Писал горный житель Ван Вэй».

Добрая госпожа Ду, наконец дождавшаяся возвращения мужа из далекого Лояна, не заметила на его лице и следа того радостного настроения, с каким он обычно приезжал домой. Глаза Ду Фу не блестели счастливым огнем, он не улыбался, не брал на руки детей, не шутил со слугами и не трепал за загривок дворового пса. Поздоровавшись с женой, он устало опустился на стул, расстегнул ворот халата и потер ладонями колени. Госпожа Ду сразу принесла горячей воды, чтобы он смог согреть ноги, а сама села рядышком на циновку, не задавая никаких вопросов и не прерывая его молчания. Ду Фу неторопливо погрузил ноги в маленький тазик и от приятного чувства тепла, разлившегося по телу, на секунду закрыл глаза. Затем он снял с пояса кошелек, нож, огниво, мешочек с лекарственными травами и прочие дорожные принадлежности. «А вот подарков купить не успел», - виновато вздохнул он и стал рассказывать жене о новом наступлении мятежников и паническом бегстве жителей Лояна...

Госпожа Ду, конечно же, сразу поняла, почему муж не успел купить ей и детям обычных подарков, - ведь ему тоже пришлось спешно покинуть Лоян. С императорскими чиновниками мятежники беспощадны; стоит им узнать, что человек находится на службе, и ему угрожают гибель или позорный плен. Ду Фу уже не раз сталкивался с подобной угрозой, и ему не хотелось снова тащить на спине награбленное мятежниками добро и, спотыкаясь об острые камни, ждать удара или резкого окрика конвоира. Поэтому он и не стал задерживаться в Восточной столице, присоединившись к толпе беженцев. Картины опустевшего города с заколоченными лавками, погасшими огнями храмов, вымершими площадями и рынками глубоко отпечатались в памяти, и Ду Фу словно бы слышал встревоженные голоса и крики люден, хриплое ржание загнанных лошадей. По дороге в Хуачжоу картины оставались такими же безотрадными. Чиновники повсюду забирали крестьян в солдаты (молодых парней в деревнях уже не было, поэтому брали стариков и детей), и голодные дети копались в придорожных канавах вместе с тощими бездомными собаками.

Постепенно в сознание Ду Фу закрадывалась мысль, что, в сущности, он - при всем его стремлении помогать народу - ничем не отличается от этих жестоких чиновников. На нем такое же платье, такая же высокая шапка, а главное - из всех его попыток принести пользу людям, участвовать в настоящем деле ничего не выходит. Доклад, посланный им на высочайшее имя, наверняка уже грызут мыши, хозяйничающие в дворцовых архивах, и поездка в Лоян кончилась вынужденным бегством из города. К советам Ду Фу никто не прислушивается, от него отмахиваются как от назойливой мухи. Так стоит ли, говоря словами великого Тао Юаньмнна, «за пять мер риса гнуть спину перед местными ничтожествами»?! Вот он, Ду Фу, вернулся в Хуачжоу, скоро здесь снова начнется одуряющая жара, и он будет с утра до вечера сидеть в областной управе, разбирая вороха глупых, скучных и ненужных бумаг. Он, поэт, способный создавать строки, словно бы выточенные из прекрасного белого нефрита! Какая нелепость! Неужели эту жалкую участь назначило ему само Небо?! Нет, скорее он сам выбрал ее по собственному слабоволию и нерешительности. Так стоит ли и дальше идти по ложному пути, не пора ли наконец сделать правильный выбор?!

Эти вопросы тревожили Ду Фу в течение жаркого и засушливого лета 759 года, пока он все еще находился на посту инспектора. Решение покинуть службу давалось с трудом - ведь у него большая семья, дети, которых надо кормить. В самом начале осени он писал:

Там, где засуха, там и голод. Из-за осеннего неурожая 759 года многие крестьянские семьи остались без риса, и в семье Ду Фу - хотя как чиновник он должен был регулярно получать свои «пять мер» - тоже не хватало еды. Поэтому (нет худа без добра) Ду Фу с женой решили покинуть Хуачжоу н перебраться в пограничный городок Циньчжоу, куда их давно уже звали друзья. Ду Фу подал правителю области прошение о бессрочном отпуске, сославшись на болезни, и в конце августа семейство Ду двинулось в путь. После душного воздуха областной управы поэт радовался и удивлялся всему, что встречалось им по дороге, - величественным горным вершинам, таинственным голосам ночных птиц, блеску росы под луной:

В Циньчжоу их встретили троюродный брат поэта Ду Цзо, который по возрасту скорее годился ему в племянники, и настоятель монастыря Большое Облако, некогда помогший Ду Фу бежать из Чанъани. Все они перебрались в эти края, спасаясь от нового наступления мятежников. Ду Цзо, к примеру, пришлось покинуть свою усадьбу в предместьях Лояна и построить небольшой домик в здешней деревеньке, среди прекрасных «гор и вод», где Ду Фу стал часто бывать, намереваясь одно время поселиться поблизости. Он очень любил брата и его семью, охотно проводя у них долгие осенние вечера. В доме Ду Цзо его радушно принимали и относились к нему с большим почтением, хотя сам он в шутку называл себя ленивым и старым дядюшкой Ду Фу, который лишь отвлекает своего «племянника» от важных дел. Вот два стихотворения, подаренных Ду Цзо осенью 759 года и рассказывающих об их встречах в Циньчжоу: