— Нет. Звонок был один. В Москву. На Курский вокзал.

Подполковник недоверчиво посмотрел на своего подчиненного.

— Зачем ему, собираясь покончить с собой, звонить на вокзал? — недоуменно пожал он плечами. — Зачем ломать гипс и пытаться убивать нашего работника, лишь для того, чтобы позвонить в справочную Курского вокзала?! Зачем?!

— Не знаю.

— И я не знаю. Ничего не знаю! И ничего не понимаю! Чудом избежать смерти, чтобы потом выпрыгнуть в окно. Позвонив предварительно в Москву, в справочную Курского вокзала. Не понимаю. Теперь уже — совершенно ничего не понимаю!

— Слушаю вас! — бодро ответила двадцать восьмая на очередной звонок. — Да. В четырнадцать часов, пятнадцать минут. Нет, платформу сказать не могу. Смотрите на электронном табло. Пожалуйста. Да! Говорите…

Время приближалось к обеду.

— Можно? — спросила она начальника смены.

— Можно.

Сбросила с головы наушники с микрофоном и, потягиваясь и разминая затекшие мышцы, встала со своего места.

— Я сегодня лучше в кафе пообедаю.

— Ладно, иди. Только не больше чем на полчаса.

Двадцать восьмая накинула плащ и выскочила на улицу. Но побежала не в кафе, побежала к ближайшему телефону-автомату. Бросила жетон, набрала номер.

— Вы меня слышите?

— Да.

— Меня просили снять бронь Шамаева с 920 поезда.

— Когда просили?

— Сегодня. Ночью.

— Благодарю вас.

Теперь можно было идти есть. И позволить себе взять вместо чая сок или еще что-нибудь такое, от чего обычно приходилось отказываться. Потому что через несколько дней на ее счет в сберкассе должны были прийти деньги, эквивалентные ста американским долларам. По крайней мере, всегда приходили. После таких, как сегодня, звонков.

К великому сожалению двадцать восьмой, звонили ей редко. Едва ли, раз в два месяца. Но в сумме это составляло в год больше полутысячи долларов. На которые она могла позволить себе съездить куда-нибудь за пределы опостылевшей ей Родины.

Двадцать восьмая не знала, кому и что она передает. И не знала, кто ей звонит. Просто выслушивала то, что ей говорили, передавала то, что услышала, дальше и получала причитающиеся ей сто баксов.

Соответственно человек, которому она звонила с уличного телефона-автомата, тоже был лишь случайным звеном в построенной кем-то информационной цепочке. Был диспетчером на телефоне, передающем сказанное ему дальше, сам не зная, кому и зачем.

— Вам просили сообщить, что бронь Шамаева с 920 поезда сняли, — сообщил диспетчер, когда ему позвонили.

— Жаль.

— Что жаль?

— Что бронь сняли. Теперь придется ехать в плацкартном вагоне…

— Поезд 920. Бронь Шамаева снята.

— Спасибо. Я все понял…

Ни девушка с Курского вокзала, ни диспетчер на телефоне не догадывались, что, отвечая на звонки и передавая их содержание дальше, они участвуют в очень серьезном, сложном и небезопасном деле. И что через десятки других неизвестных им абонентов они, в конечном счете, связаны с самым главным абонентом страны. С ее Президентом.

Человек лежал на старой, продавленной тахте. И смотрел в потолок. Уже много дней смотрел. Отчего смог изучить его лучше, чем в сотне других бывших до этой квартир.

Он не ходил на работу. Не ходил в гости. И вообще никуда не ходил. Кроме газетного киоска, где он покупал газеты. И продуктового магазина, где приобретал продукты.

Человек чего-то ждал. Или уже даже не ждал. А просто рассматривал потолок.

Умение ждать было профессиональным качеством лежащего на тахте человека. Очень редким качеством. Благоприобретенным качеством…

Приемник на кухне голосом диктора проговорил двенадцать часов. Значит, в киоски должны уже были подвезти свежую почту.

Человек встал. Оделся. Надел дежурно-озабоченное выражение лица. И вышел на улицу.

До ближайшего киоска было пять минут хода. Но он шел двадцать пять минут, беспрерывно меняя направление движения, в последний момент заскакивая в отходящий от остановки транспорт, заглядывая в витрины и запоминая все встреченные лица и номера машин.

«Хвоста» не было.

Человек завернул к ближайшему газетному киоску.

— «Городские объявления», пожалуйста…

И снова заглядывая, запрыгивая и запоминая лица, двадцать пять минут шел обратно.

Дома он сел на тахту и раскрыл принесенную газету.

Газета была объемная. Потому что бесплатных объявлений. За последний месяц это была восьмая газета. Купленная ради одного-единственного, которое он ожидал, сообщения.

Вначале человек нашел раздел «Домашняя мебель». И сделал несколько жирных пометок против объявлений, предлагающих книжные шкафы. На случай если газета попадет в чужие руки. Затем вернулся к страницам, посвященным обмену жилплощади. И очень внимательно прочитал каждую напечатанную строчку.

Не то.

Мимо.

Похожая на то, что нужно, ерунда.

Опять не то.

А вот это…

Человек напрягся.

«Меняю однокомнатную хрущевку в Заводском районе на двухкомнатную улучшенной планировки в центре. Без доплаты. Крайние этажи и окна на улицу не предлагать. Телефон…»

Вот оно, долго и безнадежно жданное объявление. Предназначенное персонально ему. Потому что никто другой, у кого есть счастливый шанс переехать в Заводской район из центра, на него вряд ли откликнется.

Только он.

Человек еще раз взглянул на телефон. Но не как на телефон. Как на информацию о месте и времени встречи.

121-40-09.

Двенадцатого числа, в четырнадцать ноль ноль, девятый из десяти вариант места, где ему предстоит ждать связника.

Время ожидания закончилось…

Через три дня мужчина с тахты с самого утра залег на пляже. Импровизированном городском пляже, где не было буйков и спасателей, но было очень много людей.

С лицами, не похожими на встреченных ранее на улице прохожих.

Каждый час мужчина входил в воду и, отмахивая саженки, уплывал далеко от берега. Метров за двести. До лодок рыбаков. Затем возвращался и обсыхал, пил, ел, загорал, как все.

Без пяти минут два он вновь надумал окунуться, зашел в воду и поплыл по привычному для всего пляжа маршруту. Но на этот раз ему не повезло: огибая одну из лодок, он зацепился ногой за какую-то снасть.

— Ты чего делаешь! Черт! — раздраженно заорал рыбак, подтягивая снасть. — А ну не брыкайся, а то мне лесу порвешь.

— А что же делать?

— Плыви сюда. Я тебя распутаю.

Пловец подгреб к лодке и зацепился рукой за уключину.

— Тебе чего, места мало?

— Так здесь же пляж!

— Не здесь, а там. Здесь — прикормленное место! А ты!..

Рыбак опустил руку в воду и стал распутывать леску.

— ЧП в седьмом регионе, — тихо сказал он. И тут же заорал что было сил: — А ну не дергайся, а то я вообще распутать не смогу!

— Откуда известно? — спросил неуклюжий пловец. И громко: — Чего ты орешь! Сам виноват!..

— Был задействован аварийный канал.

— Я?

— Ты! С полными ревизорскими полномочиями.

С ревизорскими было серьезно. С ревизорскими значило с правом, в случае необходимости, миловать и казнить виновных без согласования с Центром.

— Когда?

— Сегодня. Это ж надо умудриться все так запутать!

— Оборудование, документы, деньги?

— Ничего.

— Как ничего?

— Так.

— Совсем?

— Совсем.

— Почему?

— Организации приостановили субсидирование и техническое обеспечение. Выкручивайся на месте.

— Кто приостановил?

— Верхнее начальство. Ну ты прекратишь когда-нибудь дергаться!

— Щекотно же!

— Запоминай адреса…

Пловец наконец высвободился, обложил рыбака по матери и поплыл к берегу.

— За буйки заплывать не надо! Козел водоплавающий! — заорал в ответ рыбак, сматывая снасти.

Пловец вышел на берег и снова лег загорать. И загорал еще два часа, наблюдая за присутствующими на берегу людьми. Затем оделся и, затерявшись в толпе, пошел к автобусной остановке.