памяти отец останется таким, каким он был.

Лесли перенесла одну из самых тяжелых недель в своей жизни.

Но в последний вечер в родном доме, укладывая немногочисленные личные вещи, принадлежавшие семье, которые она не хотела продавать со всем остальным скарбом, она наткнулась на семейный фотоальбом.

Она вспомнила, как они с отцом рассматривали альбом, когда Лесли еще училась в университете, и как отец заметил, что с возрастом она все больше начинает походить на мать. Это сходство заметила и тетя Мей, когда накануне на похоронах со слезами на глазах смотрела на нее.

Перевернув последнюю страницу альбома, она обнаружила письмо, которое написала отцу всего десять дней назад. Почерк на конверте показался ей незнакомым, словно писал другой человек. Не было нужды открывать конверт, чтобы узнать, что все письмо проникнуто ложью, как и все другие письма, которые она писала отцу с тех пор, как встретила Тони и ушла из "Оугилви, Торп", как родила ребенка и переехала на Лонг-Айленд, как встретила, полюбила и потеряла Джордана Лазаруса. И всю эту ложь ее отец принимал безропотно, с присущим ему чувством такта, никогда не подвергал сомнению, но всегда считал несовместимым с ее образом, который хранил в своем сердце.

Клубок лжи, катясь по странному лабиринту ее жизни через время, пространство и смерть, привел ее в конечном счете к тому, что только теперь, в данную минуту она осознала, что Том Чемберлен потерян для нее навсегда и никогда не вернется, чтобы обнять ее, согреть ее сердце своей улыбкой.

От этой мысли слезы покатились по щекам. Она легла на старый, потертый диван с жесткими ковровыми подушками и громко зарыдала. Столько времени сдерживаемые слезы хлынули из глаз. Боль в сердце была нестерпимой.

Лесли рыдала долго. Наконец она закрыла альбом. Она была не в силах дольше созерцать прошлое. Это лишь напоминало ей о том, что она осталась теперь совсем одна.

Никто и никогда не узнал об этих горючих слезах. На следующий день Лесли сложила все семейные реликвии в небольшой чемодан и попросила заняться продажей дома и всей обстановки адвоката отца, старого друга семьи.

В аэропорт Лесли отвезла та самая тетя Мей, которая встречала ее несколько дней назад.

— Будь счастлива, дорогая, — сказала тетя Мей. — Ты знаешь, что именно этого всегда желал Том. Твое счастье — только оно имело для него значение.

Свои чувства Лесли скрыла за вежливой улыбкой. "Еще одна ложь", — подумала она обреченно и обняла тетю.

— Приезжай повидаться с нами, — добавила тетя Мей. — Мы будем скучать по тебе, дорогая.

Лесли кивнула, хотя понимала, что уже никогда больше не вернется в этот маленький городок.

Росс Уилер поджидал ее в "Ла Гуардия". Она удивилась, увидев его, так как не позвонила ему, чтобы сообщить, что возвращается. Ей хотелось подольше побыть наедине со своими переживаниями, прежде чем вернуться на работу.

— Откуда ты узнал? — спросила она в то время, когда он обнял ее.

— Я звонил твоей тете, — сказал он. — Она дала мне номер рейса. Разве я неправильно сделал, что приехал? Я вовсе не хотел навязываться, дорогая.

Лесли ничего не ответила, но покачала головой.

Всю дорогу до Лонг-Айленда он был очень любезен, задав лишь несколько вопросов о похоронах. Ему хотелось, чтобы она чувствовала себя свободно. Ее короткие ответы ясно давали понять, что она не готова говорить о том, что случилось.

Они подъехали к ее дому, когда сумерки уже наступили. Росс остановил машину у тротуара, но мотор не выключил.

— Тебе ведь не хочется домой, не так ли? — спросил он.

Она покачала головой, глядя прямо перед собой, как маленькая девочка.

Росс отвез ее к себе домой. В доме горел свет, отчего он выглядел уютным и теплым. Он провел ее в дом и помог снять пальто. Она стояла в прихожей, уставившись в одну точку.

Он повел ее в гостиную, повел как ребенка, усадил на диван. Когда Росс вышел, чтобы принести бокалы и бутылку, она посмотрела на фотографии его дочерей, стоявшие на каминной доске. Девочки улыбались, свежие лица полны юного задора и силы, той силы, которая в конце концов покинула Лесли.

Росс вернулся с бокалами, наполненными виски. Золотистая жидкость приятным теплом разлилась по замерзшему телу Лесли, когда она сделала глоток.

— Тяжело, да? — спросил он.

Лесли не ответила. Она казалась напряженной и холодной в его руках, натянутой, как струна.

— Я понимаю, — прошептал он. — Я хорошо знаю, как это тяжело, Лесли. Не надо таиться от меня.

Слезы так неожиданно подступили к глазам, что она не успела сдержать их, и они покатились по щекам. Лесли плакала долго, тихо и горько. Он не удерживал ее. Немного погодя, она успокоилась, измученная, прижалась к нему, всхлипывая время от времени, как ребенок. Почувствовав, что она приходит в себя, он принес ей бумажные носовые платки и заставил допить виски. Наблюдая, как она вытирает покрасневшие глаза и нос, он подумал, что еще никогда не видел ее такой трогательно красивой, как сегодня.

Он посмотрел на нее серьезным, отчасти строгим взглядом.

— Лесли, дорогая, — сказал он немного шутливым тоном. — Ты очень красивая и сильная. Но ты всего лишь человек. Я не думаю, что могу позволить тебе и дальше полагаться только на себя. Ты достаточно настрадалась.

Лесли взглянула на него недоуменно и улыбнулась.

Росс вынул из кармана кольцо и надел его ей на палец.

— Давай покончим с одиночеством, — сказал он.

Лесли с удивлением посмотрела на кольцо. В переживаниях и суматохе последних месяцев она совсем забыла, что Росс делал ей предложение. Она готова была сгореть со стыда за свою непростительную оплошность. Но тут неожиданно в голову пришла мысль, что именно теперь она нуждается в нем как никогда. А он не забыл своего обещания. И сейчас он давал ей еще один шанс.

— Никто и никогда не полюбит тебя так, как я люблю тебя, Лесли, — сказал он. — Не знаю, что происходило в твоем сердце в последние годы, и не хочу знать. Но уверен, что любовь, подобная моей, не приходит каждый день. Ты примешь ее? Если да, то ты сделаешь меня счастливейшим человеком на свете. Я горы сверну, чтобы ты стала самой счастливой женщиной.

Лесли заглянула ему в глаза. Она понимала, что ложь, которой она опутала себя за прошедшие годы, стоит препятствием между ней и Россом, так же как она стояла между нею и всеми остальными людьми, включая ее отца. Изо лжи она сотворила кокон, в котором осталась абсолютно одинокой.

Но доброму умному Россу Уилеру не было нужды разбираться в путанице ее лжи, любовь позволяла видеть и понимать ее сердце, знать, как его излечить.

Он взял ее руку. Кольцо было впору.

— Я знаю эти пальчики очень хорошо, — сказал он. — Они помогли спасти мою жизнь, не дали ей превратиться в развалины. Позволь мне сделать тоже самое для тебя.

Слова сами вырвались из глубины души, как только что вырвался поток слез. На мгновение она почувствовала, что совершает самую большую ошибку в жизни, величайший грех и в то же время самый достойный поступок по отношению к себе.

— Да, Росс, — сказала она с огромным чувством облегчения. — Я выйду за тебя замуж.