Собравшиеся снова переглянулись.

— Хорр!

— Маа!

— Трудно поверить!

— А соо да. — Сын старой женщины вдруг вскочил и вышел из комнаты.

Вскоре он вернулся с матерчатым свертком, сел на татами и показал собравшимся бумажный свиток.

— Вот, мать просила принести… Это картина, которую рисовала сама Кику. Мать говорит, что Кику часто бывала в старом храме, который в те времена стоял на берегу. Монахиня учила ее разным вещам. Мать говорит, что хранила свиток всю жизнь. — Он повернулся к старушке и спросил: — Эта картина, мама?

— Хай, — кивнула она, — хай, Кику-тян но э.

Он развернул старую потемневшую бумагу, на которой оказался пейзаж, написанный черной тушью: пляж, рыбачья лодка, водоросли на шестах. Волны, накатывающиеся на песок, брызги пены. Картина поражала свежестью восприятия и точностью деталей.

— Как хорошо, — прошептала Мисако. — Удивительно хорошо… — Ее голос оборвался, когда она заметила в правом нижнем углу маленькую печать в виде стилизованного цветка, точно такую же, как на свитке в прабабушкиной коробке. — Что это?

Сын старой женщины надел очки и склонился над свитком.

— Похоже на хризантему… Кику дес. Да, правильно, — улыбнулся он. — Так ее и звали — Кику.

Мисако с волнением обвела комнату взглядом.

— У нас в храме тоже есть картина Кику! Я нашла ее, когда разбирала прабабушкины вещи. Моя прабабушка тоже писала картины.

Собравшиеся замерли в изумлении.

— Э-э? — Старушка потянула сына за рукав, требуя повторить.

Сомнений у Мисако больше не оставалось. Кику привел в Сибату прадед Мисако, который шел с группой паломников. Наверное, сначала ее приютили в храме и только потом отправили к родственникам. Прабабушка обнаружила у девочки дар художницы и взяла под свою опеку. Иначе откуда бы появиться той картине, что была в храме? Ах, если бы строгие лица предков на стене дедушкиной кельи могли говорить! И еще. Дедушка тогда был еще мальчиком. Возможно, они с Кику играли вместе. Как еще объяснить странную привязанность престарелого настоятеля к неопознанным останкам, найденным в пруду?

Мисако шла по прибрежному песку в сопровождении священника и Хоммы. От храма, который когда-то здесь стоял, уже ничего не осталось. Она наклонилась, подобрала несколько камушков, горсть песка и завернула их в платок.

— Когда-то здесь жила старая монахиня, — сказал Хомма. — Она была святая женщина, помогала людям, умела лечить травами. Говорили даже, что она из самурайского рода. Мальчишкой я раз нашел здесь в развалинах сломанную кисть для письма, и моя мать сказала, что это вещь той монахини, потому что волоски у кисти были из лисьей шерсти.

Второе письмо от Кэнсё пришло уже в сентябре. В длинном конверте с синими и красными символами, с множеством разноцветных американских марок. Письмо было длинное, написанное ровным аккуратным почерком, полное великолепных описаний природы и сцен из жизни. «Я думал, что Калифорния должна быть похожа на остров Кюсю, — писал монах, — но здесь уже в августе трава на холмах выжжена солнцем до желтизны, а ветер иногда бывает таким же холодным, как на Хоккайдо».

Он писал о студентах, об американских монахах и их храме, о том, как долго привыкал к здешней пище и мучился с английским. Описание другого мира заканчивалось просьбой: «Пожалуйста, расскажите мне побольше о том, как ездили возвращать прах Кику-сан».

Мисако ответила очень подробно, вложив в конверт пакетик с морским песком, который подобрала во время той поездки. Однако следующее письмо от Кэнсё содержало еще больше вопросов, в том числе один главный: «Как вы думаете, что на самом деле случилось с девушкой?» Мисако задумалась. Как сделать, чтобы Кику стала для него реальностью?

Ночью она вдруг проснулась. Ответ пришел сам собой. Мисако села за стол, взяла бумагу и перо и стала писать.

«…Однажды, в давние-давние времена, когда правил великий император Мэйдзи, в бедной рыбацкой деревушке родилась девочка. Отец в тот момент рыбачил в море, но мать была только рада, что муж далеко. Он хотел сына, а получил всего-навсего дочь, и уже вторую, но это еще не самое страшное. У девочки, в остальном вполне нормальной и даже хорошенькой, было только одно ухо. Правая сторона головы у нее была гладкая, как яйцо. В деревне никто такого раньше не видывал, и все решили, что это дурной знак. Никто не стал бы винить молодую женщину, если бы она задушила младенца сразу после рождения. Повитуха и ее собственная мать советовали так и сделать, но женщина слишком любила свое несчастное дитя. Под их неодобрительными взглядами она поднесла ребенка к груди и стала кормить.

Соседи говорили, что свирепый муж ни за что не позволит оставить ребенка в живых, и женщина дрожала от страха, однако все равно не хотела расстаться с дочерью. В отчаянии она пошла за советом в храм. Древний и полуразрушенный, он стоял на берегу моря среди выветренных скал и искривленных ветром сосен. В храме жила старая монахиня. Никто не знал, откуда она пришла, но ее очень уважали, потому что она умела писать и даже рисовать картины.

В те времена старые люди, и не только бедные, а знатные и богатые тоже, часто оставляли все свое имущество, удалялись от мира и проводили дни в посте и молитве, ожидая смерти как освобождения от земных страданий. Такова была и та монахиня. Священник и его семья позволили ей жить в одной из комнат храма. Каждое утро она открывала ворота, а вечером закрывала, подметала храм, в который ветер постоянно наносил кучи песка, и читала сутры. У монахини были кисти и тушь, и днем она часто что-нибудь рисовала, а иногда бродила часами, собирая раковины и рыбьи кости на берегу моря или корни, травы и грибы в лесу. Из собранного она готовила еду и варила целебные отвары, которыми лечила людей.

Святая отшельница выслушала историю бедной женщины и покачала головой. Она не могла взять ребенка насовсем, но согласилась давать ей убежище в случае опасности. Так и повелось. Отец надолго уходил в море, а когда возвращался, то пил и начинал буянить. Заметив огоньки ярости в его глазах, мать хватала девочку и бежала к монахине. Очень скоро Кику уже сама знала, что делать. Она часто бывала в храме и даже училась у монахини рисовать, обнаружив немалые способности.

Шли годы, ребенок рос, и встал вопрос, как жить дальше. У женщины была сестра, которая вышла замуж за ремесленника и поселилась далеко за горами, в большом городе Сибата. Монахиня посоветовала отправить девочку туда, чтобы она могла найти себе пропитание и спастись от злого отца.

Благодаря монахине храм с годами приобрел известность. Туда стали приходить люди из дальних мест за целебными настойками и мазями. Однажды осенью, в тот год, когда Кику исполнилось одиннадцать, в храме остановилась группа паломников во главе с монахом, которые возвращались из святых мест домой. Когда монахиня узнала, что они идут в Сибату, то сразу побежала к матери Кику. С монахом она уже договорилась. Он обещал доставить девочку в Сибату и приютить у себя в храме, пока не найдутся родственники.

Вечером женщины собрали Кику в дорогу. Кроме еды и одежды монахиня положила ей в котомку прощальный подарок — одну из своих лучших кистей из лисьей шерсти и несколько листов рисовой бумаги. Когда ночь прошла и вышло солнце, паломники вновь тронулись в путь, а вместе с ними девочка. Мать молча стояла у ворот; ее сердце обливалось кровью — она понимала, что никогда больше не увидит своего ребенка.

Монах сдержал слово. Кику больше месяца жила в его храме. Он был похож на тот, в деревне, в нем также курились благовония и звучали сутры. И здесь также была добрая женщина, которая жалела девочку и заботилась о ней, а когда увидела кисть и бумагу, то показала свои картины и стала давать уроки.

Потом родственники нашлись, и Кику приняли в новую семью. Тетка тоже была добрая женщина, хотя и необразованная. Девочка помогала по дому, нянчила своих двоюродных сестер и брата, но с годами ее стала одолевать тоска по родному дому. Тяжкий труд и жестокое издевательство со стороны соседских детей делали ее все более угрюмой и замкнутой. Она хотела увидеть мать, сестер, и даже свирепый отец-пьяница уже не казался ей таким страшным. Старый храм и лицо доброй монахини то и дело вставали перед ее внутренним взором. Но как попасть домой? Маленькой группе паломников понадобилось много дней, чтобы перейти горы, пробираясь узкими тропками из храма в храм и каждый вечер чиня рваные сандалии. Что могла Кику сделать одна?