— Позвольте полюбопытствовать удостоверением? — спросил он отчужденно.
Я дал ему удостоверение, он внимательно его осмотрел. Крякнул и вернул, виновато скривившись.
— Я только на всякий случай. Моя нынешняя работа учит бдительности, знаете ли... Вы говорите, в Краснодаре? Между прочим, прекрасный город. Там, на Кубани, теперь открываются большие возможности.
— Почему же вы оттуда уехали?
— Как вы понимаете, не по своей воле, — со вздохом отвечал Люсин.
— А по чьей?
— Был там один жуткий мерзавец по кличке Щербатый, — стал рассказывать Люсин. — Он меня терроризировал. Просто проходу не давал!
— Не надо гнать туфту, Люсин, — сказал Грязнов. — Ты уехал после убийства Щербатого. В деле есть твой допрос.
— В самом деле?— переспросил Люсин.— Значит, я что-то путаю.
— Послушайте, Люсин, — вмешался я, — вы верите, что мы можем значительно осложнить вашу жизнь?
— Верю, — тотчас ответил Люсин.
— Поэтому давайте начистоту. Что произошло в тот вечер?
— Это было так давно, — стал ныть Люсин. — И потом, я все уже рассказывал следователю. Я не понимаю, что вы от меня хотите.
— Так, — сказал Грязнов. — Ладно, Саша, оформляй задержание. Я сам буду его конвоировать.
— Но у вас нет оснований! — вскрикнул Люсин.
— У нас есть основания, — сказал я. — Речь идет об особо опасном государственном преступлении. Не мне вам рассказывать, как нетрудно сейчас засадить в кутузку любого человека, тем более того, против которого есть улики. А против вас улик предостаточно! Так будете рассказывать?
— Конечно, буду, — буркнул Люсин.
...В тот вечер собравшаяся компания вовсе не представляла собой дружный коллектив собутыльников. Одна половина собравшихся угощала другую половину. Первая половина — местные шулера и аферисты, а вторую составляли люди дела, уголовники насильственного уклона. Это была попытка объединить усилия в совместном противостоянии хаосу. Володя Райзман мыслил себя лидером, он надеялся организовать солидный рэкет, и мысли у него были подходящие. Ашот Маркарян брал на себя производственную сферу, а Люсин устремлялся в просторы биржевых спекуляций. Им нужно было солидное прикрытие, и они собирались прикрыться ребятами Щербатого. Все шло к согласию, когда на вечеринке появились незнакомцы. Двое серых, неприметных молодых парней, которые представились Щербатому, назвав несколько имен уголовных авторитетов. Казалось, они заявились только для того, чтобы посидеть у огонька и выпить на халяву. Как бы не так! Люсин сразу почувствовал с их стороны волну недоброжелательности. Он бы с радостью ушел, но это было невозможно. Новые парни как-то быстро оказались лидерами компании, и с их стороны стало ощущаться жесткое давление. Одни уголовники ничего не замечали, привыкшие к такой форме отношений. Наконец возникла тема милицейского расследования капитана Ратникова, который как раз копал и под Володю Райзмана, и под Анюта. После разговоров о том, какой негодяй этот самый капитан, кто-то из вновь пришедших сказал, что капитан этот нынче в своем доме за городом, и хорошо бы было его проучить. Все дружно поднялись и отправились на трех машинах за город — проучить капитана. Никто ясно себе не представлял, во что это может вылиться. Лично он, Люсин, полагал, что все ограничится угрозами. Но вышло иначе.
Парни эти были почему-то очень злы на несчастного капитана. Сначала они действительно его только пугали, требуя от него чего-то...
— Стоп! — сказал я. — Тут очень важный момент. Чего они от него требовали?
— Я не очень понял, — признался Люсин. — Речь шла о том, что он куда-то влез, куда ему влезать не следовало. Кажется, они от него что-то требовали.
— Бумаги, вещи, драгоценности? — спросил я.
— Что-то такое необычное, — сказал Люсин. — Я перепуган был до смерти, не запомнил.
А дальше началось ужасное. Один из парней стал колоть ножом сына капитана. Сначала только пугая, а потом очень серьезно. Остальное Люсин помнил плохо: хохотал Щербатый, хрипел чего-то капитан, плакали и кричали дети. Потом Люсина увели в машину и увезли. Так для него все кончилось в тот вечер.
— Но продолжилось потом? — спросил я.
— Да, — вздохнул он.
Уже на другой день после этого ужаса его навестил Володя Райзман и объяснил, что парни, которые втянули их во всю эту заваруху, очень крутые. Что дело это надо забыть как можно скорее, а еще лучше и вовсе свалить. Если дойдет до серьезных разборок, они грозят перестрелять всех свидетелей. Этой же теме был посвящен вечерок в загородном ресторане, где помимо жуликов был и Олег Арбузов по кличке Жбан, тоже присутствовавший на памятной вечеринке. Жбан рассказал, что Щербатый говорил об этих парнях как об очень деловых, но в то же время выходило, что это заезжие исполнители и задерживаться в Краснодаре они не собирались. Однако расследование шло серьезное, и участники дела долго еще чувствовали себя неспокойно, не решаясь предпринимать что-либо. Лишь после убийства Щербатого они сообразили, что расправа началась, и, не сговариваясь, бросились в разные стороны.
— Так можете вы меня обвинить в том, что я поменял имя?— спросил Люсин, напрашиваясь на сочувствие.— Учтите, до меня дошло, как они поступили с Колей Савельевым и Пеплом.
Я знал, о чем он говорит. Николай Савельев и Андрей Овчинников, по кличке Пепел, были первыми жертвами «Макарова» в районах ближней досягаемости. Он еще не знал о гибели Жбана и остальных.
— Я не очень понимаю, почему они вас преследуют, — заметил я. — Дело давно прекращено, да и знаете вы не так уж много.
— Я тоже не понимаю, — сказал Люсин. — Но что это меняет? Мы ничего не понимаем, а они нас стреляют.
— Вы твердо убеждены, что это те самые крутые парни,
Да?
— Еще бы не убежден! — сказал он. — Вы извините, но я их видел. Это двое профессиональных убийц, у них в глазах пустота.
— Но они не были знакомы ни с кем из вас?
— За всех не ручаюсь, — сказал Люсин. — У меня было подозрение, что Щербатый их знает. Когда он попытался поприветствовать их, они сразу начали представляться, чтобы он знал, что они пришли под другими именами. Это уловил не только я, даже Жбан почувствовал. Но он говорил, что Щербатый боится их не меньше нашего.
— Вы сказали, они начали представляться,— обратил внимание Грязнов. — Что-нибудь вспоминается или как?
— Это был набор каких-то кличек, — объяснил Люсин. — Дескать, тебе передавали поклон такие-то и такие-то. Ничего не запомнилось.
— Ладно, Люсин, — сказал я. — Как будем дальше жить?
— Честно, — сразу ответил Люсин. — Я ведь уже полгода как Луценко.
— А как вы на таможне оказались? — спросил Грязнов, посмеиваясь.
— Через друзей,— сказал Люсин.— Надеюсь, вам не нужны фамилии? У меня так много друзей, что я их постоянно путаю.
— Не заблуждайтесь, Григорий Яковлевич, — сказал я. — Меня вовсе не умиляет ваша житейская ловкость. Уверен, что здесь тоже есть в чем покопаться. Но мне некогда, и я оставляю, вас на месте без последствий. Имейте в виду, я сильно надеюсь на ваше сотрудничество.
— И правильно делаете, — серьезно кивнул Люсин. — На меня можно положиться. Кстати, вам машина шифера не нужна?..
Грязнов лениво потянулся, оглядываясь вокруг.
— Хорошие у вас места, — сказал он. — Остаться, что ли, разобраться с этой машиной шифера, а?
— Я пошутил, — деланно улыбнулся Люсин.
— Сидите здесь и не вздумайте дергаться, — предупредил я. — Я не буду ничего сообщать местным органам, но контроль будет налажен, имейте в виду.
— Как говорит наш Дроздов, вы у нас на дискете, — подсказал Грязнов.
— Как вы сказали? — неожиданно заинтересовался Люсин.
— Это шутка, — объяснил Грязнов.
— Да, я тоже веселый человек, — согласился Люсин. — Так вот вам мой подарок в дорогу, господа. Эти парни требовали у Ратникова какую-то дискету. Честное слово, понятия не имею какую.