Он замолчал, а через несколько минут заговорил вкрадчиво и нежно:

— Помнишь тот вечер? Я дождался, когда братец приедет из Италии и пойдет к тебе отношения выяснять. Он поднялся наверх, а я стоял на улице, под окнами твоей спальни, и все еще пытался правильно сосчитать, что мне выгоднее. А потом в спальне загорелся ночник. И мне стало уже не до устного счета. Я ведь знал, что там спальня. И когда свет погас, вошел в подъезд и спрятался за дверью.

— Неужели ты мог подумать, что…

— А не надо думать. Не получается. Я просто очень сильно захотел его зарезать.

— Зачем ты убил Андрея?.. Моего мужа.

— А как ты думаешь?

— Герман, неужели ты стал ревновать?!

— Не то, Черри. — Он поморщился. Потом вдруг рассмеялся. В зеленых глазах заплясали знакомые болотные огоньки: — Должен же я был сделать для тебя что-то хорошее?

— Хорошее?!

— Неужели ты никогда не хотела, чтобы его просто не существовало? Что, стыдно признаться?

— Откуда ты знаешь?

— О чем?

— О ней. Обратной стороне души. Той, которую никогда не видно.

— Как у Луны, да? А ты умнеешь, Черри. Я рад. Тебе давно пора было проснуться. Да, ты права. Есть человек нормальный, разумный, логичный, тот, каким его видят все. И каким он сам себя хочет видеть. И он никогда не поворачивается к людям обратной стороной. От себя самого прячет ту, обратную сторону, но знает, что она есть. Знает. А меня с самого детства как развернуло, так и…

— А там, на обратной стороне, все хорошее, да?

— Не знаю я, что там. Но твоего бывшего прирезал с удовольствием. Рыжего было жалко. Я понимал, что его врасплох не застанешь. Сильный мужик. Но он запутался в денежных делах. Из-за своей бабы. Я пришел и предложил ему помочь с деньгами. Он обрадовался и потерял осторожность.

— Ты сказал, что это Андрей их всех убил?

— Что? Все время забываю, как его зовут. Номер четыре. Но у меня уже не было выбора. Надо было косить под маньяка. По порядку: один, два, три, четыре. Сначала должен был быть рыжий. Чтобы на Звягина все повесить. Мол, сначала убил Женьку, а потом всех, кто с ней спал. Из ревности. А у меня железное алиби: я последний. Звягина должны были арестовать раньше, чем до меня дело дойдет. Я все рассчитал. Иногда лучше быть последним, чем первым.

— Это ты ему звонил?

— А кто же. Он совсем спятил: купил пистолет. И сразу поверил, что это твой бывший всех убивает. Что вы договорились. И рванул сюда. Я даже подождал: вдруг он кого-нибудь пристрелит.

— Меня, например, да?

— А что ты хочешь? Чтобы я все время разворачивался к тебе той, другой стороной? Хорошей? Но он выскочил из подъезда как угорелый. Я понял, что все придется делать самому.

— Зачем же ты положил его к моей двери?

— Ха-ха! — Его глаза опять странно блеснули. — Мы на пару славно прокатились в лифте. И, честное слово, я был рад, что он мертвый, а я живой. Ведь я тебе нужнее. Ты выиграла это очко: его больше нет. Есть я.

— Нет, Герман, — сказала Ксения. — Я проиграла. У нас с ним все могло быть хорошо. С ним, а не с тобой.

— Да что все-то? Что? — разозлился он. — И чем ты опять недовольна?

— Ты меня ждал этой ночью.

— Я просто не мог отделаться от мысли, что сделал что-то не так. Ты так сильно кричала. На улице, при всех. И я понял: она наконец свободна. Как я не боюсь сделать то, что никогда не сделают другие, так и она перестала бояться. Теперь вокруг нас по-настоящему никого нет. Ведь так?

— Не знаю.

— Так. Мы свободны и богаты.

— Еще нет.

— Остался маленький пустячок. Вопрос времени.

— И что ты хочешь делать?

— Уедем, — решительно сказал он. — За границу. Ты помнишь, как там хорошо. Звягин будет сидеть в тюрьме за все эти трупы, ты получишь наследство.

— А там? Что делать?

— Жить, Черри.

— Вместе?

— Как хочешь. Мы могли бы стать парочкой веселых авантюристов. С богатыми не скучно.

— Ты читал плохие книги все эти дни, Герман.

— Думаешь? Почему плохие?

— Потому что ты все равно ребенок. Робин Гуда из тебя не получится. Даже если ты убил справедливо, как тебе кажется. Но ты убил.

— Черри!

— И никакой ты не супермен. Ты ошибся. Следователь все понял.

— Что «все»? — насторожился Герман. Ксения увидела, как потемнели его глаза. Казалось, расширившийся зрачок сейчас выплеснется наружу. Из болотной зелени прямо в чистейший белок. Ему тоже бывало страшно. — Что он понял?

— Что Женю и всех остальных мужчин убил не один и тот же человек.

— Но почему?! Разве я что-то не так сделал?!

— Ты сделал так, как только ты мог сделать. Потому что знаешь, как в живое тело входит нож. И ты вполне еще можешь стать свободным. Только через много-много лет. И то если среди судей окажутся любительницы зеленых глаз. Впрочем, я всегда говорила, что у тебя высокий процент попадания.

— Ты все врешь.

— Нет. И потом это. — Ксения кивнула на ключи. Серебряный брелок по-прежнему валялся на столе. — Зачем ты их взял? Боялся, что я тебя не впущу? Или надеялся, что обратная сторона твоей души вдруг возьмет и задремлет? А в квартире по-прежнему полно ножей…

— Я сейчас выброшу его в окно! — вскочил с кресла Герман.

— Но я-то теперь знаю, что это ты его взял. Из кармана убитого Толика Воробьева.

— И ты?..

— Я его любила, Герман. Не Толика, нет. Своего бывшего. Темной стороной или светлой, но любовь, похоже, одна во всей душе. И я бы с собой справилась. Я бы его простила.

— Значит, я сяду, а ты останешься здесь, в этих хоромах, при деньгах?

Ксения видела, что он начинает злиться. В самом деле, сколько же сил вложено во все это! Похоже, что он, как и Женя, играл последний в жизни матч. И все получалось. До сих пор.

— Так вышло, Герман, — сказала она.

— Ну уж нет.

Ксения всегда чувствовала, когда он принимал какое-то решение. Мгновенно и без всяких колебаний. Вот и сейчас поднялся с кресла и сказал:

— Пойдем прогуляемся, Черри.

— Куда? — спросила она.

— В последний путь. — Он уже опять весело смеялся.

— Что, прямо так? — Ксения показала на свой халат и голые ноги.

— А теперь уже все равно. Но если хочешь, надень куртку.

— Я вообще никуда не хочу идти!

— Пойдешь! Одевайся! Иначе я тебя так потащу.

Она, всхлипывая, пошла в спальню.

— Отвернись.

— Меня это не волнует. Твои ноги. И все остальное. Было и прошло.

Ксения натянула джинсы и свитер. Ветер швырял в окно снежную крупу, а дома было тепло, хоть и страшно.

— И что теперь? — спросила она.

— Идем.

Он не дал ей закрыть квартиру. Просто вытащил на лестничную клетку и прикрыл за собой дверь. Потом затолкнул в лифт. Ксения думала, что они едут вниз, на выход, но Герман нажал кнопку самого верхнего этажа. Она ничего не поняла, особенно когда он стал подталкивать ее к лестнице наверх, на чердак.

— Куда мы, Герман? Зачем?

— Я хочу Москву посмотреть.

— Сверху?!

— Красиво же.

— Но…

— Помолчи. Ты же тепло оделась.

С замком двери, которая вела на крышу, Герман справился легко. «Большая практика», — подумала Ксения и сама себе удивилась: какие мелочи лезут в голову! Ветер на крыше был такой, что Ксения испугалась: вот-вот сдует. Она изо всех сил уцепилась за кожаную куртку Германа. А тот вдруг пошел к самому краю. Ксения потащилась за ним, потому что боялась упасть. Герман вдруг посмотрел вниз и крикнул:

— Привет!

«Кому это он?» — подумала Ксения, но в такой темноте виден был только город. Грандиозные очертания, угадывавшиеся в пятнах и потоках электрического света. Яркие витрины и огни, много огней. И Герман засмеялся: