— Но если ты выбрал дом, куда меня повел, наугад, — не отставал я от Джоуи, — то почему позднее решил, что я в опасности?

Джоуи залился краской, все трое старались в мою сторону не смотреть. Наконец Джоуи вымолвил:

— А вот когда я сказал Барни о том, что сделал, он был очень доволен. И я сообразил, что вы в опасности.

Жалкая увертка. Я, однако, притворился, что поверил ей, и просил Джоуи рассказывать дальше.

— И вот мы — то есть я и папаша — начали следить за этим домом и днем, и ночью. И неделю-другую спустя услышали на задах дома ваши крики и стук, а слуги нам объяснили, что там держат беднягу — помешанного мальчонку и что никому не велено обращать на него внимание, какой бы шум он ни поднимал. Мы здорово обеспокоились, но как вас оттуда вызволить — не могли придумать. И вот однажды ночью — три-четыре дня тому назад — я сторожил на улице и увидел: подъехала карета, в дом вошли люди, потом вышли обратно, крепко вас удерживая, и втолкнули в карету. Я бежал за ней всю дорогу до Клэптона. Потом вернулся сюда и рассказал мамаше и папаше, куда вас забрали.

— А мы догадались, что это за место, — вмешалась миссис Дигвид, — и нам захотелось вас оттуда вызволить как можно быстрее. Я тогда пару дней провела в ближайшем кабачке, надеясь подружиться со слугами, которые туда забегали промочить горло.

— Моя супружница ловко умеет заводить знакомства, — вставил мистер Дигвид.

— У меня появилась мысль наняться прачкой: все последние годы я на жизнь стиркой зарабатываю. Но мне сказали, ничего не получится — белье они на сторону отправляют. А потом, — миссис Дигвид понизила голос, и лицо ее сделалось серьезным, — два дня назад одна из служанок, с которой я сошлась поближе, пришла и говорит: мол, в доме мертвец и не могу ли я обрядить? Я, конечно, сказала, что могу, и это чистая правда: мне это дело не раз приходилось делать. — Голос ее задрожал, и она немного помолчала. — Девушка отправилась с кем-то переговорить, потом вернулась и сообщила мне, что все устроилось. Но только в тот же день сначала должен был провести дознание коронер. А происходило это в комнате наверху той же самой распивочной. Я туда поднялась и просидела за стенкой. Конечно, я не знала, что это ваш бедный батюшка, но тут же смекнула — вот и способ пробраться в дом.

— Как он умер? — спросил я.

— Он в ту ночь ухитрился высвободиться, — медленно проговорила миссис Дигвид, — разбил бутылку и… — Она запнулась. — Одному из надзирателей велено было сказать, что он не закрепил цепь так, как следовало. Коронер заключил, что надзирателям впредь необходимо обращаться с подопечными построже. Он даже высказал предположение, что надзирателя подкупили.

Роковой соверен! Та самая монета, которую мне вручил Дэниел! А я из лучших побуждений передал ее Стиллингфлиту — в надежде, что она поможет облегчить участь несчастного страдальца. Что ж, так оно и вышло.

Помолчав, миссис Дигвид продолжила:

— А вчера вечером, когда вы вошли, я вас сразу узнала и поняла, что усопший — это ваш отец. Сообразила, как вас пытаются запугать, чтобы с ума свести. И постаралась внушить доктору мысль оставить вас возле гроба на всю ночь.

Мистер Дигвид расхохотался и, кивнув мне, словно желая указать на изобретательность своей супруги, перехватил нить повествования:

— Приходит она ко мне второпях — а уже к полуночи близко! — и велит немедля найти лошадь с повозкой и скакать туда вместе с Джоуи до рассвета. Втолковала мне, что и как делать: я должен был назваться ночному сторожу посланцем от «Уинтерфлада и Кронка». Мы с Джоуи тотчас наладились к Джерри Избистеру, а ему — по счастью — лошадь в ту ночь не требовалась. Но его здорово разобрало любопытство: должно быть, ломал голову, не занялся ли я тоже труповозным ремеслом.

— А ты, собственно, им и занялся, — вставила миссис Дигвид.

— Ну да, сдается мне, что так, — задумчиво проговорил мистер Дигвид, а потом заключил: — Остальное, мастер Джонни, вы знаете.

— Вы спасли мне жизнь, — воскликнул я.

Какими бы мотивами Дигвиды ни руководствовались, отрицать это было невозможно.

Но к чему сводились эти мотивы? Вероятно, к деньгам. По обстановке жилища и скудости завтрака нетрудно было судить об их крайней бедности: значит, кто-то оплатил им наем повозки Избистера.

— Ну, раз уж до этого дошло, мастер Джонни, я не думаю, что вы теперь в полной безопасности, — заявила миссис Дигвид. — Эти люди из дома умалишенных, они ведь по-прежнему хотят вас поймать, разве не так? Джорджа они видели, а много ли в Лондоне похожих на него?

Меня посетила та же мысль, однако больше всего я был поражен искренностью, с какой миссис Дигвид выразила заботу обо мне.

— И к тому же они видели надпись на повозке, — заметил Джоуи.

— Джерри скажет, что ее забрали без его разрешения, — возразил мистер Дигвид.

Дигвиды были правы. Опасность для меня отнюдь не миновала. Хотя до вечера было еще далеко, я уже почувствовал, что валюсь с ног; видя это, миссис Дигвид предложила мне осушить стаканчик горячего поссета с ромом и улечься спать. Поудобнее устраиваясь на лежанке, я услышал, что мистер Дигвид и Джоуи намерены отправиться на какую-то работу. Мне показалось, что час для этого слишком поздний, однако долго раздумывать над этим не пришлось: очень скоро я погрузился в глубокий сон.

Хотя задремал я почти сразу, но спал плохо и пробудился очень рано, разбитый и в лихорадке. Слабость помешала мне подняться на ноги; увидев, как я бледен, миссис Дигвид — в доме была она одна и готовилась идти на работу — настояла на том, чтобы я не вставал с постели. Невзирая на мои протесты, она послала соседку к хозяевам, у которой нанялась прачкой, с извинениями, а сама осталась за мной ухаживать. Надо полагать, ей стало ясно — а возиться с больными ей пришлось немало, — что мне очень плохо; последнее, что мне помнится отчетливо, ее суетливые хлопоты, возня с горячим питьем и припарками.

Дальше помню одно: меня томит нестерпимый жар и тут же бросает в ледяной холод, меня преследуют горячечные видения и мучает дикая жажда. Стоило мне очнуться, поблизости неизменно оказывалась добрая миссис Дигвид, которая умело и терпеливо меня нянчила. Сам я, наверное, не вполне отдавал себе в этом отчет, но в предшествующие недели, полные всяческих лишений, силы мои иссякли, и теперь, когда опасность миновала, мой организм надломился. (Как я узнал позднее, ко мне приглашали врача из ближайшей лондонской больницы, который прописал лекарства, по цене Дигвидам явно недоступные, отчего мое убеждение в том, что они получают деньги со стороны, только укрепилось.) Поначалу я лежал в нижней комнате, где было теплее, но на третий день, когда лихорадка уменьшилась и кризис миновал, мистер Дигвид отнес меня наверх и уложил на соломенный матрас — и теперь я спал на полу по соседству с Джоуи. В последние недели я большую часть дня спал, и силы ко мне понемногу возвращались.

Когда же мне стало лучше, на день меня спускали вниз, и я часами просиживал в кресле у кухонного очага. Стоило мне начать обращать внимание на происходившее вокруг, как меня поразил шум в окрестных домах: там день и ночь напролет лаяли собаки, раздавались пьяные возгласы, слышались яростные споры. Такое соседство показалось мне куда хуже, чем Орчард-стрит; позднее я узнал, что и в самом деле эта часть Лондона считалась чуть ли не самой скверной — шутники именовали ее Кухней Джека Кетча. Флауэр-энд-Дин-стрит пользовалась особенно дурной славой; большие старые дома на ней, приходившие в полное запустение, служили притонами для воров — или кого почище. Поскольку домик Дигвидов находился на Диез-Корт и ютился на задах садовых участков этих больших домов, уличная жизнь отстояла от него довольно далеко. Скоро я заметил, что Дигвиды намеренно сторонились соседей, хотя, конечно же, знакомые миссис Дигвид кумушки забегали к ней то за чашкой сахара, то просто немного посидеть, а к Джоуи заглядывали мальчишки. (Визитеры взирали на меня с любопытством, но кто я такой — никому не сообщалось.) Кроме того, мистер Дигвид ежедневно отправлялся в паб — нередко в сопровождении супруги, и, боюсь сознаться в излишней наблюдательности, но оба частенько возвращались домой навеселе.