Д е  л я  Т р е ф у й. Ох...

Ф и з д е й к о. Никаких «охов», папаша Плазевиц прав — теперь-то я это понял. В нашу эпоху, учитывая скорость событий, мы должны признать, что время растяжимо. То есть: чем глубже мы погрязаем в истории, тем дольше — от скуки — тянется наше время.

Э л ь з а. Скучны только те, кто так формулирует проблемы.

Д е  л я  Т р е ф у й. Неправда, княгиня. Возьмем значение Руссо накануне нашей революции. Подобные концепции — подготовка будущих событий: все события в них уже потенциально содержатся...

Э л ь з а. События-то мнимые, ваша милость, мнимые. Настоящих событий в наше время уже не бывает. Есть один затянувшийся эпизод — беспробудный сон, в который погрузилось человечество.

Физдейко подходит и гладит ее по голове. Оба пьют водку из бутылки.

Ф.  П л а з е в и ц. Давайте не будем употреблять это противное слово. Позвольте мне еще немножечко побредить. В бреду мне кажется, что нечто действительно существует.

Э л ь з а (с внезапным восторгом). Вы все художники. В наше время художник — синоним остаточного индивидуалиста вообще. Вы не рисуете, не пишете стихов: сама ваша жизнь — причудливая радужная вышивка на сером фоне нашей бренности, зловещей в своей скуке.

Ф и з д е й к о. Если б так было! Ах — если б хоть на миг, хоть во сне пробудить в себе чувство очарованности Бытием и умереть в этом сне, увидев жизнь со стороны — как абстракцию Чистой Формы! Ах, Эльжуня, и почему мы не занялись этим вовремя! Во мне огромные, нерастраченные запасы непознанного. Хоть разок бы перед смертью объять умом эти возможности, взглянуть на картину потенциального мира!

Д е  л я  Т р е ф у й. Вот-вот мы все туда заглянем. Вы Магистра не понимаете. Я его... и он меня тоже... но я не то хотел сказать. Новая духовная дисциплина, ведущая к созданию новой личности внутри нас, начинается с активизации бесплодных усилий.

Ф и з д е й к о. Ах — вы это оставьте. У вас-то еще молоко на губах не обсохло. А с нас довольно бесплодных усилий. Мы и так уже от них лопаемся. Все сводится к вопросу: как жить? Как полнее всего прожить себя? Я живу уже семьдесят лет, но так ничего и не понял. В этом состояла проблема Гиркана. И что же? Какой-то жалкий маляр пристукнул его как собаку и запорол ему всю Гирканию.

Д е  л я  Т р е ф у й. Гиркан был глупым консерватором. Раньше люди не спрашивали, как им жить. Просто жили как жилось, а там уж...

Ф и з д е й к о. Ааааднако... сударь... Не меня вам учить программной потере человеческого облика. Я прошел через все: и через заумную непосредственность, и через озверевший до предела интеллект.

Д е  л я  Т р е ф у й. Да, но проблемы чисто технико-психологические...

Ф и з д е й к о. Прошу не перебивать. Плод последней комбинации — моя Янулька, которую, быть может, я приношу в жертву низменной комедии. Ведь и это уже было: искусственные королевства! Я люблю свою бедную дочь, а она что ни день напивается в стельку вместе с этим подонком в магистерской мантии. Вы меня тут держите прямо как в тюрьме!

Падает на рококошное креслице и тихо всхлипывает. Эльза сползает с кровати — она в латаном-перелатаном пестром халате, — подходит к Физдейко и обнимает его.

Д е  л я  Т р е ф у й. Бедный старый князь. Ему не хватает только трагической смерти, чтобы стать побрякушкой похлеще всех этих безделиц. (Кивает на безделушки на столиках.)

Ф.  П л а з е в и ц (встает с кровати и пританцовывает, напевая на мотив «ойра-ойра»).

Do you understand[65]? Логика отношений окрыляет, — так говорил Бертран Рассел. А Анри Пуанкаре его упрекал, что, имея крылья, тот на них не летает. Тем, что я это я, — доказано, что А равно А. Других доказательств этого утверждения никто не придумал. Да здравствуют психологизм и интуиция! Я буду бредить дальше, а ты, зятек, изволь переводить — на язык, понятный и простонародью, и мне самому. О философия, что с тобою сталось!

Садится на эльзину кровать, заливаясь горькими слезами.

Д е  л я  Т р е ф у й. Абсолютная расхлябанность мысли. Отсутствует единство выражения. Только Магистр спасет нас от всего этою, и вы еще сумеете создать превосходную, изумительную композицию (в пророческом вдохновении) — живой образ, который затмит Джотто, Боттичелли, Матисса и Пикассо вместе взятых, а коли Бог даст и дело двинется — трагедия эта превзойдет, да что там — попросту зарежет все сценические пьесы от сотворения мира, y compris[66] Эсхила и Шекспира. Скоро произойдет чудо!

За сценой гвалт и безумный грохот пушечного выстрела. Зарешеченное оконце вылетает, в проем врывается ужасный ветер, то и дело швыряя хлопья снега. (Это легко сделать с помощью мехов, дующих на обрывки бумаги или клочья ваты; потом их можно убрать вместе с ковром.) Герцогиня Амалия и Глиссандер встают.

Г л и с с а н д е р. Не дай Бог, если Seine Durchlaucht[67], Великий Магистр Неокрестоносцев фон унд цу Берхтольдинген застанет нас в таком виде. Прошу встать и моментально осушить слезы.

Господа поднимаются, всхлипывая и вытирая носы платками. Де ля Трефуй быстро ликвидирует следы карточной игры, записывает в блокнот цифры и чистит сукно щеткой. Эльза подбирает распущенные волосы. Тем временем происходит следующий разговор.

Ф и з д е й к о. Как я должен с ним говорить? Он утверждает, что полюбил меня, что я единственный, к кому он мог бы прилепиться — из-за Янульки и ввиду того, что мой народ оскотинился. Все потуги преобразить человечество с помощью пыток ни к чему не привели. Мое величие быдловато, но оно реет — как лоскут неведомой материи над грязноватым румянцем показной современности. О Великий Стрелочник Миров, переведи нашу бедную перекати-поле-планетку на какую-нибудь орбиту, ведущую в бездну четвертого измерения!

Д е  л я  Т р е ф у й. Это все метафизика. Для физики гравитационных полей проблема бездны не существует. Только у нас есть пропасти и направления. Четырехмерный континуум Минковского — это вам не четвертое измерение неучей и кретинов.

Г л и с с а н д е р (страшным голосом). Смирно!!!!! Сюда действительно идет Великий Стрелочник! Смирно, я сказал!

Динамическое напряжение первой категории. Дверь тихонько отворяется, и входит Распорядитель сеансов — Д е р  Ц и п ф е л ь.

Д е р  Ц и п ф е л ь (тихо и пронзительно). Все в порядке?

Г л и с с а н д е р. Так точно, господин распорядитель.

Д е р  Ц и п ф е л ь (учтивым жестом указывая на княгиню Эльзу). Эта дама — очевидно, ее сиятельство бывшая княгиня Литвы и Белоруссии — да соблаговолит вернуться в кроватку. Его Durchlaucht не выносит женщин растрепанных и кое-как одетых. (Эльза послушно лезет в постель.) Лампочку прошу погасить, и вон те свечки тоже. (Эльза гасит электрическую лампу, де ля Трефуй — свечи.) Так — хорошо. Теперь устроим официальное представление. (Кричит.) Можно входить!!!

Дверь с треском распахивается. За ней — голубое сиянье. На сцене полная тьма, не считая кроваво мерцающего пламени в печке. Входит Великий  М а г и с т р  фон унд цу Берхтольдинген. Черные доспехи, шлем с опущенным забралом. Вороной плюмаж. На плечах белый плащ с черным крестом. Останавливается перед дверью. Глиссандер с Герцогиней быстро выбегают за дверь и тут же вносят зеленоватый, фосфорически светящийся экран (плоскую картонную коробку с лампочками внутри), ставят его позади Магистра и закрывают дверь.