Иван Иванович спрятал часы и постучал кулаком в переднюю стенку фургона. Удара не получилось. Удар вышел еле слышный.
Иван Иванович зашарил глазами вокруг, чтобы найти какую-нибудь случайную железку. Чтобы постучать... Но вспомнил о пистолете. Который болтался в кобуре под мышкой.
Он вытащил пистолет и стал им, на манер молотка, колотить в стену.
Машина затормозила. И остановилась.
Остановилась! Значит, они просто забыли. Или приехали. Или приехали туда, где... Тогда сейчас...
Иван Иванович робко шагнул из-за стены в проем открывшейся двери.
Фиксатый и Плюгавый метнули взгляды на руку. И на зажатый в ней пистолет.
— Ты это... Чего? — настороженно спросили они.
— Вы ехали лишнюю минуту, — нервно сказал Иван Иванович, боясь, что Фиксатый и Плюгавый теперь что-нибудь такое выкинут. Может быть, даже убьют его. Может быть, даже по приказу Королькова.
— Ты что? Ты что?! — заискивающе заулыбались, кривя побелевшие губы, братаны, не отрывая глаз от пистолета. — Ведь всего ведь минута! Одна минута! Ну ты чего, в натуре! Мы же не специально. У нас просто часы...
— Отвернитесь! — потребовал Иван Иванович.
Фиксатый и Плюгавый с видимой неохотой развернулис! И потянули руки вверх. Хотя их никто об этом не просил.
— Все! — прошептал сведенным от страха ртом Плюгавый. — Счас он нас в затылок! Гад! — И зажмурился.
Иван Иванович, пятясь и боясь братанов не меньше, чем братаны его, зашел за машину и... что есть силы побежал.
Хоть куда. Лишь бы подальше!
Но Фиксатый и Плюгавый его панического бегства не видели, потому что бежали в противоположную сторону. И не остановились до самого порога Папы.
— Он! Он нас, гад, чуть не кончил! Он хотел мести следы, Папа. И потому решил нас кончать.
— С чего вы взяли?
— С того! Он хотел зашмалять нас из своего шпалера.
— Если бы хотел — зашмалял.
Братаны злобно ощерились, но спорить не стали.
— Что он?
— Он? Он дьявол, Папа! Он так мочит! Так мочит...
— Подробней!
— Мы подъехали, чтобы кончать Туза, а тот не вышел. Туз, он хитрый. Он собаку выпустил, а сам за дверью встал. Так, чтобы его не было видно. Его вообще не было видно, Папа! А тот мочила знаешь, что удумал? Он такое удумал!
— Ну!
— Он его псину шмальнул. Он ее в лапу шмальнул! Со ста шагов! У нее же лапа с пачку сигарет. А он в нее пулю засадил...
— Зачем собаку?
— Так в том-то и дело, Папа! Он же собаку шмальнул, чтобы Туз из-за двери высунулся. Потому что она такой визг сделала... Туз, конечно, высунулся, и он ему пулю промеж глаз впаял. Прямо вот сюда. Он ему все мозги по стене разбрызгал. Он так шмаляет, Папа! Он собаку в лапу, а через секунду — Туза в башку. Я тебе точно говорю! Секунды не прошло! Это каким же надо быть, чтобы в одну секунду и собаку, и Туза! Это надо быть козырным стрелком. Он козырной стрелок, Папа! Он козырной мочила! У него после того даже руки не тряслись. Он после того, как Туза зашмалял, вот так прихлопнул. И так сделал, — показал Фиксатый. — Это какой-то такой жест! Это они так показывают, когда кончают. Как раньше зарубки на прикладе резали. Он из тех, Папа. Из мочил!..
«Очень похоже, — подумал Папа. — Когда в секунду несколько целей, это на него похоже. Верно сказал Фиксатый — козырной стрелок! Который не промахивается. Тогда, на пустыре, не промахнулся. И теперь не промахнулся!»
В Туза не промахнулся!
Нет теперь Туза! Кончился Туз!
И значит... И значит — остался только он — Папа!
Только он! А все остальное... А со всем остальным можно потом разобраться. И со всеми разобраться...
Глава 37
— Где он? — спросил подполковник Громов.
— В карцере. Как ты просил.
— Не буянил?
— Нет.
— Просил о чем-нибудь?
— Тоже нет. С тех пор как привезли, слова не сказал.
— Тихий, значит?
— Тихий.
— Вещи при нем какие-нибудь были?
— Были.
— Где они теперь?
— У меня в кабинете.
— Так что же ты молчишь? Давай показывай. Вещи лежали на столе. Небольшая сумка и две десятилитровые канистры.
— И все?
— Все.
— Канистры... Канистры-то ему зачем?
Подполковник приподнял одну из канистр и отбросил крышку. Канистра была пуста.
— Мы, понимаешь, тоже заинтересовались, зачем канистры. Ну и открыли.
— Что там было?
— Там... — чуть засмущался начальник сизо. — Там, понимаешь, вино было. Красное.
— Вино?!
— Ну да.
— Куда вы его дели?
— Да тут ребята... Давай, говорят, сделаем экспертизу. Ну и... не удержались.
— Сколько было вина?
— По полканистры. А в этой даже меньше.
— Почему по пол?
— Ну так, ведь ему еще в милиции обыск делали... Подполковник поднял одну из канистр. Несмотря на то что она была пустая, она была тяжелая.
— У тебя зубило есть?
— Какое зубило?
— Обыкновенное зубило. Или ножовка по металлу.
— Нет. Топор есть.
— Ну тащи тогда топор.
Подполковник поставил одну из канистр набок, приподнял топор и ударил острием по шву. Посредине канистры пробежала трещина. Подполковник сунул в нее топор и, надавив, развалил канистру на две половинки.
В одной из них с помощью припаянных к металлу скоб был прикреплен сверток.
— Ото, — ахнул начальник сизо. — А мы оттуда пили. Подполковник вытащил и развернул сверток. В нем лежали запаянные в полиэтилен пистолет Стечкина, патроны и две гранаты «РГД».
— Давай вторую канистру.
Во второй канистре был тот же набор плюс деньги. Дискет не было!
— Вы его обыскивали?
— Конечно!
— Ну и что?
— Ничего. Паспорт, деньги, личные вещи.
— А дискет, дискет не видели?
— Нет. Ничего такого.
Куда же он дел дискеты? Должны же они были у него быть! Не могли не быть! Если даже оружие...
— Вспомни, что у него еще при себе было? Только точно вспомни!
— Больше? Больше ничего. Канистры и сумка. Подполковник набрал отделение милиции.
— Что было изъято сегодня утром при задержании гражданина Борца?
— Что? Только канистры и сумка. А в сумке что? Понятно. Может, еще что? Ну там еда в пакете, книги, газеты? Тоже нет? Тогда ладно. Ладно, говорю!
Подполковник набрал номер отделения на вокзале.
— Вы платформы не осматривали? Потерянные вещи пассажиры вам не приносили? Тогда осмотрите. И урны тоже. И вообще все скрытые места. И еще обязательно бомжей потрясите. Да. На предмет обнаружения вещдоков. Которые преступник мог при задержании... Что искать? Все ищите. И обо всем, что найдете, сообщайте мне.
Подполковник положил трубку.
— Давай сюда моего задержанного.
— Охрана нужна?
— Охрана? Здесь нет. Мне с ним с глазу на глаз потолковать надо. А за дверью — обязательно.
— А если он?
— На случай «если» ты ему наручники надень. Пожестче.
— Ну как хочешь.
— Да. И еще надзирателям скажи, чтобы они при оружии были. А то мало ли что...
В замочной скважине заскреб ключ. Потом загремел засов. Потом дверь открылась.
На пороге стояли три надзирателя. С кобурами на боку.
— Выходи! — скомандовал один из них. — Руки назад. Капитан соединил руки за спиной. Услышал, как щелкнули браслеты. Почувствовал, как холодное железо больно впилось в запястья.
— Пошел. Капитан пошел.
— Направо. Налево. Стой. Надзиратель постучал в дверь.
— Товарищ подполковник...
— Введите.
Капитана Борца бесцеремонно пихнули в комнату.
— Если что, мы за дверью, товарищ подполковник. Капитан Борец стоял там, докуда его дотолкали.
— Проходи, капитан. Садись, — предложил подполковник. — Меня Александром Владимировичем зовут. А тебя? Капитан прошел. И сел.
— Не хочешь говорить?
Капитан не ответил.
Капитан выполнял инструкции, назначенные для рядового, сержантского и офицерского состава, оказавшегося в плену противника. Капитан отказывался давать показания. В той форме, в какой его учили. В общевойсковом пехотном училище. На курсах переподготовки. На спецкурсах. Во время учебных рейдов в тылу врага. И во время боевых рейдов.
