– А вы тут при чем? Просто пудрите ей мозги?
– Хотите верьте, – сказал я, – хотите нет, но я строю для Эрнестины планы.
– А именно?
– Полагаю, смогу предложить ей работу.
– Где?
– В Лос-Анджелесе.
– И что она будет делать?
– Поработает оперативницей.
– У нее есть какой-нибудь опыт?
– У нее есть талант.
– Продолжайте.
– Посмотрите на ее лицо, – предложил я. – Она абсолютно не умеет причесываться. С такой жадностью изучает чужую жизнь, что не переставая размышляет о той, какую ведет сама. Если так пойдет дальше, она превратится в недовольную, разочарованную мышку. Ей надо лишь научиться ценить себя подороже, и тогда она выйдет замуж за какого-нибудь серьезного, честного парня, он ей станет хорошим мужем, а она будет великолепной женой и матерью, а впоследствии и чертовски отличной бабушкой.
– Ну и что вы намерены предпринять?
– Растормошить ее, вытащить из раковины, пусть знакомится с жизнью, работает, усваивает, как ей надо причесываться, совершенствует свои природные дарования.
– Попытаетесь в лучших традициях Голливуда превратить скромницу в женщину-вамп, так, что ли? – хмыкнул он.
– Не говорите глупостей, – возразил я. – Мне совершенно не хочется превращать ее в женщину-вамп. И она этого не желает. Она любит людей. Жаждет человеческого общения. Стремится почувствовать себя членом общества. У нее нет желания преображаться в страстную femme fatale. Ей хочется быть честной, трудолюбивой девушкой и иметь честного, трудолюбивого мужа. Создать семью, которая сделает честь ей и обществу. А она, между прочим, обладает необычайным даром наблюдательности и чувством долга.
– Вы прямо с катушек слетели из-за дамочки, которая вызвала у вас симпатию, – заметил Хобарт. – Чтобы стать детективом, нужны талант и серьезная подготовка. Ох уж эти чертовы дилетанты! Вечная моя боль.
– Мы ведь нашли орудие убийства, не так ли? – напомнил я.
Он посмотрел на меня, усмехнулся и промычал:
– Угу!
Через какое-то время вытащил свои сигареты, предложил мне, закурил сам и спросил:
– Как вам вообще удалось его отыскать, черт возьми?
– Меня навела на него Эрнестина, – заявил я.
– Каким образом?
– Мне хотелось узнать обо всех необычных происшествиях в отеле, – объяснил я. – Выяснить, что там творится. Попросил ее расспросить обо всем, что хоть чуточку кажется странным, припомнить каждое случившееся там событие.
– И надеялись обнаружить таким способом орудие убийства? – спросил он.
– Что-нибудь в этом роде. Вы убиваете человека кухонным ножом. Но уносить его с собой не станете.
– Почему?
– Во-первых, это улика. Во-вторых, его неудобно держать при себе.
– Убийца пришел с ножом, – возразил Хобарт. – И вполне мог с ним уйти.
– Вот это меня и озадачивает, – признался я.
– Что именно?
– Не такой это нож, чтобы мужчина носил его в качестве оружия. Нож, предназначенный для убийства, должен быть увесистым, из твердой стали, с острым лезвием и массивной рукояткой. Или же двусторонний, типа стилета. А это нож для разделки мяса. С красивой ручкой из оникса.
– Откуда вы знаете?
– Успел разглядеть, когда открывали кейс.
Хобарт прищурился:
– Хорошо. Что вам еще известно?
– Не думаю, – продолжал я, – будто убийца явился с ножом. По-моему, это нож из отеля. По-моему, этот тип имел доступ на кухни или в подсобки... если ему вдруг не взбрела в голову мысль, что неплохо бы обзавестись оружием, и он не купил нож в одном из магазинчиков близ отеля.
Если бы вы не вмешивались в мои дела, я порыскал бы по окрестностям и порасспрашивал в посудных лавках.
– Мы чертовски отлично сделали, что вмешались в ваши дела, – заявил Хобарт. – Вот в чем проблема с вами, с дилетантами. Вы недооцениваете умственные способности полиции. Я пятнадцать минут назад послал людей по скобяным и посудным магазинам. Скоро получим отчет.
К вашему сведению, Лэм, нож весьма примечательный. Рукоятка под оникс изготовлена из сравнительно нового вида пластмассы. Этот нож из Чикаго. Мы позвонили поставщику, чтобы выяснить, сколько оптовиков торгуют такими ножами.
Только один торговец на всем побережье сделал заказ, и товар был доставлен ему всего несколько дней назад. Лишь немногие розничные торговцы получили образцы. Их еще не пустили в розничную продажу.
– Стало быть, нож из запасов оптовика?
Хобарт тряхнул головой:
– Не знаю. Мы не позволяем себе перепрыгивать от догадки к догадке. Прощупываем в данный момент розничных продавцов. Оптовик попросил их сообщить, нельзя ли вернуть образцы на склад. В таком случае кто-то признается, что одного недостает. Остальная партия явно нетронута.
Рукоятка из нового сорта пластмассы. Дизайн новый, и лезвие из нового типа стали, практически не требующей заточки. Нож очень тонкий. Эта новая сталь недавно по-явилась на рынке и поступает из Швеции.
– Значит, за ним легко проследить, – заметил я.
Хобарт кивнул и добавил:
– Если у одного из розничных продавцов не окажется экземпляра, выясним, куда он делся, и оттуда уже проследим путь орудия убийства. Нечасто нам выпадает такой шанс в делах об убийстве.
– А мне что делать? – спросил я.
– Ждать, – сказал он. – И абсолютно ничего не делать. Я не хочу, чтобы вы тут шатались и путались под ногами. Это работа для полицейского департамента, для всего департамента, ясно? Одинокий субъект, разгуливая вокруг и задавая вопросы, натворит больше вреда, чем пользы.
Ну а теперь я желаю увидеть раскрытыми на столе кое-какие карты. Убийство вас не интересует. Вы здесь совсем по другому поводу. По какому?
Я посмотрел ему в глаза и вымолвил:
– Пятьдесят тысяч.
– Так-то лучше, – одобрил он. – Как я и думал. Что собираетесь предпринять?
– Вернуть их и получить вознаграждение, – сообщил я.
– Селлерсу это не понравится. Он хочет сам раскрыть дело.
– Ну так пусть раскрывает. Я ему не препятствую. У него за спиной весь треклятый полицейский департамент. Он способен на много большее по сравнению со мной.
Хобарт взглянул на меня и указал:
– Настроив против себя полицию, вы недалеко продвинетесь в своем бизнесе.
– Разыскав пятьдесят тысяч, я никого против себя не настрою, – возразил я. – Разумеется, Селлерсу хочется самому раскрыть дело, но ему в первую очередь требуется доказать, что пятьдесят тысяч находятся у кого-то другого. Как только он это сделает, очистится от подозрений.
Скажу вам еще кое-что. Если нам выдадут вознаграждение, мы разрешим Селлерсу приписать себе все заслуги.
Хобарт забарабанил пальцами по столу.
– Лэм, – сказал он, – мне хочется узнать у вас кое-что. Не пожелаете, не отвечайте, только не лгите. Мы работаем над таким делом, где ложная информация больше всего прочего способна сбить с толку.
Я кивнул.
– Вы держали в руках эти пятьдесят тысяч? – спросил инспектор.
– Вы меня прикроете?
– Смотря по обстоятельствам. Я не даю никаких обещаний.
– Да, – признался я.
– Что «да»?
– Да, я держал в руках эти пятьдесят тысяч.
– Значит, скормив Фрэнку Селлерсу историю насчет того типа, Инмана из «Полного судка», вы ему просто лапшу на уши вешали?
– Нет, не вешал. По-моему, они были у Инмана, а потом уж попали ко мне.
Хобарт прищурился:
– Хорошо. Где вы их взяли?
– Я их вытащил из чемодана Даунера.
– Где вы взяли чемодан Даунера?
– Прихватил на железнодорожном вокзале.
– Где он в данный момент?
Я ему рассказал.
– Продолжайте, – велел он. – Что стряслось с пятьюдесятью тысячами?
– Их забрал один из двух, – объявил я.
– Кто?
– Либо Такахаси Кисарацу, который работает в фотомагазине, либо Ивлин Эллис.
– Почему вы так думаете?
– Я купил фотокамеру, – разъяснил я, – и фотобумагу. Вытащил из пачки несколько листов бумаги. Не знаю сколько, может, пятнадцать-двадцать. В фотомагазине сказали, что обнаружили под прилавком семнадцать листов, так что остановимся на семнадцати.