Никто из этой парочки не знал, что Дженсен за дверью. Если бы они хоть на мгновение заподозрили, что некий незваный гость прячется там, прислушиваясь в темноте, они бы поменьше кричали и больше позаботились о собственной безопасности. Однако эти двое ничего не подозревали. Дженсен двигался легко, как тень, и не выдал бы себя даже вздохом. Так что эти двое продолжали разговаривать, или, скорее, даже спорить, судя по интонациям.

В глубоком сумраке коридора Дженсен стоял ухом к щели света шириной в дюйм, падавшей из дверного проема. Его слух был устремлен к этой щели, при этом он не сводил утомленных, воспалившихся глаз от источника света, к которому двигался. В доме царила мертвая тишина, но он не исключал внезапного появления слуги, с такой же кошачьей поступью.

Им его не поймать. Ни за что. Сбесившийся в своей одиночке Хэммел убил во время их побега охранника, и, хотя лично он, Дженсен, не сделал ни выстрела, как ни крути, он оставался соучастником. Второе убийство погоды не делало. Он уже сел в камеру смертников за одно, а дважды его казнить все равно не смогут. Тем более он и не собирался возвращаться в камеру смертников. Мозгов у него хватит, а парней с мозгами не вешают.

Холодная и жестокая решительность светилась в его глазах, когда он, осторожно вращая белками, прислушивался. Вот толстый, среднего возраста человек в этой комнате. Он болтал о чем-то с седовласым стручком, который упрямо не соглашался с мнением толстяка. Предметом разговора была какая-то машина.

Толстяка звали Бленкинсоп, а своего собеседника он называл то Вэйном, то доктором. Машина, о которой Дженсен пытался получить представление сквозь щелку, была отлично отполированной и сложной штуковиной, чем-то напоминавшей панель компьютера, у которого вместо монитора было нечто вроде фена для сушки волос, из тех, что стоят в парикмахерских. Машина крепилась на кресле с высокой спинкой, и толстый провод от нее уходил в розетку.

— Ну, ладно, Вэйн, — брюзжал Бленкинсоп. — Положим, я соглашусь, что эта ваша жизненная сила — не что иное, как всепроникающая радиация, которую можно будто бы увеличивать и направлять куда угодно. Также принимаю ваше заявление, что эта техническая новинка может распылять эту самую жизненную энергию так же легко и просто, как кварцевая лампа может распылять свои оздоровляющие лучи. — Он похлопал по своему изрядных размеров животу, пососал сигару, втянув пухлые щеки. — Ну и что с того?

— Я уже неоднократно повторял вам, — недовольным тоном отвечал Вэйн, — что громадный рост духовной силы позволяет освободить душу.

— Да, да, я знаю. — Бленкинсоп выкурил полдюйма сигары в одну затяжку. — Я слышал о подобных фокусах мистиков: всяких там раджей, лам, хам, свами и прочих. С одним даже был знаком лично. Называл себя Радж Свами Аладжар. Заявлял, что может освобождать свое астральное тело и летать повсюду со скоростью реактивного самолета. Все это, конечно, было чепухой и настоящее имя его Джо О'Хэнлон. — Улыбкой толстяк выдавил на лице сразу три подбородка. — Однако техническая новинка, изобретенная таким высококвалифицированным специалистом, как вы, не могу отрицать, может быть весьма удачна.

— Она и есть — перед вами, — агрессивно заявил Вэйн.

— Не горячитесь, — посоветовал Бленкинсоп. — Я почти готов субсидировать вашу заявку без испытаний. — Он легко взмахнул в воздухе пухлой рукой. Крупный алмаз на среднем пальце засверкал бриллиантовыми гранями и вызвал ответный блеск в глазах за дверью, — Я ставлю на вас. Я всего лишь простой, честный работяга, заслуженный эксплуататор чужих мозгов. Моя компания делает ставки на вашу способность производить вещи, заслуживающие финансовой поддержки. Зная это, вы должны оценить, что в наших взглядах есть существенная разница.

— Не придавайте этому значения, — сказал Вэйн. — Мы ведь уже работали раньше совместно.

— Причем к обоюдной выгоде, — подчеркнул Бленкинсоп. — И вот сейчас я посмотрел на этот предмет с вашей точки зрения и воспринял это как блестящую идею, пришедшую вам в голову. И также согласился с тем, что эта штука нужна. Наконец, я смирился с мыслью, что она будет стоить мне денег, причем еще больше денег потребуется, чтобы пустить ее на поточное производство. Отсюда весьма значительный вопрос: может она возместить мне хоть в какой-то мере расходы? — Он перевел взгляд с Вэйна на его аппарат и обратно — на изобретателя. — Ну как, сможет?

— Деньги, деньги, деньги, — посетовал Вэйн с расстроенным видом. — Неужели все зависит только от денег?

— Да.

— Но ведь это может освободить душу любого человека. Это главное достижение.

— Кому нужно освобождать душу? Кто будет платить за это и сколько согласится заплатить? Черт возьми, в наше время, когда и свиньи могут летать, кому может понадобиться автоматический освободитель души? Если я соберусь проведать Мейзи на юге Франции, я отправлюсь туда собственной персоной, во плоти, крови, одежде и при всем прочем. А какой смысл посылать ей мое астральное тело? Она получит мало приятного от общения с призраком.

— Вы забываете, — сказал Вэйн, повышая голос, — что прирост жизненной силы настолько велик, что личность, на которую произведено воздействие, может выйти из своей оболочки и в буквальном смысле овладеть любым живым телом по своему усмотрению, вышвырнув оттуда навсегда личность первоначального владельца — если, конечно, тому не удастся получить с помощью аналогичного воздействия равную или большую ментальную энергию.

— Так это обмен телами, — подвел итог Бленкинсоп с очередной, утопающей в жире, усмешкой. — В свое время вы изобрели три или четыре превосходные штуковины, но на сей раз дали маху. Мне не выжать даже двух процентов доходов из механического телообменника, и я совсем не заинтересован в этой вещице.

— Попробуйте взглянуть на это с другой стороны, — запротестовал Вэйн. — Я рассматриваю лишь легальный, узаконенный обмен одного тела на другое.

— Легальный? — Бленкинсоп поперхнулся дымом. — Какие тела можно конфисковать легально? И в чью пользу? — Он ткнул Вэйну в живот толстым пальцем. — Кто станет платить за трансфер личности из одного тела в другое, кто собирается при этом получить деньги и где начинается мой интерес?

С нескрываемым отвращением взглянув на собеседника, Вэйн холодно сообщил:

— В прошлый четверг умер Коллистэр. Он был ведущим мировым специалистом в области лечения рака. И в тот же день казнили Бэтса Мэлони, преступника. Мозг Коллистэра продолжал функционировать до последнего момента, но физически тело исчерпало себя, отдав всю жизненную энергию на службу человечеству. Мэлони умер как непоправимо испорченная и асоциальная личность, обитающая в грубом, но сильном и вполне здоровом теле.

— Понятно, — уступил Бленкинсоп. Он потянулся за шляпой. — Если вы на верном пути, то засунете Коллистэра в оболочку Мэлони. Я не собираюсь обсуждать научные стороны вашего открытия, поскольку уверен в вашей компетентности. Но у меня есть и свои законные интересы. Я не собираюсь тратить время на спонсирование всяких там технических диковин. Я провожу свое время в этом широком и изменчивом мире. Примите совет от жалкого грешника: вы не получите законного одобрения на столь рискованное предприятие, особенно если начнете агитировать за него до головной боли.

— Но я…

— Довольно мальчишества! — распорядился Бленкинсоп, давая понять, что его терпение иссякло. — Вы слишком большой идеалист, чтобы выпускать вас из детского сада. Я не смогу этим заработать даже на сигары, не говоря уже о кучах золота. — Глаз за дверью сверкнул — и исчез, едва короткая толстая рука тронула ручку двери. — Надеюсь, вы подыщете какой-нибудь новый ход в области стереоскопического телевидения, с которым в последнее время так долго и безуспешно возились. На это уже ушла куча денег. Публика ждет — и кто мы такие, чтобы не учитывать нужды публики? Но если вы предложите мне еще одно несусветное изобретение, я умру от смеха!