Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A
Прозрачная осень. Ночная прохлада.
Платаны у тихой реки.
Ночую один в опустевшей управе.
Смотрю на огарок свечи.
Опять моему бормотанию вторят
лишь звуки солдатских рожков,
И некому вместе со мной любоваться,
луною в осенней ночи.
Лишь ветер ненастный пылит над дорогой,
и писем никто мне не шлет.
Глухое безмолвие каменных башен, -
как трудно добраться домой!
- Сегодня моим одиноким скитаньям
десятый исполнился год:
Живу вдалеке от родимого края,
как птица на ветке лесной.
(«Ночую в управе»)

Красное платье Ду Фу (вообще чиновнику его ранга полагалось носить зеленое, но, как ближайший советник Янь У, он был отмечен особой привилегией) и серебряная рыбка, которую он держал в специальном футляре, вызывали недобрые чувства среди других чиновников, и поэт часто ловил на себе завистливые взгляды. Его подозревали в том, что было ему более всего чуждо, - в стремлении любой ценой сделать карьеру, обогнав своих молодых конкурентов. Ду Фу это казалось смешным - он в роли преуспевающего выскочки! Но злобное шипение вокруг него невольно доносилось до слуха, и поэт чувствовал себя словно в змеином болоте, где каждый опрометчивый шаг грозил гибелью. В эти дни он создал свое знаменитое «Не подозревайте!»:

Старик, ничего не достигнувший в жизни,
седеет твоя голова
И выпадут скоро последние зубы, -
тебя мне поистине жаль.
А помню, когда-то свои сочиненья
ты трижды носил во дворец
И сам удивлялся, что громкая слава
летела, как молния, вдаль.
Седые мужи из Собрания мудрых
стеною стояли вокруг.
И все, кто собрался в дворцовых покоях,
на кисть любовались твою.
В те давние годы и сам император
искусство поэта ценил;
А ныне голодный, в дырявых лохмотьях
у края дороги стою.
Я сам поседел, но с командой безусой
я вынужден дружбу водить,
Они же в лицо улыбаются льстиво,
но слышу их смех за спиной.
Хочу я сказать молодым зубоскалам:
«Прошу извинить старика.
Я вам не соперник, так стоит ли, право,
устраивать слежку за мной!»

Пока Ду Фу был занят на службе, соломенная хижина приходила в запустение, дворик зарастал травой, соседские мальчишки незаметно обламывали ветки садовых деревьев, хозяйничали на грядках, а иногда даже забирались через окно к нему в комнату, разбрасывали книги, без спросу трогали вещи. Ду Фу казалось обидной несправедливостью то, что сам он - седой, как осенний журавль, вынужден тратить последние годы на мнимое соперничество с «молодыми зубоскалами» вместо того, чтобы бродить по бревенчатым настилам горных дорог, слушая, как величественно сменяют друг друга времена года, как клокочут в земных артериях могучие токи рек, как гудит в «небесных пустотах» ветер, и земной и вселенский. Каждый час - минута - сосредоточенной тишины раскрывает ему мерцание Дао, и каждый день никчемной суеты уводит от истинного Пути. Здесь, в губернаторской канцелярии, Ду Фу словно бы живет не своей, а чужой жизнью, похожий на беспомощную старую черепаху, барахтающуюся в сетях рыболова. Доклады, над которыми он проводит бессонные ночи, уходят с императорской почтой... куда?.. в дворцовый архив, где их едят бумажные черви. Так стоит ли обманывать самого себя? Не лучше ли вернуться в соломенную хижину, как Тао Юаньмин вернулся под сень «пяти ив»?!

Ду Фу стал все чаще обращаться к Янь У с просьбой об отпуске и все реже появляться в управе. Дома он с облегчением снимал свой красный халат и, облачившись в домашнее платье, выносил циновку во двор, чтобы полюбоваться закатом. Душа его на минуту освобождалась от тяжкого гнета забот, но ночами вновь одолевали мучительные мысли о туфанях, рыскающих неподалеку, о судьбе двоюродных братьев, о родном севере:

Ночная прохлада
врывается в спальню мою,
Луна посылает на землю
мерцающий свет.
Блестят под луною
тяжелые капли росы,
Покажутся редкие звезды,
и снова их нет.
Дорогу во тьме
освещают себе светляки,
Далекие птицы
друг друга зовут над водой.
Повсюду война,
и сраженьям не видно конца, -
Зачем же я снова об этом
вздыхаю с тоской
(«Бессонная ночь»)

23 мая 765 года Янь У умер, и Ду Фу остался в Чэнду без всякой поддержки. Он решил покинуть этот город, отправившись на восток по Янцзы, а там, может быть, вернуться на север. Госпожа Ду быстро уложила в коробки вещи и переоделась в дорожное платье: она привыкла к частым переездам. Дети помогли ей отнести вещи в коляску и уселись поближе к окошкам. Ду Фу простился со своей комнатой, где он написал за эти годы так много стихов, с любимыми соснами и бамбуковой рощей. В путь!

Пять лет в Чэнду
Я нищим гостем прожил,
Потом в Цзычжоу
Прожил целый год.
Среди застав я заперт был,
И что же -
Вновь к дальним рекам
Путь меня ведет.
От бурь гражданских
Поседел я быстро,
Остаток дней,
Как чайка, буду жить.
Пусть государством
Ведают министры,
А старику
Довольно слезы лить.
(«Покидаю Шу»)

Лодка плывет меж крутых берегов Янцзы, сияет огромная луна, похожая на императорское нефритовое блюдо, в лунном свете, словно покрытые изморозью, серебрятся осенние травы, а Ду Фу вновь просыпается ночью, растирает тушь и пишет о том, что он - «чайка между землей и небом» и его вечный жребий - скитания. Горькие строки, но в них - истинная поэзия. Так, может быть, именно страдания и беды, выпадающие на долю поэта, чеканят его стих и придают ему ту великую силу, которая в древних трактатах именовалась «движением жизни»?

62
{"b":"128872","o":1}