Не мог!

Он видел свою мать, не имевшую права видеть сидящего в пятидесяти метрах от нее своего сына. Который для нее умер двадцать лет назад. И не мог воскреснуть иначе как ценой ее жизни. Или новой, уже без инсценировки, своей смерти.

Будь проклята Контора! Подобной ценой хранящая свою Тайну.

Будь славна Контора, нашедшая единственно возможные методы сохранения своей боеспособности на фоне всеобщего развала и продажности.

Будь проклята! Будь славна!

Ревизор встал со своего места, быстро и не оглядываясь пошел прочь. На улицу. В толкотню прохожих. Потому что ему было некогда. Его ждала масса дел…

Но вдруг остановился. Как будто что-то вспомнив. Остановился перед лотком мгновенной лотереи. Почему перед лотком лотереи? Почему именно перед ним? Ревизор мгновенно проанализировал свой порыв. И подошел к лотку ближе.

— Вы имеете возможность выиграть автомобиль, — сообщил лотошник. — Прямо сейчас. Достаточно лишь взять билет мгновенной лотереи.

— А машина где? — думая о чем-то своем, спросил Ревизор.

— Какая машина?

— Ту, которую я могу мгновенно выиграть. Где она?

— Видите ли, в чем дело, — начал объяснять лотошник. — На месте выдаются лишь выигрыши, не превышающие…

— А валюту у вас можно выиграть? — перебил Ревизор.

— Валюту? Нет. У нас нет валютных призов. Только рублевые.

— И тем не менее я хотел бы выиграть доллары. За доллары.

— Не понял вас.

— Мне надо, чтобы в вашей лотерее главный валютный приз выиграл указанный мной человек.

— Это невозможно. Я же говорю, у нас нет валюты. И потом, это лотерея и призы получают лишь те, кто их выигрывает…

— Этот выиграет!

— Но как он может выиграть, если…

— Он выиграет мой приз. А вы, если выиграет он, выиграете свой. Выиграете приз в пятьсот долларов. Пятьсот долларов вас устроят?

— Пятьсот? Мне?!

— Пятьсот — вам!

— За что?!

— За то, что вы сходите по указанному адресу и вручите выигрышный лотерейный билет. С мгновенной выплатой.

— Я ничего не понимаю! — совершенно растерялся лотошник.

— А это понимаете? — спросил Ревизор, вытаскивая пять стодолларовых бумажек.

— Это — понимаю.

— Тогда вы отправитесь по указанному мной адресу и сыграете с гражданкой, проживающей по нему, в беспроигрышную для нее и для вас лотерею.

— Но как же я объясню…

— Скажите, что проводится благотворительная акция. Что ей повезло. Что ее адрес выпал в лототроне…

Лотошник подхватил свой столик:

— Куда идти?

— Вон туда. Первый подъезд, квартира номер двенадцать. Женщина стоит возле подъезда. Спросите ее адрес и выдадите приз. Все понятно?

— Понятно.

— Только не вздумай выиграть все один. Можешь очень сильно проиграть! Все проиграть! — перейдя на резкое «ты», предупредил Ревизор.

Продавец счастья судорожно кивнул и пошел к указанному дому.

Заказчик выигрыша занял удобную наблюдательную позицию, с которой хорошо просматривался двор.

Лотошник в яркой, обвешанной лотерейной рекламой форме подошел к указанной ему женщине, спросил адрес и, услышав его, сунул ей в руки лотерейный билет.

— Вскройте, — предложил он.

— Зачем?

— Это ваш билет. Я, то есть мы, наша организация проводит благотворительную акцию. На вас выпал выигрышный билет. Вскройте его. — И сам, торопясь, дрожащими пальцами вскрыл билет. — Вы выиграли, — сообщил он.

— Что выиграла?

— Главный приз.

— Я?!

— Вы.

Лотошник достал из кармана завернутые в газету доллары.

— Вот.

Женщина развернула газету. В ней лежали стодолларовые купюры. Несколько десятков стодолларовых купюр.

— Сколько здесь? — испуганно спросила женщина,

— Что сколько?

— Денег в выигрыше?

— Я не знаю, — стушевался лотошник. — То есть я хочу сказать, что меня просили только передать. Приз. Я вас поздравляю, — и быстро пошел, почти побежал от подъезда.

— Погодите! Это какая-то ошибка! — крикнула вдогонку счастливая обладательница главного приза.

Но лотошник лишь прибавил шаг. Женщина растерянно оглянулась. Взгляд ее скользнул по двору, по противоположному дому, по окнам подъезда, где на втором этаже, глядя на нее, стоял Ревизор. Стоял ее сын. Их глаза на мгновение встретились. И разошлись.

Мужчина дождался, когда женщина со свертком закрыла за собой дверь подъезда, спустился вниз и вышел со двора. Его лицо ничего не выражало. Ни сожаления, ни отчаяния, ни облегчения. Вообще ничего. Его лицо было неподвижно, как фотография. Как фотография на могильном памятнике. Как его фотография, на его могильном памятнике.

— Я все подготовил, — сказал мужской сквозь слой поролона голос. — Все подготовил как надо.

— Вы уверены?

— Уверен. Смотрите телевизор. Сегодня будет интересующая вас передача. Будет очень интересная передача. По десятому каналу.

— Хорошо, посмотрю. Раз вы советуете.

— Советую.

— Я позвоню. Еще раз. Сразу после передачи. Мне интересно знать ваше о ней мнение.

— Звоните.

— До свидания.

— Прощайте.

Вначале в зал вошли телохранители. Молча разошлись по сторонам, потеснили из помещения ведущих уборку служащих.

— Вы кто? Вы зачем? Нам надо убирать…

— Уберете. После.

Телохранители затворили двери. Прошли по залу с детекторами взрывчатки и двумя специально натасканными на мины собаками, обследуя каждый метр пола.

— На окнах нужно опустить плотные шторы, — распорядились они.

— Зачем шторы?

— Затем, что нужно.

— Но будет темно!

— Лучше темно, чем страшно. Опустите шторы. Иначе мероприятия не будет.

Через час в зал стали подтягиваться телевизионщики.

— Подойдите, пожалуйста, сюда, — вежливо попросили телохранители.

— Мы?

— Вы.

Журналисты подошли. Оживившиеся собаки потянулись носами к людям и их багажу.

— Будьте любезны, откройте кофры.

— Это что, обыск? — возмутились телевизионщики.

— Ни в коей мере. Мы не имеем права вас обыскивать. Мы просто просим показать, что у вас в кофрах.

— Это самоуправство.

— Но продиктованное необходимостью. Вы журналисты, вы лучше других знаете, что на Хозяина было уже два покушения.

— При чем здесь мы?

— При том, что, если мы пропустим взрывное устройство, пострадают все. В том числе вы.

Телевизионщики открыли кофры. Телохранители перебрали бывшие в кофрах принадлежности в поисках спрятанного оружия.

— Будьте любезны, поднимите руки.

Телевизионщики подняли руки. Они уже не протестовали, они продумывали телевизионные сюжеты и газетные заметки на тему унижения отечественной журналистики при исполнении ими творческих обязанностей. Отчего перестали препираться.

— Юбки снимать? — сказала журналистка фразу из будущей статьи.

— Юбки не надо. Проходите.

Телевизионщики установили прожектора и закрепили на столе микрофоны. Газетчики приготовили диктофоны.

Из боковой двери быстрыми шагами, в окружении нескольких человек, к столу президиума прошел мужчина.

— Сюда, пожалуйста. В это кресло напротив микрофонов. Здесь вам будет удобно.

Услужливые руки подставили, придвинули кресло. Мужчина сел и уверенно-внимательным взглядом осмотрел зал.

— Можно начинать?

Телохранители, бесшумно передвигаясь, встали у проемов дверей и у стен, сбоку от журналистов. Начальник службы безопасности еле заметно кивнул.

— Валяйте. Начинайте.

— Разрешите пресс-конференцию считать открытой.

По залу прокатился шелест затворов фотоаппаратов. Короткие молнии фотовспышек на мгновение ослепили сидящих в президиуме людей.

— Нашего сегодняшнего гостя, я думаю, вам представлять не надо. Поэтому предлагаю сразу перейти к вопросам. Прошу вас…

Интервью длилось час.

Через час был задан главный вопрос. Который все хотели, но боялись задать.

— «Городские ведомости». В обществе ходят упорные слухи о вашей ссоре с Главой областной администрации. Мы бы хотели услышать, так это или нет? И если так, то узнать причины происшедшей размолвки.