Он нажал кнопку.
Еще раз.
И еще раз.
За дверью было тихо.
Он постучал.
Никто не ответил.
Тогда, может быть… Раз уже… Потому что теперь все равно.
Действительно все равно. Он преступил разрешенную рань уже только тем, что захотел увидеть своих родителей, увидеть свой дом. И уж тем более преступил, придя сюда. Теперь не важно, что он сделает дальше. Он уже сделал больше, чем было позволительно. Он уже нарушил главный Закон Конторы. Закон сохранения Тайны.
Ну и, значит…
Ревизор осмотрел дверь. Замок был один. И был самым примитивным. Старым. К которому не могла подойти его предназначенная для более современных замков универсальная отмычка.
Он осмотрелся, подобрал потерянную какой-то женщиной проволочную заколку. Изогнул ее в нескольких местах, сунул в замочную скважину, повернул раз, другой, притирая импровизированную отмычку к зубчикам замка, услышал легкие щелчки, еще повернул и толкнул дверь. Дверь открылась.
— Есть кто? У вас дверь открыта! — крикнул он.
Тишина.
Когда Ревизор подбирал к замку отмычку, открывал дверь и спрашивал, есть ли кто-нибудь дома, он действовал автоматически. Как всегда действовал, входя в чужую квартиру. Пусть даже в бывшую свою.
И дальше он тоже делал то, что должен был делать. Прошел в коридор. Открыл электрический счетчик, вывернул пробки, с корнем вырвал высунувшиеся наружу провода. Под счетчиком набросал найденные тут же в ящике прихожей инструменты — плоскогубцы, молоток, отвертки, изоленту. Накинул на плечи снятую с вешалки телогрейку.
И лишь после этого огляделся.
Квартира была его! Его родителей! Это он понял сразу. В этой квартире ничего не изменилось. Разве только холодильник в коридоре. Другой холодильник. И другая одежда на вешалке. Пуховики. Тогда пуховиков не было.
Но пуховики и холодильник не в счет.
Ревизор, сделав несколько шагов, открыл дверь в комнату. Подчиняясь привычке, ногой открыл, чтобы не оставлять на ручке отпечатки пальцев. Открыл и, вздрогнув, замер. С противоположной стены на него смотрело лицо. Не чужое лицо. Знакомое лицо. Его лицо. Его портрет. Точно такой же, что был на кладбищенском памятнике. Только здесь большой. Перевязанный в правом верхнем углу черной траурной ленточкой.
И рядом, справа еще один портрет. Точно так же перевязанный траурной лентой. Портрет отца. Значит, отец тоже…
«Нет! Почему тоже?» — испугался он своей мгновенно промелькнувшей мысли. Не тоже. Не тоже! Потому что он не умер. Он жив. Вот он. Стоит рядом со своей фотографией.
Не умер! Хотя ему много лет внушали другую, более угодную Конторе мысль, вымарывая из памяти прошлое. Удачно вымарывая.
И, может быть, вымарали бы окончательно, если бы он, по случайности, не спрыгнул с поезда и не оказался здесь, в своем городе. А теперь уже в своей квартире.
Ревизор отвел глаза от портретов. Огляделся. Увидел дверь. В свою комнату. В ту комнату, где он жил восемнадцать лет, двадцать лет назад.
Что теперь там? В комнате, где он не был почти четверть века.
Он открыл дверь. Увидел стол, кровать, книжные полки. Тот же самый стол, ту же самую кровать, те же самые полки и те же книги… В его комнате ничего не изменилось. В его комнате ничего не меняли.
Он протянул руку к полке. Вытащил первую попавшуюся книгу. «Робинзон Крузо». Любимая книга. Тогда. Теперь нет. Теперь, пожив двадцать лет робинзоном в океане людей, он ему не завидует. Теперь он…
В замке входной двери заскрежетал ключ. Кто-то пытался войти в квартиру!
Черт!
Ревизор, мгновенно вспомнив о том, кто он и как сюда попал, метнулся в коридор. Схватил что-то из инструментов и встал возле счетчика.
Скрежет в замке повторился.
— Блин!.. Заело, — в сердцах выругался за дверью мужской голос. — Похоже, опять заело!
Снова сунул ключ в замок. Без толку сунул…
Открыть дверь снаружи было невозможно, так как на замке изнутри была опущена защелка. Сейчас пришедший должен был еще минуту повозиться с замком и отправиться за слесарем, дав возможность непрошеному гостю покинуть квартиру.
Но он не ушел.
Потоптался на лестничной клетке, поковырял замок.
— Похоже, выбивать придется!
Что-то тяжело шмякнулось в дверь. Теперь надо было действовать быстро. И нагло. Ревизор поднял защелку и распахнул дверь. На лестничной площадке стоял мужчина лет тридцати.
— Где вы были?! — возмущенно крикнул Ревизор, глядя ему прямо в глаза.
— Чего? — удивился тот.
— Где вы были? Я вас спрашиваю! Как трансформаторные жечь — вы тут как тут! А как дома быть — вас нету!..
— Погодите, погодите… Как вы сюда попали? — подозрительно спросил мужчина.
— Как попали?! Дома надо быть! Пришлось из-за вас службу спасения вызывать! Вот квитанция за срочный вызов, — потряс Ревизор в воздухе какой-то бумажкой. — Будете платить через сберкассу. Раз они вместо спасения жертв ваши двери открывали!
— Но… — слегка растерялся мужчина.
— Вы знаете, что вы обесточили пять кварталов?!
— Я?
— Вы! Ставите, понимаешь, «жучки». Правила электробезопасности нарушаете. Если бы спасатели вовремя не поспели, то не знаю, что было бы! Зайдете завтра в милицию и в жэк, напишете объяснительную!
— Но я не… — пытался оправдаться мужчина. Уже оправдаться.
— Комиссия разберет, что у вас. А пока распишитесь, что я вас дождался. И что у вас ничего не пропало. Или у вас что-то пропало?
— Нет. Вроде ничего.
— Тогда пишите. Пришлось из-за вас, понимаешь, сидеть тут битый час! Чтоб шмотки ваши сохранить. Как будто мне больше всех надо. Вы ответственный квартиросъемщик?
— Нет.
— А кто?
— Сейчас! — повернулся мужчина, крикнул куда-то в сторону: — Антонина Петровна! Идите сюда! Тут электрик… Антонина Петровна? Антонина?..
— Вот, — показал мужчина на пожилую, появившуюся в проеме двери женщину, — Проскурина Антонина Петровна.
И, заполняя бесконечно затянувшуюся паузу, повторил:
— Это она ответственный квартиросъемщик. Проскурина Антонина Петровна.
Перед дверью стояла его мать. Мать, которую было почти невозможно узнать. Потому что тогда она была средних лет женщина. А теперь…
Мама!
— Ну что? Что ей надо делать? — спросил мужчина. — Что делать-то?
— Ей?
— Ну да, ей! Ты чего, мужик?
— Ей… Ей надо позвонить в энергонадзор. Сегодня. В крайнем случае завтра. Сказать, что она ответственный квартиросъемщик.
— А дальше что?
— Дальше объяснят.
— Он сказал, надо позвонить в энергонадзор! — громко повторил мужчина. — Вы поняли?
Женщина молчала. Женщина смотрела на электрика. Очень пристально смотрела на электрика, которого застала в своей квартире.
Электрик отвел глаза. Засуетился. Сказал вдруг сразу охрипшим голосом:
— Мне пора. Я пошел. Пообедаю. Инструменты не трогайте, я приду. Через час приду…
— А расписаться?
— Потом. Потом…
Шагнул через порог и быстро побежал вниз по ступенькам. Пока мужчина не сообразил, чьи инструменты разбросаны на полу и в чьем ватнике побежал от них электрик. Пока хозяйка квартиры не сообразила, на кого был похож этот электрик…
На первом этаже Ревизор сбросил телогрейку, вышел из подъезда, обошел дом вокруг и сел недалеко от него в беседку, держа в поле зрения подъезд. Прежде чем уходить, ему надо было посмотреть, в какую сторону направится погоня. И пойти в противоположную.
Через пару минут из подъезда вывалился все понявший мужчина. Огляделся. И побежал к ближайшей остановке.
Путь отхода стал ясен.
Дверь снова открылась, и во двор вышла женщина. Она задержалась возле подъезда. И, подняв к лицу руку, как-то по-особенному посмотрела вслед убежавшему мужчине. И как-то по-особенному повернулась.
Так, как смотрела и поворачивалась она. Так, как делала это двадцать лет назад.
Ревизор хотел встать и подойти к матери. Ревизор должен был встать и подойти к матери. Но не встал. И не подошел. Потому что не мог этого сделать.
