Большая часть обитателей Ольме проживала вне его стен. Город постепенно разрастался домишками, спрятавшимися в глубине окружавших их зеленых садов. Правда, последние лет пять из-за участившихся стычек с лесовиками кое-кто решил вернуться в более безопасные места. Поэтому некоторые дома стояли пустые, с выбитыми окнами и начавшей разъезжаться кровлей, постепенно скрываясь под сенью разраставшихся безо всякого присмотра садов.

А за невысокими заборами вокруг крайних двориков начинался лес. Деревья и ближайшие ограды разделяла широкая, шагов в тридцать, расчищенная от малейших кустов полоса. Поэтому к человеческому жилью никто не мог подкрасться незамеченным.

На смотровой площадке самой высокой из башен и стоял сейчас Амин. Бросив короткий взгляд на пеструю толпу, волшебник отвернулся. Вид, который открывался отсюда на окрестности Ольме, нравился ему гораздо больше, нежели галдящий народ на ярмарочной площади.

Местность в округе была холмистая, и город построили как раз на вершине одного из таких холмов. Вокруг же, казалось, вздыбил свои огромные волны зеленый океан. Лес накрывал все сплошным покровом, в котором лишь изредка виднелись крохотные разрывы. Амин знал, что в них находятся либо лесные озера, либо же там стоят хутора – небольшие поселки на клочках земли, отвоеванной людьми у леса.

Однако зеленый океан не был бескрайним. На севере, вдали, виднелись величественные пики Льдистых гор, охватывающие половину горизонта. Вершины скрывались за облаками, однако изредка юноша замечал белые вспышки – это были отблески солнца на снежных шапках, покрывавших самые высокие пики и не таявших даже летом.

Картина, открывшаяся перед молодым волшебником два года назад, очаровала и пленила его своей дикой и суровой красотой. Степи Тарнии, в странствиях по которым он провел несколько месяцев до этого, казались теперь Амину тусклыми и унылыми, а Троггийские горы – скромными холмами по сравнению с вздымающимися в небо пиками Льдистых гор. Даже сейчас Амин при первой же возможности поднимался на крепостные башни и любовался лесным океаном и далекими заснеженными вершинами.

Но последнее время маг все чаще ощущал смутное беспокойство. Он чувствовал, что где-то там, вдали от укрытого в дремучих лесах Ольме, посреди Обитаемых Земель, происходит что-то очень важное. То, что касается не только его самого и его друзей, но и всех прочих – и людей, и эльфов, и гномов. Однако ничего определенного Амин понять пока не мог. Даже объяснить свои предчувствия Ирру оказалось непросто. В ответ на довольно бессвязные слова юноши старый отшельник только улыбался и тут же переводил беседу на другие темы.

Вот и сейчас Амин вместо того, чтобы созерцать спокойное величие этого северного края, мысленно повторял строки последнего письма Элениэль. Оно показалось ему особенно сухим и каким-то безразличным. Эльфийка даже не поинтересовалась, как идут у него дела. Впрочем, о себе она в этот раз тоже почти ничего не написала. Казалось, девушка просто сообщала о том, что от Вайрана уже два месяца нет никаких вестей. Ну и еще, что в связи с повышением по службе – она даже не уточнила, каким именно, – у нее столько важной работы, что о поездке в Гарм и речи быть не может. Последняя фраза ее письма звучала скорее как приказ: «Если тебе наконец дадут обещанный отпуск, постарайся разузнать, что происходит с нашим другом».

Амин вспомнил о том, что за Вайраном Гильдия Магов собиралась установить надзор – и тем более загадочным было неведение Элениэль о его судьбе.

– Господин волшебник! – прервал размышления Амина хриплый голос. – Капитан Юм тебя ждет. Говорит, что дело срочное.

Маг обернулся – из люка в полу площадки высунулась лохматая голова Ойла, солдата крепостного гарнизона.

– Передай, что я скоро буду, – сухо сказал Амин. – Мне надо кое-что здесь закончить.

Конечно, ничем особенным он сейчас занят не был, но и сразу же бежать по приказу капитана не стоило. Его статус боевого мага примерно соответствовал чину капитана городской стражи, поэтому беспрекословно подчиняться Юму Амин был обязан только во время военных действий.

– Угу. – Ойл, решив, что на площадке творится какое-то колдовство, кивнул и торопливо скрылся в люке.

– Куда идти-то? – крикнул вслед ему Амин.

– В подвал Южной башни, в пыточную! – донесся ответ.

Юноша тяжело вздохнул. Похоже, именно из-за этого капитан, занимавший пост коменданта Ольме, и настаивал на его присутствии в крепости с утра. Отказаться он не мог – наряду с боевыми действиями маг на заставе должен был участвовать в допросах подозреваемых и пленных. Согласно Кодексу Гильдии Магов подразумевалось, что с помощью заклинаний правду узнавать проще, быстрее и гуманнее, нежели с помощью дыбы, плетей и жаровни, хотя в этом случае на применение магии накладывались весьма строгие ограничения. Капитан Юм с этим был категорически не согласен. Заметив в самом начале службы Амина в крепости жалость на лице юноши во время истязаний какого-то охотника, пойманного на краже добычи из чужих силков, он всегда вызывал его в пыточную во время допросов. При этом к помощи мага капитан не прибегал еще ни разу.

Нужно было идти. Волшебник в последний раз бросил взор на далекие горы и подошел к люку. Спускаясь по узкой витой лестнице, Амин вспомнил о бумаге, которую он видел в руках у Юма вчера вечером. Накануне пришел караван из Обитаемых Земель – и вместе с грудами товаров привезли почту, в том числе и письмо от Элениэль. Юноше показалось, что он заметил на свитке, торопливо свернутом капитаном при появлении мага, свое имя и печать Гильдии Магов. Быть может, его служба подходит к концу?

Выйдя во двор, Амин направился вдоль частокола к противоположной части крепости. Таким путем сейчас добраться до Южной башни было гораздо быстрее, чем пытаться пройти напрямую, через заполненную народом базарную площадь. По дороге юноша с неудовольствием заметил несколько покосившихся бревен в крепостном частоколе, но лужа возле длинного деревянного барака, пристроенного к Южной башне, в которой с наслаждением валялись две толстые свиньи, заставила волшебника улыбнуться. Он невольно представил себе, как капитан, споткнувшись об одно из разбросанных там же поленьев, с размаху плюхается рядом с повизгивающими хрюшками. Амин даже знал, какое заклинание здесь подойдет, но, поразмыслив, решил так над Юмом не подшучивать. Пока.

Маг распахнул дверь полутемного барака и поморщился – в лицо ему ударил тяжелый запах давно не мытых человеческих тел. Кивнув солдатам, развалившимся на низеньких койках, Амин прошел к дальней части барака, примыкавшей к самой башне. Там был люк, похожий на тот, что вел вниз со смотровой площадки, только здесь лестница, столь же крутая, уходила под землю, в погреб. Точнее, в пыточную. Но попасть внутрь оказалось не так просто – тяжелая, обитая ржавым железом дверь была заперта. Открыли ее лишь после того, как Амин, грохнув кулаком, крикнул, что боевой маг пришел.

В подполе горело несколько факелов, однако их было явно недостаточно для того, чтобы полностью осветить довольно большое помещение. Впрочем, Амин был этому даже рад – в воздухе, еще более спертом, чем наверху в бараке, он ясно различил терпкий запах горелой шерсти, который не мог заглушить даже дым от факелов. Чуть пригнувшись, чтобы не задеть головой низкий, покрытый копотью потолок, волшебник шагнул внутрь. Оглядевшись, юноша придвинул ногой колченогий табурет и уселся на него.

Кроме мага, в пыточной было еще шесть человек. Капитан Юм удобно развалился в невесть как оказавшемся здесь кресле с резными ручками и бархатной, хотя уже и прорвавшейся местами обивкой. Широкоплечий чернобородый капитан сидел возле деревянного стола, за которым сгорбился тщедушный Яра, гарнизонный писарь. Яра что-то торопливо строчил в толстой книге, лежащей перед ним. Еще двое – Инк и Брал, видавшие виды солдаты, отслужившие в Ольме без малого по две дюжины лет, стояли около двери, опершись на свои копья. Впустив Амина, они с вялым любопытством уставились в дальний угол подземелья.