Это имя — «Манфред».

«Здравствуй, Сережа.

Как давно я не писала тебе. Наверное, с тех пор как перебралась сюда, на Вольфсганг-штрассе. Помнишь, весной я рассказывала тебе про переезд?

За эти месяцы многое изменилось. Работы стало заметно меньше, а зарплату наоборот — повысили, потому что теперь у меня в подчинении две девушки, обе — мигрантки из Швеции: Шорех и Зейнаб.

Знаешь, в отличие от нас, русских, эти европейцы крайне легки на подъем и практически не имеют чувства родной страны или родного города: скитаясь в пределах Единой, они в любую секунду готовы сменить место жительства ради незначительных льгот или более привлекательной работы. Иногда я даже немного им завидую — ты ведь помнишь, как я переживала, когда уехала из России?

Как я уже тебе писала, район, где я живу, очень хороший. Здесь очень много зелени, а главное — тихо, хотя до центра всего несколько кварталов. Мне до сих пор нравится гулять по Цайль, Рёмерберг или набережной: среди шумной толпы туристов не чувстувуешь себя одинокой, а, кроме того, иногда там можно встретить коренных европейцев, хотя сейчас, говорят, их здесь уже почти не осталось.

Ты, наверное, удивляешься, что я говорю — «одинокой», но, увы, это действительно так, хотя казалось бы, всё должно быть совсем наоборот. Ведь теперь мы видимся с Хасаном почти каждый день. Последнее время он всё чаще заводит время о браке и о том, как было бы здорово, если бы мы жили вместе. Но ты знаешь, Сережа, непонятно почему, но во время таких разговоров у меня часто возникает смутное предчувствие какой-то большой беды или катастрофы. И это очень странно, ведь Хасан — очень добрый и хороший человек.

Извини, я пишу, наверное, немного сбивчиво. Просто сейчас я очень взволнована, как если бы произошло нечто важное. Хотя, возможно, так оно и есть.

Позавчера вечером, на стоянке перед универсамом я случайно познакомилась с одним человеком. Он русский. Его зовут Леонид. Мы сначала разговаривали, стоя прямо на улице, перед «Аль-Майя», а потом он пригласил меня поужинать. И ты знаешь, я поехала, не думая в тот момент ни о чем и ни о ком, и даже забыла о Хасане.

Леонид оказался очень интересным собеседником. Он значительно старше меня, много поездил по миру, многое повидал. Сейчас он живет в США, занимается гостиничным бизнесом, но ты знаешь, Сережа, в нем ощущается присутствие чего-то большего, нежели во многих других людях его возраста и его положения.

В нем есть какой-то скрытый дух, какая-то мощная сила, которая, кстати, всегда была присуща и тебе. Может быть, в этой его схожести с тобой и кроется разгадка того колоссального впечатления, которое Леонид произвел на меня?

Ведь мне так не хватает тебя, Сережа. Особенно последний год. Иногда меня охватывает такое отчаяние, что хочется со всех ног убежать отсюда, из этого вечно сонного европейского «санатория» и вернуться домой, чтобы быть поближе к тебе и к тому, что тебе дорого.

Леонид сделал мне неожиданное предложение. Он хочет, чтобы я взяла выходные на работе и полетела с ним в Майами. Он говорит, что если я узнаю его получше, увижу, как он живет и к чему стремится, то у меня навсегда отпадет вопрос о всех прочих женихах. Леонид сказал мне, что я создана для него, а он — для меня.

Когда он говорил об этом, я испытывала странное чувство, похожее на наваждение. Мне казалось, что это не он зовет меня с собой, а ты, Сережа.

Лёня очень интересный и очень приятный человек, но пока я не вижу его рядом с собой. Вместе с тем, какая-то мистическая сила неодолимо тянет меня вслед за ним, словно магнит, который в итоге приведет меня не к нему, а к тебе. Такой вот необъяснимый парадокс.

Итак, завтра, во вторник, я улетаю в Америку. Сначала Нью-Йорк, затем Филадельфия (у Лёни там какие-то дела) и, наконец, Майами. А через две недели я вернусь домой во Франкфурт.

Сразу по возвращении я напишу тебе подробное письмо о поездке. И хотя ты не пошлешь мне ответного письма, я знаю, что ты обязательно найдешь какой-нибудь способ сообщить мне свое мнение относительно Леонида, и того, как вообще мне стоит со всем этим поступить.

На этом я ненадолго прощаюсь с тобой, мой дорогой и любимый брат. Я знаю, что там, где ты сейчас — в царстве вечного покоя и вечного счастья — нет места горю и невзгодам.

И поэтому, Сережа, я, как и всегда, прощаюсь с тобою без слез. Я прощаюсь с улыбкой.

Лера».

— То есть, насколько я понимаю, денег у вас нет?

Подойдя вплотную к окну, Игорь остановился и, наклонившись вперед, оперся об оконную раму лбом, словно хотел увидеть рассвет сквозь серую светозащитную пленку.

— Или я понимаю неправильно?

— Послушай, браза… Деньги у нас есть, — начал было Лёха. — Но всё дело в том…

— А ты заткнись. И сиди тихо, — произнес Игорь, не повышая голоса. — Во-первых, потому, что этот вопрос задан не тебе, а во-вторых, у тебя ещё будет шанс сегодня выступить. Итак?

Он тяжело вздохнул и медленно обернулся к Лере.

— Деньги. Я всего лишь хочу знать. Где мои деньги?

— Я тебе уже сказала…

— А мне плевать на то, что ты сказала! — отрезал Игорь. — Сначала я хочу услышать про свою долю от обещанных денег, а уже потом — про всё остальное. И учтите…

— Игорь!

— … учтите, «сталкеры», что игры закончились. Я забираю контейнер и ухожу. Через минуту я просто беру рюкзак и исчезаю. Вам понятно это? Поэтому сейчас давайте лучше говорить про деньги, если, конечно, вам есть что мне сказать…

— Хорошо! — воскликнула Лера, поднимая вверх обе руки. — Хорошо! Про деньги — так про деньги. Только прошу тебя, пожалуйста, сядь рядом со мной и успокойся…

— Успокоиться?! — он чуть не задохнулся от возмущения. — Ты говоришь мне, чтобы я успокоился! Ты — мне?!

— Но, браза… — пошевелился на своем матрасе Лёха. — Может, и правда…

— Заткнись, я сказал!

Тут Игорь заметил лежащий на полу возле матраса автомат и, подойдя, отодвинул его ногой. — И ствол не трогай, пока я не уйду. Ты понял?

— Да, да… Понял, конечно… Я и не трогал, — испуганно проговорил юноша. — Ты чего…

— Очень хорошо. А теперь я слушаю!

— Восемьсот. Восемьсот тысяч фунтов, — негромко произнесла Лера. — Но это ещё не всё…

— Что?! — прошепал Игорь. — Восемьсот тысяч, ты сказала?! За восемьсот тысяч мы сделали это? Но ведь столько народу погибло… Ты, вообще, в своем уме?! Ты…

— Да успокойся же ты, наконец! — сорвалась Лера на крик, приподнимаясь со стула. — Успокойся! И дай мне сказать… А потом уже ори, сколько влезет. Если желание не пропадет к тому времени…

— Сейчас моё желание — это просто взять и…

— Десять минут! Дай мне только десять минут! — упрямо повторила она. — А потом делай что хочешь: забирай Колбу, уходи — мы не станем тебя удерживать…

— Отлично. Десять минут… Ну, что ж, — сделав глубокий вдох, Игорь пододвинул к себе второй стул и сел прямо напротив Леры. — Говори, я тебя слушаю. И даже не засекаю время.

— Спасибо…

Она чуть подалась вперед, и тусклый свет лампы осветил её бледное, с обострившимися чертами, лицо, усталую вымученную улыбку и осунувшиеся глаза, в которых стояли слезы.

— Скажи, ты когда-нибудь слышал о Похэнау?

— О чём?

— Полное название: «Природная аномальная зона Похэнау».

— Нет, конечно, — хмыкнул Игорь — Я такими бреднями не увлекаюсь.

— Хорошо. Только Похэнау — не бредни, а многократно доказанный научный факт. Вернее, существование «зоны Похэнау» многократно доказано, но наукой пока не объяснено…

— Да мне без разницы. Что дальше?

— Несколько лет назад одна американская строительная компания, а именно «Вэйхарт Билдерс», получила подряд от правительства Парагвая на какие-то работы, связанные с дорожным строительством. Самый обычный подряд: они должны были не то снести часть горы, не то наоборот чего-то там насыпать, сейчас это уже не важно… Важно то, что в процессе этих работ они обнаружили аномальную зону, которую назвали «Похэнау» по имени ближайшего населенного пункта.