Что он и делает.

Позже его преследователи расскажут Монаху, что Бобби Зет улетел – чтоб мне лопнуть, улетел! – прямо по воздуху. Повис на краю гондолы, отпустил руки – и полетел в вагончик, спускающийся вниз.

Они расскажут Монаху, что вдруг там, наверху, словно бы открылся цирк братьев Ринглинг, Барнума и Бейли, потому что те немногие, кому посчастливилось это лицезреть, ахнули в точности как в цирке, когда зрители думают, что парень на трапеции навернулся, на хрен, а сетки под ним нет. В зоопарке Сан-Диего сетки уж точно нет, только твердая земля, и ограды с заостренными прутьями, и кровожадные животные, и прочее в том же роде. Один из киллеров даже говорил Монаху, что видел, как львы в ожидании подняли головы, когда Зет выпрыгнул из вагончика, но Монах не поверил. Так или иначе, любой, кто выскочит из гондолы в зоопарке Сан-Диего, вряд ли взмоет в воздух и полетит – раз-раз, а уж прыгать из вагончика, идущего вверх, в тот, что идет вниз, – такое может попытаться сделать разве что идиот или полоумный.

Или живая легенда.

– Теперь понимаю, почему этого парня считают легендой, – скажет один из убийц Монаху, и Монах, хоть и не поверит тому, что они наболтали, все-таки будет задет этим замечанием.

– Он улетел, – с суеверным трепетом добавит киллер. – Как Супермен.

В общем, люди, в том числе и Тим, кричали, когда он выпрыгнул из вагончика, и всем (особенно Тиму) казалось, что он долго парил в воздухе, а потом схватился за край гондолы, идущей вниз, и удержался кончиками пальцев. А два парня, которые на него охотились, были слишком потрясены, чтобы стрелять – это было вовсе не трудно, – правда, за происходящим в это время чрезвычайно внимательно наблюдали уже несколько десятков человек.

Люди вопят, львы рычат, слоны трубят, охрана бежит, а Тим наконец подтягивается и валится на пол вагончика как мешок.

Но он жив.

По крайней мере – пока. Тим знает, что, едва он доедет донизу, там уже его будут поджидать копы, а значит – опять в каталажку, а это – смерть. И потом, мистер «Морской мир» сейчас наверняка яростно развинчивает свою снайперку и торопится вниз по холму, чтобы поздравить Тима с благополучным завершением путешествия.

Ему ничего не остается, кроме как снова прыгать, пока он не доехал донизу. Тим дожидается, пока вагончик не снизится футов до десяти, а потом выполняет роскошный прыжок, надеясь только, что внизу, в вольере, находится или кто-нибудь вроде Бемби, или зверь, который уже пообедал.

Там оказался какой-то необычного вида олень, смертельно испугавшийся, когда с неба упал человек. Мгновение он смотрел на Тима и стремительно унесся прочь. Тим смекнул, что это отличная идея, и начал карабкаться на ограду.

Тиму слышится «топ-топ» ног охранников – звук, знакомый с юности, – они бегают вокруг, разыскивая его, поэтому когда он наконец перелезает через изгородь, то забирается в густые бамбуковые заросли и пытается проложить путь к дорожке на другой стороне, откуда, может, удастся удрать.

Пройти через бамбук – настолько хорошая мысль, что снайперу она тоже приходит в голову, и они оба немного удивляются, когда сталкиваются чуть ли не лицом к лицу. Тим наносит ему три резких удара, парень падает. Тим продолжает движение, думая: пошли все на хрен, если выберусь отсюда, найду ребенка и двину в Орегон. А пока ты Бобби Зет, приходится драться со всем миром.

Так что он решает заодно уж начать новую жизнь. На что жить – другой вопрос, и он думает, не заехать ли ему по пути в Палм-Спрингс.

Но сначала нужно найти Кита, потому что, хотя умнее было бы просто смыться отсюда, бросив ребенка, сейчас не тот период в его жизни, чтобы начать поступать с умом.

И вообще он просто не может так поступить – и все тут. Наверное, это как-то связано с контролем над импульсами – старая история, поэтому, хотя он вздрагивает, услышав вопли копов в бамбуке: «Мы его нашли! Он ранен!» – Тим направляется не к выходу, а наверх, к гориллам: вдруг Кит туда вернулся?

Однако тот не вернулся, и Тим совершает стремительный обход животных всего мира: минует горилл, орангутангов, шимпанзе, остальных приматов, пересекает степи Азии, пробирается сквозь индийские джунгли, спускается на пляж с гиппопотамами, заглядывает в домик со змеями, но Кита так и не находит.

Тим в панике. Он даже не вспоминает, что киллеры, возможно, кружат рядом, разыскивая его, у него сейчас словно шоры на глазах: перед ним маячит лицо мальчишки, и он не может его найти. Он видит указатель – «Здесь гладят зверей» и мчится туда, думая, что ни один ребенок на свете не устоит против того, чтобы погладить козлов, овец и прочих пахучих тварей, но Кита и здесь нет. Теперь Тиму кажется, что Монах как-то пронюхал про ребенка и захватил его в заложники.

И Тим, выходя на стоянку, уже подумывает: не позвонить ли Монаху, заключить с ним сделку, а потом прострелить мерзавцу коленки? И тут понимает, что не может вспомнить, где оставил машину.

Парковка – размером примерно со штат Род-Айленд, а он не помнит, где оставил автомобиль!

Какая-то там была птица.

Приложив некоторые умственные усилия, он представляет лицо мальчишки, когда тот сам себе повторял: «Страусиный ряд». Тим осматривается, находит глазами изображение страуса на шесте и направляется к машине, помня только, что все ключи – у Кита, и тут он видит, что мальчишка сидит на пассажирском месте.

С белым пластиковым пакетом на коленях.

– Ты ранен, – осуждающе замечает Кит, когда Тим со стоном валится на водительское сиденье.

– Кажется, я тебя просил подождать около горилл.

– Хорошо, что я не стал, – произносит Кит, показывая на пакет.

– Откуда ты его взял?

– Я пошел за тобой к слонам.

– За мной?!

– А потом следил за парнем с белым пластиковым пакетом, – продолжает Кит, – а потом – схватил пакет и убежал.

– Тебе не надо было этого делать.

Кит качает головой:

– Никакой парень не станет гнаться за ребенком по зоопарку. Подумают, что он извращенец, и побьют его.

Онемевший Тим какое-то время смотрит на мальчишку и наконец сообщает:

– Мы переезжаем в Орегон.

Кит отдает ему ключи.

Джонсон сидит в хижине уже несколько часов и начинает беспокоиться, что Бобби, может статься, почуял западню и свалил. Эта мысль бесит Джонсона, ведь он так старался быть осторожным! Он даже решил не входить через переднюю дверь, потому что у Бобби тоже могло хватить осторожности оставить на двери волосок или еще что-нибудь в этом роде и, вернувшись, его проверить. Так что Джонсон не поленился пролезть в заднее окошко, и вот теперь он сидит здесь, на коленях у него винтовка со взведенным курком, а нужный ему человек, может, и не появится.

Такая же мысль приходит в голову Бум-Буму, который весь день тянул пиво, поедал свиные шкурки из пакетика и ждал, когда эта пидорская лимонно-зеленая тачка загромыхает по дороге. Темнеет, и Бум-Бум уже угрюм и пьян, пьянее, чем положено человеку, намеревающемуся вот-вот совершить убийство, пусть и на расстоянии с помощью пластита. Он даже не сразу реагирует на шум двигателя приближающейся машины.

А Джонсон видит фары, сворачивающие на парковку. Лучи скользят по окну и исчезают, когда машина заворачивает. Джонсон сидит в кресле и, черт побери, почти перестает дышать, так боится, что Бобби Зет его услышит. Джонсон встает и осторожно движется вдоль стены. Он слышит, как машина останавливается, мотор смолкает, и поднимает винтовку к щеке, ожидая, пока этот сукин сын войдет в дверь.

Слышит, как открываются дверцы машины, потом одна захлопывается, и мальчишка кричит:

– Я сам открою дверь!