Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A
Наша лодка отчалит в туманную даль
от высоких речных берегов.
Чтобы снова скитаться в озерном краю
и приюта нигде не найти.
Скоро все, чем мы были так счастливы здесь,
станет прошлым далеким для нас,
Только связка душистой целебной травы:
будет вечно со мною в пути.
(«На рассвете покидаем Гунъань»)

Эти стихи написаны в начале февраля 769 года, когда семейство Ду покидало гостеприимный дом господина Вэя, где они прожили часть осени и всю зиму. Это время было коротким и счастливым отдыхом для поэта, которого ожидали новые странствия: в Гунъане, на берегу одного из притоков Янцзы, Ду Фу оправился от болезней и собрался с силами, чтобы плыть дальше. Но куда? На севере, в районе Чанъани, по-прежнему хозяйничали тибетцы, поэтому в конце концов семейство Ду оказалось на восточном берегу озера Дунтин - в местечке Юэчжоу, где только-только начиналась весна и рыбацкие сети еще висели замерзшими возле хижин. С озера Дунтин, на котором Ду Фу уже приходилось бывать, по-зимнему веяло холодом, и дикие гуси пролетали в вышине, под серыми облаками, похожие на призраков. Нынешняя зима была тяжелой для здешних жителей, и Ду Фу столкнулся в Юэчжоу с картинами ужасающей бедности. Бесконечные войны разорили рыбаков и крестьян, вынужденных продавать в рабство собственных детей, чтобы уплатить налоги. Заунывные звуки солдатских рожков доносились с городских стен, и сигнальные огни вспыхивали в темноте холодными ночами. Оставаться в этих местах, конечно же, было нельзя, и Ду Фу с семьей отправились дальше на юг, к устью реки Сян. Мелькали речные заводи, паруса рыбачьих лодок, прибрежные деревеньки. Несколько месяцев семья провела в Хэнчжоу, вынужденная сделать остановку из-за обострившихся болезней Ду Фу: поэт вновь почти не поднимался с постели, и здешние врачи лечили его с помощью традиционных методов китайской медицины - иглоукалывания и прижигания. Нанятые Ду Фу лодочники проводили время в винных лавках, бесцельно бродили по городу, гоняли по зеленой лужайке набитый шерстью кожаный мяч и каждый вечер бранились из-за затянувшейся остановки. Госпожа Ду пыталась их успокоить, но единственным средством, способным на них подействовать, были деньги, а их-то как раз отчаянно не хватало.

Лодочники день ото дня становились все мрачнее, подолгу перешептывались по углам и бросали косые взгляды на раздвижные двери, за которыми лежал больной старик с редкими седыми волосами, умеющий лишь водить кистью по бумаге и читать нараспев стихи. Зачем им такая обуза! Не наняться ли к другим хозяевам, которые вкуснее накормят и больше заплатят, а эти полунищие бродяги пусть сами плывут дальше! К счастью, иглоукалывание и прижигание помогли Ду Фу подняться, и к лету 769 года все его семейство перебралось в Таньчжоу. Там они расплатились с лодочниками и на оставшиеся деньги сняли небольшой домик возле реки. Ду Фу надеялся отыскать здесь друзей. Как часто в его жизни друзья протягивали ему руку - вот и сейчас горсть монет и мешочек муки были бы для него спасением. Поэтому, устроив семью на новом месте, поэт отправился на поиски, но вернулся почти ни с чем: те, кого удалось найти, сами были слишком бедны, чтобы давать в долг. Семья стала бедствовать: на обед они варили жидкий суп, в котором плавали головка лука и скудная огородная зелень. Дети чувствовали постоянный голод, украдкой пробирались на кухню, заглядывали в пустые миски. Сам Ду Фу почти ничего не ел, оставляя последние крошки детям, и все больше напоминал скелет, обтянутый кожей. Глухота усиливалась. В мае 770 года ко всем этим несчастьям добавилось еще одно: в Таньчжоу вспыхнул мятеж. Всадники с горящими факелами мчались по улицам, врывались в дома, грабили и убивали. Семейству Ду снова пришлось бежать. Началась последняя пора их скитаний.

ПРОСВЕТЛЕНИЕ ПОСЛЕ СНЕГОПАДА

Весь день над рекой шел снег, кружась в воздухе лепестками цветущей сливы, покрывая белым траурным нарядом берега, крыши крестьянских домиков, голые ветки утуна и пятнистые стволы бамбука, а к вечеру «небесный эфир» внезапно прояснился, тучи рассеялись, и в природе наступило удивительное состояние, которое так любили изображать художники - просветление после снегопада. Сквозь тонкую облачную дымку, словно откуда-то из другого мира, светило солнце - туманное, призрачное, неясное, и все вокруг казалось застывшей картиной волшебного фонаря. Каждый, кто плыл в это время по реке, невольно останавливался, и лодочники поднимали шесты над водой, чтобы не нарушать вечерней тишины. Ду Фу, чья лодка стояла привязанной к берегу, тоже вышел на палубу и долго смотрел на прояснившееся небо, на реку, глубоко вдыхая влажный и мягкий, пахнущий снегом воздух. Его домашние отправились в ближайшее селение за покупками, а он остался сторожить лодку. И вот - такое чудо! Боишься поверить своим глазам, глядя на призрачный полусвет солнца, сквозящего в облачной дымке, на выступившие из пасмурной мглы склоны далеких гор, на заснеженные перила моста, перекинутого через реку. Боишься и с сожалением думаешь, что эта волшебная картина скоро исчезнет и вместе с ней исчезнет та радость, которая после долгих дней тоски и отчаяния ожила в груди...

Бегство из Танъчжоу было особенно трудным и опасным. На дорогах хозяйничали мятежники, опрокидывавшие коляски чиновников и крестьянские телеги, грабившие редких прохожих, а госпожа Ду несла на руках дочурку, которую еще не отняли от груди. Она родилась совсем недавно - младшая дочь Ду Фу, - родилась словно бы вопреки всем тяготам их жизни. И удивительное дело, с ее рождением им стало не труднее, а легче, хотя в семье прибавилось забот, увеличились расходы, а случайных заработков Ду Фу едва хватало на муку и овощи. Маленькое существо, лежавшее в пеленках, словно объединило их всех, помогло переносить лишения, и, стоило склониться над колыбелькой, как все плохое забывалось и они чувствовали себя счастливыми. Ду Фу, нянчивший дочурку все свободное время, как бы помолодел, морщины на лице разгладились, щеки зарозовели и округлились. Девочка стала для него самым дорогим и любимым существом на свете, и поэт готов был, подобно духам-хранителям дверей, защищать ее от несчастий и бед. И вот теперь опасность заставила их бежать. Спотыкаясь о корни деревьев, раздвигая ветки, царапавшие лицо, сбивая в кровь ноги, они пробирались сквозь лесную чащу, ночевали у костра и со страхом прислушивались к голосам диких зверей. Затем плыли в лодке, стараясь, чтобы их не заметили с берега, и по ночам не зажигая огней. В Хэнчжоу остановились у господина Ян Си, правителя здешних мест, и снова поплыли дальше. Ду Фу надеялся добраться до Чэньчжоу, где служил один из его дальних родственников. После нескольких дней пути начались проливные дожди, река Лэй, по которой они плыли, вышла из берегов, течение усилилось, и семейству Ду пришлось причалить к берегу. Вымокшие до нитки, голодные и продрогшие, они метались от дома к дому в поисках ночлега. Закрывая от дождя дочурку, Ду Фу стучал в двери, говорил, кто они и откуда, умолял о помощи.

Наконец над ними сжалились и впустили, а вскоре правитель Лэйяна, узнавший о несчастьях семьи Ду Фу, прислал в подарок вина и мяса и пригласил их к себе: это было нежданным спасением. Самое страшное осталось позади, и теперь Ду Фу беспокоился лишь о том, чтобы не заболела дочурка, попавшая под проливной дождь. Каждую минуту он приподнимал край одеяльца и заглядывал ей в лицо: нет ли признаков жара, не блестят и не слезятся ли глаза? Вместе с женой они приняли все меры предосторожности, напоив девочку целебным отваром и растерев ее тельце сухим полотенцем. Казалось, опасность отступила, но девочка все же заболела - правда, это произошло позднее, в конце лета, когда семья вернулась в город Таньчжоу, освобожденный от мятежников правительственными войсками. Домик на берегу реки встретил их хмуро и неприветливо. Словно предсказывая трагический исход болезни, на прибрежный песок накатывали большие волны, грозовые тучи ползли по небу, и вспыхивали молнии. Несколько недель Ду Фу с женой боролись за жизнь дочурки, но спасти ее не смогли: девочка умерла. Ее похоронили на здешнем кладбище, под зеленой сосной, - такой же маленькой, как и она сама. После похорон Ду Фу еще больше сгорбился, лицо прорезали глубокие морщины, глаза покраснели от бессонницы. Надо было продолжать жить, и каждое утро он садился за рабочий столик, привычно растирал тушь, брал кисть из нефритовой подставки, но рука отказывалась писать. Зачем эти столбики письменных знаков, если на свете нет любимого крошечного существа, тоненьким голоском подзывающего к себе и требующего заботы, ухода, ласки! Он отдал бы все - мудрость древних философов и вдохновение великих поэтов, - лишь бы снова услышать голос дочурки и качнуть подвешенную на веревках плетеную люльку. Но приговор судьбы не изменишь, и, понимая это, Ду Фу снова заставлял себя работать. Он должен кормить жену и старших детей: безделье - слишком большая роскошь для бедняка, едва зарабатывающего на жидкий овощной суп.

66
{"b":"128872","o":1}