Мы принялись за закуски, принесенные хозяином, и отужинали за приятной живой беседой. Мы уже «воздали должное» мясным пирогам, как выразился Генри, и собирались «оценить» пудинг, когда в дубовую дверь постучали.

Генри вскочил с места, чтобы впустить новоприбывшего, и последний вошел в комнату, осматриваясь по сторонам с еле заметной насмешливо-снисходительной улыбкой. Я встал, и он протянул мне бледную надушенную руку с усеянными перстнями пальцами. Хотя мистеру Памплину еще не перевалило за тридцать, он уже успел обзавестись двойным подбородком. У него были черные блестящие глаза, и он имел неприятную привычку надолго задерживать на вас ленивый взгляд, с таким видом, словно находит зрелище крайне скучным, но не желает тратить силы на поиски предмета поинтереснее. Мистер Памплин был в обычной для священников шляпе с загнутыми с боков полями и в великолепном рединготе, который он снял (вручив вместе со шляпой и лайковыми перчатками Генри, точно лакею), чтобы предстать перед нами в прекрасном фраке, тонкой шелковой рубашке, узорчатом жилете и белых панталонах.

— Так вы и есть, — начал он, держа мою руку в своей бледной и довольно влажной руке, — тот самый молодой человек, который… — Тут он осекся и повернулся к Генри, отпустив мою руку. — Впрочем, я не настолько посвящен в курс дела, чтобы толком продолжить фразу; я понял лишь, что дело чрезвычайно важное. Все это очень таинственно, Беллринджер. Сочтете ли вы нужным оставить меня в неведении?

— Сочту, Памплин. Но, на мой взгляд, у вас нет оснований для недовольства. Вы священник, а значит, привыкли иметь дело с тайнами. Вам придется поверить мне на слово, что я не вправе рассказать вам ничего больше. Но вы наверняка прежде принимали на веру гораздо невероятнейшие вещи, иначе не стали бы духовным лицом.

— Вы отъявленный безбожник, Беллринджер, и попадете в ад, можете не сомневаться, — любезно ответствовал священник.

— Придержите язык, Памплин, иначе вы не сумеете сыграть свою роль в сегодняшнем мероприятии, в коем вам надлежит выступить гарантом нашей благонадежности. Хотя правду сказать, с таким же успехом один нищий может ручаться за другого.

— Ваша благонадежность! Если вы ожидаете от меня лжесвидетельства, вам придется выставить выдержанное вино девятого года, которое вы мне обещали.

Мы сели за стол, и Генри налил всем портвейна.

— Нам скоро выходить, — предупредил он.

— В такую мерзкую погоду на улицу совсем не тянет, и вы не заставите меня спуститься по вашей дурацкой узкой лестнице, покуда я не подкреплюсь немного.

На мой вкус портвейн был слишком густым и сладким, но два джентльмена (особенно мистер Памплин) выпили довольно много, хотя вино не оказало на них заметного действия.

— Да, пока не забыл, — сказал священник. — Сэр Томас оправился от болезни. Я встретился с ним у Крокфордов вчера вечером, и он передал сообщение для вас.

— Только не сейчас. — Генри нахмурился и посмотрел на меня.

— Боже милостивый! Я не хотел задеть ничьи чувства.

— Упоминать имя сего джентльмена уже значит оскорблять чувства присутствующих.

— Послушайте, Беллринджер, — любезно сказал Памплин, — вы же не ожидаете, что я позволю вам бесчестить имя моего покровителя.

Разговор перешел на другие темы, и в ходе беседы мистер Памплин время от времени переводил на меня свои глаза с тяжелыми полуопущенными веками и подолгу смотрел задумчивым немигающим взглядом.

Сейчас вам надобно еще раз вернуться назад, в старое конторское здание возле полуразрушенной пристани. Мистер Клоудир находится в своем личном кабинете, вместе со своим старшим клерком, и явно пребывает в приподнятом расположении духа. Он потирает руки, а потом внезапно хихикает и делает несколько танцевальных па. Мистер Валльями с любопытством наблюдает за ним, словно задаваясь вопросом, чем же так доволен старый джентльмен.

— Что за человек приходил сюда, пока я ужинал, мистер Клоудир? Я с ним столкнулся в дверях, когда возвращался.

— Не ваша забота! — весело восклицает старый джентльмен.

— Я подумал, он приходил по делу, — иначе не стал бы спрашивать.

— По личному делу, — отвечает хозяин, уже не столь любезно. — Ничего важного.

— Неужели? Однако в такой скверный туманный вечер никому не захочется без нужды выходить из дома.

— Вы вдруг стали чертовски любопытны! — выкрикивает старый джентльмен, а потом внезапно меняет тон: — Садитесь, пожалуйста. Мне нужно сообщить вам одну вещь. Мой старый друг. — Он на мгновение умолкает, а затем продолжает: — Сколько уже лет вы на меня работаете?

— С юности, мистер Клоудир, более тридцати лет.

— И вы когда-нибудь сомневались в том, что желаю вам только добра?

Мистер Валльями внимательно смотрит на него и отвечает:

— Последние несколько лет — нет. Нисколько не сомневался, сэр.

— Хорошо, — говорит старый джентльмен, глядя на клерка с долей нерешительности. — Вы помните «Пимлико-энд-Вестминстер-Лэнд-Компани»?

Мистер Валльями кивает.

— Номинальным владельцем которой я вас сделал. Видите, насколько я всегда доверял вам. В общем, дело в том… понимаете ли… неудачные спекуляции компании… то есть…

— Вы хотите сказать, мистер Клоудир, что меня могут арестовать за долги и привлечь к ответу за потери, понесенные вами на денежном рынке?

— Ну, зачем представлять все в таком уж мрачном свете? — с негодованием восклицает старый джентльмен. — Дело в том, что в самом худшем случае… подчеркиваю, в самом худшем… ну… вам придется месяцок-другой посидеть во Флите.

— А если я откажусь нести наказание за вас?

— Откажетесь? — выкрикивает старый джентльмен, моментально забыв о всякой любезности. — В таком случае, у меня на руках ваши долговые расписки, и я могу засадить вас в тюрьму на гораздо дольший срок! — Потом он овладевает собой и говорит сладким голосом: — Но я знаю, что вы не откажетесь. Ибо если вы согласитесь сделать это для меня, я в высшей степени щедро позабочусь о вашей семье, покуда вы содержитесь под стражей.

— Уверен, я могу рассчитывать на вашу щедрость, — говорит старший клерк таким многозначительным тоном, что старый джентльмен весь передергивается.

В следующий миг в парадную дверь громко стучат.

Через несколько секунд бледный от страха мальчик-посыльный без стука заглядывает в кабинет и докладывает:

— Констебли шерифа, мистер Клоудир, сэр. Оставив своего хозяина сидеть с открытым ртом, мистер Валльями проворно встает, выходит в приемную и говорит:

— Добрый вечер, джентльмены. Полагаю, вам нужен я.

— Вы весьма любезны, сэр, — говорит шериф. — Жаль, что не все наши клиенты равно учтивы.

Пока мистер Клоудир стоит в дверях своего кабинета, мистер Валльями безропотно сдается блюстителям закона, а затем уходит в сопровождении оных с таким спокойным видом и напоследок смотрит на своего благодетеля таким странным взглядом, что старый джентльмен бледнеет от удивления и тревоги.

Незадолго до десяти Генри встал и сказал:

— Пора двигаться, иначе мы опоздаем.

Он подошел к окну, поднял штору и объявил.

— Не видать ни зги. Все затянуто туманом.

— А нельзя ли отложить дело до утра? — спросил мистер Памплин.

— Ни в коем случае, — твердо ответил Генри.

— Но в наемном экипаже придется ехать не один час, даже если нам удастся найти возницу, который отважится раскатывать по городу в таком тумане.

— Совершенно верно, — сказал Генри. — Поэтому мы доберемся быстрее и с большей степенью вероятности, коли пойдем пешком.

— Что? — воскликнул мистер Памплин. — Да вы с ума сошли! Мне совершенно не хочется топать на своих двоих в такую даль в такую ночь.

— Тем не менее придется. Я знаю дорогу и нашел бы нужную улицу даже с завязанными глазами.

— Ох, ладно! — недовольно проворчал священник и подлил еще вина в свой бокал, который осушил залпом, поднимаясь на ноги.