— Так, давай сначала. Нам нужен Пиркс. Подвести к нему Иванова может только Корольков. Иванов силовыми методами вынудил Королькова довести до сведения Пиркса его просьбу о визе и его готовность оплатить визу услугами. На нашу приманку в форме Иванова Пиркс не клюнул. И встретиться с ним отказался. Почему — мы не знаем. Корольков, являющийся связным между ним и нами звеном, нам неподконтролен. Что он говорил и чего не говорил, мы не знаем. Отсюда вопрос, кто фактически отказал Иванову во встрече — Пиркс или Корольков? Как это можно проверить?

— Продублировать информацию.

— С тем же результатом?

— Продублировать на новом качественном уровне. Так, чтобы быть уверенным, что отказник не Пиркс.

— То есть поманить Дядю Сэма сладкой косточкой? Такой, от которой он не сможет отказаться?

— Точно!

— А не рискованно? То, что легко идет в руки, вызывает подозрение. А он в нашем деле не новичок. Начнет по своим каналам проверять.

— Ну и пусть проверяет. Что он может узнать? Про кровь, что тянется за Ивановым? Очень хорошо, что узнает. Мокрые дела — лучшая характеристика для разрабатываемого агента. Потому как компромат. За который уцепить можно. А здесь компромата на десятерых хватит! А больше того он ничего узнать не может. Потому что больше этого никто ничего не зна-бт. У нашего Иванова такая репутация — не подкопаться. Хоть проверяй, хоть не проверяй. Его мертвецы его рекомендуют лучше, чем президент их Штатов. Ну что, может, попробуем?

— Может быть... В конце концов, терять нам, похоже, нечего.

— Чем поманим?

— Чем-нибудь таким, что он проверить сможет. Чтобы убедиться в реальной полезности Иванова.

— Агентурой? Или, может, техническими разработками?

— Нет, здесь проверка на недели растянется.

— А если... А если мы им что-нибудь под спутник подложим? А?

— Под спутник? Это конечно... Спутники, они каждый день летают.

— Подсунем им оружие. Ракетку какую-нибудь среднего радиуса действия. И тоща они... И тогда он...

— А ну давай дуй к Иванову.

Иванов как сидел, так и сидел.

— Сейчас будем звонить Королькову. Скажешь ему... Иван Иванович поднял трубку.

— Это снова я.

— Чего надо?

— Нужна встреча с человеком, который делает визы.

— Я же сказал тебе, что он не хочет.

— Может, ты ему плохо про меня объяснил?

— А ты поди проверь.

— Я не шучу! Я сделал то, что ты просил. А ты...

— Я тоже сделал. И тоже то, что ты просил. Только тоя кому я передал то, что ты меня просил, — до лампочки.

— Значит, плохо передал.

— Как сумел.

— "Как сумел" меня не устраивает.

— Опять стращать будешь? Своим винтарем.

— Не только.

— А чем еще?

— Тем, что если ты нас не сведешь, я до него сам доберусь. И сравню, что говорил тебе я и что говорил ему ты.

— Не доберешься!

— Доберусь!

— Как?

— Посольство Швейцарии одно. Отдел, где визы в паспорта проставляют, — тоже один. И работает в нем не так много народу, чтобы не отыскать того, с кем ты дружбу водишь.

— Кто же тебе скажет...

— Мне... скажут!

— Ну и глупо будет, — забеспокоился Папа. — Потому что тогда ни мне, ни тебе.

— А тебе уже не надо.

— Почему?

— Потому что покойники в Швейцарию не ездят. Они не выездные.

— Пугаешь?!

— Ты же знаешь, я не пугаю. Я делаю. Если обещаю. Тебя убить — тебе я обещаю. Твердо, — раздельно проговаривая слова, сказал вошедший в образ Иванов. Так сказал, что даже майор Проскурин поежился.

— При чем тут я? Если это он, — поддался на угрозу Папа. Потому что исходила она из уст человека, который уже убивал. Умел убивать. И которому терять было нечего. — Это же он не согласился, а не я. Его и мочи.

— Кого? Ты мне скажи, кого...

— Он все равно не согласится встречаться.

— А ты ему скажешь, что мне есть чем его заинтересовать.

— Я говорил.

— Еще раз скажешь. И еще назовешь ему один номер.

— Какой номер?

— Не важно какой. Он поймет, какой. Скажешь, что за гражданство его страны я выложу еще больше.

— Гражданство? Ты говорил — за визу.

— Было — за визу. Теперь — за гражданство. Эти цифры меньше, чем на гражданство, не тянут. Мне не нужна виза. Мне нужно гражданство.

— Зачем?

— Мне в этой стране тесно жить.

Папа замолк. Заявка на гражданство была серьезной заявкой. Очень серьезной заявкой. Миллионной заявкой. Потому что когда Папа, по случаю, вел толковище за чужой паспорт, меньше миллиона баксов, вложенных в их экономику, с него не запрашивали.

Раз Иванов замахнулся на гражданство, значит, у него есть товар. Который тянет на зеленый «лимон». И та виза была не более чем туфтой. Поводом для встречи. На которой он начал бы базар за гражданство. Использовав его, Пану, как повод для знакомства с Импортным. С Джоном.

А теперь, когда Импортный дал от ворот поворот, Иванов выложил козырную карту, которую берег на конец игры. Но не последнюю, потому что другие приберег для встречи...

— Потревожь его, — показал на Трубку майор Проскурин.

— Ну ты что там, умер? До меня, — спросил Иванов.

— А если я откажусь? — снова спросил Папа.

— Я его все равно найду. И скажу, что ты был испорченный телефон. Между мной. И им. И из-за этого он не узнал то, что очень хотел узнать. И он сильно тебя за это не полюбит. Впрочем, тебя это волновать уже не будет... Круто Папу взяли. За жабры. Не дохнуть.

— Ладно, я понял. Я попробую поговорить с ним еще раз. Говори цифры.

— Ноль. Двенадцать. Сорок один. Запомнил?

— Запомнил.

— Повтори.

— Ноль. Один. Два. Четыре. Один.

— Ноль. Двенадцать. Сорок. Один, — сказал Папа.

— Куда вы звоните?

— На вокзал. В пригородные кассы, — сказал Папа. Что означало, что он будет ждать у пригородных касс.

Так его учил Импортный. Чтобы на «хвост» не сели менты. Вернее, чекисты, которые в сто раз хуже ментов.

Похоже, Джон клюнул. Потому что сказал «Куда вы звоните». Если бы он не захотел встречи, он сказал бы «Вы не туда попали». Как говорил почти всегда.

Видно, те цифирьки не простые. Видно, они что-то значат. Что-то такое особенное...

— На вокзал, — сказал Папа водителю. — Остановись здесь.

— Но до вокзала еще...

— Не базлай. Вставай где сказали.

Машина припарковалась в неположенном месте. Но это было неважно. Папа не парковался там, где надо. Папа парковался где удобно.

— Жди здесь. И вы ждите, — остановил Папа охрану.

— Мы не должны...

— Вы не должны делать, чего я вам не сказал. Я не сказал идти. Я сказал ждать. В машине.

Охрана захлопнула дверцы.

Папа пошел один.

Папа редко ходил один. Обычно Папа ходил с охраной. Либо под конвоем. Один он ходил только на сходки авторитетов. Так было положено. Ходить одному и пустому, без шпалеров и перьев. И еще ходил один сюда, на вокзал. Но не из-за того, что уважал Импортного так же, как авторитетов. И не из-за того, что за Импортным стояла самая богатая в мире страна. Просто Импортный был выгоден Папе. Потому что согласился на условия Папы. На розницу. Когда ты мне, я тебе. Без всякого протокола и росписей в ведомости.

А еще за Импортным стояли новые возможности. Которых Папа не понимал, но чуял нутром. Папа всегда чуял опасность и чуял выгоду. И потому принял правила предложенной игры. Со звонками, перезвонками, объявлениями в газетах, контрольными, когда никуда не идешь, но идешь, где надо и когда надо, встречами и прочими заморочками.

И еще с пригородными, как сегодня, кассами.

Папа шел не спеша, мелким ровным шагом. Как ходят в камере и ходят на прогулках. Потому что ходят не на расстояния, а на время. На срок.

Вот они, пригородные кассы. Вход. Пятое окошечко. Здесь, надлежало ждать. Но не более пяти минут. Потом уйти. Но если уйти, то обязательно пройти мимо газетного киоска.

Мудреные у них правила. Не как у людей.