— Ну, хорошо. Вы устали. Только поймите, лучше вас никто не знал ни саму Евгению, ни этих, как их там… — Следователь брезгливо поморщился. — Все же происходило у вас на глазах.

— Ну и что?

— Вы должны знать их характеры, привычки. Может, кто-то был агрессивен. Ссоры, скандалы. Это часто бывает между влюбленными.

— Между кем?!!

…Самое обидно, что Ксения относилась к ним лучше, чем сама подруга. За исключением одного. Но это была особая история. А все остальные похожи одна на другую. А все из-за того, что Женя вдруг начинала уставать. Она злилась, нервничала и воспринимала свои поражения уже не с такой легкостью, как раньше. И созревала до того, что нуждалась в очередной победе. Она делала перерыв в посещении различных турниров, преимущественно не очень крупных. Возвращалась на родину, в столицу, в свою трехкомнатную квартиру. И начинала вечерами ездить по злачным местам. Ее тайны Ксения долгое время не могла раскрыть. Не могла понять, как, какими чувствами, какими инстинктами она выбирала, вдруг уверенно показывая пальцем:

— Этот.

Почему? Чем он лучше других? Тем более что Женя никогда не придерживалась ни внешних примет — цвета волос, глаз, ни темперамента. Высокий рост, мощное сложение, правильные черты лица, в остальном же все ее Шурики были разные. Во всяком случае те, которых Ксения знала. А она соврала, когда сказала, что была знакома только с тремя. Конечно, был еще и четвертый, на котором Ксения споткнулась…

Подруга чувствовала их, словно натасканная собака наркотик. И именно то количество, которого должно хватить. Не на всю жизнь, но на тот срок, когда есть потребность принимать его, и вновь и вновь вызывать в себе прилив сил, вдохновение и то удивительное чувство полета, которое опьяняет пусть кратко, но сильно. Проходить все эти стадии: первые прикосновения, новизну ощущений, движения, которые становятся все увереннее, и первые разочарования, потому что, закончив очередной роман, Женя всегда говорила одну и ту же фразу:

— Не он. Нет в мире совершенства.

Какое совершенство она искала?

Сама Ксения знала, что в мире отношений между мужчиной и женщиной есть только одно совершенство: любовь. Тогда прощаются все мелкие недостатки и не замечаются крупные. До тех пор, пока не наступает прозрение. А с ним и конец этой самой любви. Но даже тогда остаются воспоминания, которые могут вызвать только боль, но не способны породить ненависть.

Между Женей и ее избранниками никогда не было любви. Или Ксения ее просто проглядела. Теперь она думала, кого же отдать? Потому что так просто эти люди из квартиры Евгении Князевой не уберутся. И ее, Черри, не оставят в покое. Господи, если каждый день слышать эту кличку, то можно к ней в конце концов и привыкнуть!

Мысленно перебирая последнюю троицу, Ксения не могла ни на ком остановиться. Разум подсказывал одно, а совесть — совсем другое. И не было к ним той ненависти, которую Ксения вызывала в себе годами. Она уже хотела поступить не по совести, а из чувства мелкой, подлой мести, когда с языка как-то само сорвалось:

— Герман.

И мяч был пойман на лету.

— Почему?

— Они вчера поругались.

— Вот как? Это кто, последний?

— Да. Шестой.

Ксения уже пожалела прежде всего себя. Упустить такой шанс! Вот что значит, выигрывая, начать жалеть противника! Бедный Герман!

— В конце концов, трудно, что ли, проверить, откуда был звонок на ее мобильный телефон?

— А вы не простая девушка. Только он руку-то носовым платком обернул. Конечно, мы все проверим. Так что там с этим Германом? Кто такой? Фамилия? Адрес?

Ксения никогда не слышала, чтобы кто-то называл его Германом. Он охотно принимал условия игры. Только после одной безобразной сцены Ксения не выдержала и сама спросила:

— А как тебя на самом деле зовут?

И он кое-что рассказал. Правда это была или полуправда, но теперь Ксения не испытывала к нему неприязни. За что, собственно?

— Бедный Герман! — вслух сказала она.

— Почему это он бедный? — проворчал следователь. Похоже, сам он начал испытывать ко всем этим Шурикам откровенную неприязнь. Может, потому, что сам был толст и некрасив? И не мог бы заработать на обеспеченную жизнь в чужих постелях. Человек всегда останется только человеком, даже если он находится на работе, требующей прежде всего объективности.

Ксения вздохнула:

— Ему некуда было идти. Знаете, у меня есть хотя бы маленькая комнатка. Соседи, конечно, негодяи. Но это хоть что-то. А он приезжий. Женя просто-напросто выставила его за дверь.

— Она что, всегда так делала?

— Нет. Она так никогда не делала. Наоборот, очень любила устраивать жизнь своих старых, поломанных игрушек. Находила им работу или новую любовницу. Денег давала в крайнем случае.

— Почему же этого, последнего, просто выставила за дверь?

— Не знаю. Может быть, сгоряча. Я уверена, что если бы он сегодня…

Ксения испуганно замолчала. А вдруг не одна она, проснувшись сегодня утром на раскладушке, вспомнила про другую, удобную постель и в сытом, обеспеченном доме? И он мог оказаться на стадионе. Тоже купить билет, дождаться удобного момента и…

Она зажала ладонью рот, чтобы не испортить все окончательно.

— Куда же он пошел, этот ваш Герман?

— Я позвонила одной моей подруге. Не подруге, так, старой знакомой. Она в разводе сейчас, но в отличие от меня муж выменял ей отдельную двухкомнатную квартиру. Я просто не могла оставить Германа на улице.

— С чего вдруг такая забота, а?

— Жалко.

— Кого вам еще жалко?

«Себя», — хотела было сказать она. Больше всего себя. Но потом вспомнила, что именно поэтому проигрывала самые важные в жизни матчи Женя. От жалости к себе, от неумения не щадить себя. Стоит ли так себя мучить, если дома все равно ждут уютная постель, хороший ужин и красивый мужчина, всегда готовый приласкать?

— Я просто… — начала она и не договорила.

Противник решил передохнуть и тоже со вздохом спросил:

— Хорошо, давайте адрес. Поедем к этому вашему Герману. И хорошо, если бы…

Ксения и так все поняла. Хочет закончить все быстро, с первого же матч-бола. А она была уверена, что Герман не убивал, потому и дала его адрес. Хотя в чем можно быть уверенным до конца?..

Уже провожая следователя к дверям, Ксения замерла на пороге. Услышала:

— Очень хотелось бы оставить вас в покое. Но…

Сама знала, что это вряд ли получится. Он еще вернется. Потому что, уже закрывая за собой дверь, с насмешливой улыбочкой сказал:

— И все-таки, Черри…

Оставшись одна, она прежде всего подумала: как много успела сказать и как, в сущности, не сказала ничего. Как объяснить ему, что Женя не была такой уж плохой, хотя и хорошей не была тоже? Просто такой, какой ее вырастили обеспеченные родители. В детстве ей дарили игрушечных людей — Барби и Кенов, а потом она так же легко стала получать живых. Денег у Евгении Князевой для этого хватало.

Сказать, что она никого не любила, значило солгать. Ксения столько раз слышала романтическую историю из счастливого детства подруги, что ей в конце концов стало казаться, будто все это происходило с ней самой. Освещенная солнцем терраса, старинная скатерть с золотистой шелковой бахромой и букет сирени в керамической вазе шоколадного цвета. Ох как пахла эта поздняя, темно-бордовая сирень! Она была вся такая мохнатая, упругая на ощупь, а когда белая ножка «счастливого» цветка с пятью лепестками касалась губ, то казалась удивительно сладкой.

На этой даче восьмилетняя Женечка была счастлива, как никогда. Теннис был для нее еще игрой, интересной и увлекательной, а не способом зарабатывать деньги на жизнь. Ей нравилась и новая, очень красивая ракетка, и шершавые мячики, цветом похожие на неспелые лимоны. Женечка играла в спорт, это получалось у нее очень здорово, и взрослые умилялись.